Васёк Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева

Русаков. Все равно не поможешь этим, только себя подведешь.

Мазин. Что?.. Ты, Петька, трус! Ты только за себя боишься, товарища тебе не жалко. Трубачева в газете протащили, его фамилию теперь вся школа читать будет, а ты… Эх, жизнь! И чего я только дружу с тобой!

Русаков. Я не трус, Мазин… Я только одного боюсь: я обещал, и мама за меня перед отцом поручилась… И если она узнает, что я опять что-то сделал, она не будет больше со мной, она уйдет.

Мазин. Птичья голова у тебя, Петька! И вообще ты только о себе думаешь… Не уйдет! А уйдет, так уйдет!

Русаков. А ты хочешь, чтобы твоя мать ушла от тебя, Мазин?

Мазин. При чем тут это?

Русаков. А при том, что ты ничего не понимаешь в моей жизни, а я… один… И ты лучше ничего не говори, если так…

Мазин. Как так?

Русаков молчит.

Ну ладно, я пошутил... Сейчас придумаю что-нибудь.

Русаков. Не надо… Это не такое, чтоб придумывать. Этого ты не можешь… и не надо…

Мазин. «Не можешь»! Я все могу.

Русаков. Нет… не надо… я сам. (Уходит за занавес слева.)

Мазин (смотрит ему вслед). Эх, жизнь… (Стоит в нерешительности у дома Трубачева.)

Пауза. Справа выходит Трубачев. Он идет медленно.

(Бросается ему навстречу.) Трубачев!

Трубачев отшатывается, хочет войти в дом.

Вот оно что… Трубачев!

Трубачев молчит.

У меня к тебе дело есть… Ты на все это не обращай внимания. Ну поссорился, ну подрался — велика важность!

Трубачев молчит.

Из каждой мухи слона делать, так это и жить нельзя!

Трубачев. Я и не делаю слона!

Мазин. Я не про тебя, я про Булгакова. Что это он нюни распустил? От одного слова скис…

Трубачев (резко). Он не скис! И нюни не распускал! Это не твое дело! (Хочет пройти.)

Мазин (про себя). Вот что… (Трубачеву.) Постой. Я к тебе как товарищ пришел. Ты об этой заметке не думай. Я тебя выручу, понятно? (Ласково.) Ты брось, не обращай внимания… Иди спать ложись как ни в чем не бывало… Ну, иди. (Обнимает Васька за плечи и тихонько подводит к дому.) Придешь — и ложись. Накройся с головой и не думай. Я тебя выручу… (Дергает звонок.)

Трубачев. Подожди, Мазин! Я ничего не боюсь… я… (Стучит кулаком в дверь.)

Мазин. Ну, бояться еще!.. Мы… им докажем…

Дверь открывается, Трубачев исчезает за дверью.

Мазин некоторое время стоит молча, затем медленно отходит, напевая про себя, потом, заломив на затылок шапку, поет громко: «Человек проходит как хозяин…»

Занавес

Шестая картина

Раннее утро. Четвертый класс «Б». Висит новая стенгазета. Крадучись входит Русаков.

Русаков. Никого еще нет… Хорошо… (На цыпочках подходит к стенгазете.) Ну и бессовестные! Вот бессовестные! Написали бы «один мальчик», а то полную фамилию напечатали… Ну ладно же! Не будет по-вашему… (Оглядывается, вынимает из кармана химический карандаш, плюет на ладонь и старательно замазывает везде фамилию Трубачева.) Раз Трубачев… два Трубачев… три… Где еще? (Отходит) Все! Вот Мазин обрадуется! Ай да Петька!

За дверью слышны голоса. Русаков прячется в конце класса за партами.

Степанова и Зорина (за дверью). Мы сегодня дежурные. (Входят.)

Степанова (с грустью). Вон газета наша висит…

Зорина. И смотреть на нее не хочется, так обидно делается. Старались, старались, первыми были — и вдруг драка…

Степанова (подходит к газете и всматривается в нее). Лида! Лида Зорина! Кто-то фамилию Трубачева замазал!

Зорина. Как замазал? (Подбегает к подруге.) Ой… и правда… Кто же это?

Степанова. Чернильным карандашом…

Входят Белкин, Медведев, Глушкова. Последним идет Одинцов. Ребята останавливаются у газеты.

Белкин. Ух, фамилия замазана!

Медведев. Это специально замазали!

Белкин. Жирно замазали!

Зорина. Одну фамилию только!

Глушкова. Эх, и попадет за это!

Белкин. Одинцов, видел? Пропала твоя статья!

Медведев. Не нужно было писать ее!

Русаков незаметно вылезает из своего угла и смешивается с ребятами.

Зорина. Неужели это кто-нибудь из нашего класса?

Степанова. Да когда же это? Мы первые пришли! Наверное, еще вчера вечером. Одинцов, как это случилось?

Одинцов (пожимает пленами). Не знаю… Белкин переписывал, и вы сами наклеивали. Не знаю…

Белкин. Вчера все было в порядке.

Входит Синицына, читает стенгазету.

Синицына. Ой, девочки! Когда же это он сделал?

Одинцов (резко). Кто «он»? Ты знаешь? Держи язык за зубами.

Синицына. Фу, что это мне держать язык за зубами! Это ты бы не расписывался в своей заметке! А то (дразнит): «Трубачев — мой товарищ, Трубачев — мой друг», а потом сам же на своего дружка написал! А теперь еще хуже будет, вот увидите!

Одинцов. Не твое дело! Уходи отсюда!

Синицына. И пойду! Скоро звонок. Мое дело маленькое… Кто замазал, тот и отвечать будет. Ему хуже всех придется. Не хотела б я быть на его месте!

Степанова. А я не хотела бы быть на твоем месте, Синицына. Ни за что, ни за что не хотела бы я быть на твоем месте!

Синицына. Скажите пожалуйста! Почему это?

Степанова. Потому что ты в классе как чужая!

Синицына. Чу-жая? А ты — своя?

Глушкова. Она своя! Она наша, и потому ей всех жалко! А тебе никого не жалко!

Синицына. А кого мне жалеть теперь? Вам надо было жалеть. А теперь вон довели… фамилию замазал!

Зорина. На кого ты думаешь? Говори прямо.

Синицына. На кого думаю — это мое дело. (Садится за парту.)

Медведев. Я знаю, про кого она говорит. Ладно, Митя скорей нас разберется. А я прямо скажу: довели человека до зла. Одинцов не имел права…

Белкин. Нет, имел!

Медведев. Если дружишь, так не подводи товарища, вот что!

Белкин. Одинцов — звеньевой, да еще редактор!

Медведев. А Трубачев — председатель совета отряда!

Глушкова. Ну и пропал он теперь…

Зорина. Лучше прямо спросить его, чем за глаза обвинять.

Степанова. Конечно, лучше прямо спросить… Только я не верю, что это он сделал.

Зорина. Трубачев никогда не солжет! Он скажет сам!

Во время спора к газете подходит Мазин. Он близко рассматривает статью, недоуменно чешет затылок и с досадой говорит: «Эх, жизнь!»

Русаков (жестами пытается отозвать Мазина в сторону). Мазин! Иди сюда!

Мазин. Подожди, не до тебя мне… Трубачев пришел?

Русаков. Нет еще… Мазин, мне надо тебе что-то сказать…

Мазин. Подожди, Петька… Эх, жизнь!.. (Про себя) Я же сказал ему, что выручу, а он сгоряча давай фамилию черкать. Что же теперь делать?

Русаков стоит молча. Входит Булгаков. Читает газету.

Одинцов (окруженный товарищами). А если товарищ мой человека убьет, я тоже молчать должен?

Мазин (берет Одинцова за локоть). Ты это ладно, потом объяснять будешь. А сейчас давай-ка… сними статью. Пусть Белкин заново перепишет.

Одинцов. Ты что, еще хуже хочешь сделать? Все обманом? А пионерская честь у тебя где?

Мазин. Эх ты, пионер! Пионер — это товарищ, а ты кто?

Булгаков (быстро подходит к Одинцову). Коля! Коля Одинцов! Иди сюда!

Булгаков и Одинцов отходят в сторону. Мазин садится на свою парту и о чем-то напряженно думает.

Ты думаешь, это он сделал?

Одинцов молча кивает головой.

Что же будет, Коля? Ведь это совсем уж плохо… Наверно, на сборе вопрос поставят.

Одинцов. Я не знаю, что делать, Саша, он, верно, со зла, что ли. Надо с Митей поговорить.

Булгаков. И Сергей Николаевич узнает… вся школа узнает… Это нельзя скрыть. Я с Трубачевым в ссоре, но это ничего не значит. Мы должны защищать его, Одинцов. Я скажу, что он хороший председатель, что ребята любят его. А ты, Коля?

Одинцов. Я тоже, конечно. Надо просить, чтобы ему только предупреждение сделали в случае чего, понимаешь?