Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество - Сергий (Четвериков)

Еще при митрополите Петре Могиле в первой половине 17 века воспитанники коллегии сочиняли и исполняли в лицах драматические представления, изображавшие библейские события. В составлении таких духовных пьес немало потрудился и св. Димитрий, будущий митрополит ростовский. Местом представления обычно служила академическая зала, а иногда открытая поляна в какой-нибудь роще, куда во время так называемых "рекреаций", бывавших раза три в году, отправлялись вместе и учащие и учащиеся.

С особенной торжественностью справлялись в академии некоторые праздники и знаменательные дни. Так в вербную субботу все воспитанники академии вместе с начальством собирались перед вечерней в ограду Софийского собора. Получив благословение митрополита, они с пением стихиры "Днесь благодать Святого Духа нас собра", с вербами в руках направлялись в Подол, где в великой церкви братского монастыря, отправляема была вечерня и говорилось поучение. В большие академические праздники воспитанники стояли за богослужением со свечами в руках, участвуя в большом херувимском выходе. В крестных ходах при погребальных процессиях воспитанники шли по классам, причем на фланге каждого класса шел знаменоносец, в руках которого был значок на древке с изображением Спасителя и Божией Матери в звездах.

В заключение этого краткого очерка академической жизни опишем внешний вид тогдашнего студента академии. Верхнюю одежду студента составляла "кирея", род шинели без капюшона, с откидными рукавами, простиравшаяся до пят. Летом она бывала у богатых из шелковой материи, а у бедных из китайки, а зимою из сукна и по краям обшивалась красным или желтым шнурком в узорах. В зимнюю пору под кирею надевали овчинный кожух, подпоясываемый шелковым или шерстяным кушаком, а в летнюю короткий кафтан из какой-нибудь материи до верха застегиваемый металлическими пуговицами. Штаны у щеголей были красные или голубые, чрезвычайной ширины. Шапка делалась из смушек с каким-нибудь цветным верхом. Сапоги бывали тоже разных цветов: щеголи носили красные или желтые с отворотами, на высоких каблуках, со звенящими подковами.

Таковы были те киевские братские училища, куда привезла Петра Величковского его мать к началу 1735-36 учебного года. Это была школа единственная не только во всей Украине, но и во всей России, не уступавшая по высоте образования лучшим заграничным школам и вместе с тем школа народная, строго православная, истинный народный и православный университет, предмет утешения и гордости украинского народа.

Понятно, что вступить в такую школу было, заветною мечтою и счастьем каждого даровитого и любознательного малороссийского юноши того времени.

Глава 3. Жизнь Петра Величковского в Киевской академии. Возрастающее влечение к монашеству. Неудачная попытка поступить в Китаевский скит. Объяснение с префектом академии. Последнее свидание с матерью. Бегство от мира

Однако ни учебные занятия, ни академические празднества, ни веселая товарищеская жизнь привлекли к себе сердце молодого Величковского. Его сердцем всецело завладели благолепные храмы, святые обители, безмолвные пещеры, и уединенные беседы с друзьями о страннической жизни. В первые свои школьные года Величковский учился добросовестно и ежегодно переводился из класса в класс, но в глубине его души происходила особая внутренняя работа, особые решения созревали в ней. В ней крепло молитвенное общение с Богом, утверждалась мысль о полном посвящении себя Богу, о совершенном отречении от мира. Уже в это время он установил для себя следующие три правила: 1) ближнего своего не осуждать, хотя бы собственными глазами видел его согрешающим, 2) ни к кому не иметь ненависти и 3) от всего сердца прощать обиды. Присмотревшись к своим товарищам, Петр нашел среди них друзей, разделявших его мысли. Они часто собирались вместе в каком-нибудь незаметном уголке и целые ночи до звона заутрени проводили в задушевных разговорах, собираясь вместе покинуть мир и сделаться странниками. Они давали друг другу клятву не постригаться и не жить в богатых монастырях, где невозможно подражать нищете Христовой, и жить во всякой тесноте и злострадании. Лучше, говорили они друг другу, оставаться в миру, нежели, отрекшись для вида от мирских благ, проводить в монастыре жизнь беззаботную и широкую — на соблазн мирянам, на поругание монашеского чина и на вечное осуждение своих душ в день суда Божьего. "Здесь же в монастыре нашелся и первый духовный наставник Петра — благочестивый иеросхимонах Пахомий, много лет проведший в странствовании и пустыне. Петр любил слушать его рассказы о его странствованиях, о трудностях отшельнической жизни и вместе с тем об удобствах пустынножительства для безмолвного, молитвенного пребывания с Богом.

Пахомий снабжал Петра книгами духовного содержания, от чтения которых еще более укреплялось в нем молитвенное монашеское настроение.

Летом с 15 июля по 15 сентября, Петр приезжал в родную Полтаву, продолжал жить и здесь своею особенною духовною жизнью. Уже в это время он усвоил себе привычку делать выписки наиболее замечательных мест из читаемых книг.

Когда наступила третья зима пребывания Величковского в академии, усердие его к школьным занятиям стало все более и более ослабевать, а желание монашества превозмогать. Особое событие еще более повлияло на него в этом направлении. В один день из школы исчезли два его друга. Раздумывая о том, куда они могли уйти, Петр решил, что они ушли в монастырь и находятся, по всей вероятности, в Китаевском скиту Киево-Печерской лавры. Он решил отыскать их. Выбрав удобное время, он потихоньку от начальства отправился в Китаевский скит. Его друзья действительно оказались там. Они очень обрадовались ему, накормили его и после вечерней службы вместе с ним и с другими послушниками, занялись чтением книги святого Ефрема Сирина. После продолжительного чтения они простились друг с другом, оставив Петра ночевать в трапезной. На следующий день после литургии Величковский был приглашен начальником скита разделить с братией общую трапезу. Царившее в трапезе благоговейное молчание, внимательное слушание установленного чтения произвели на Петра глубокое впечатление: ему казалось, что он сидит среди ангелов Божиих, находится не на земле, а на небе. После трапезы друзья Петра снова долго беседовали с ним и уговаривали его остаться с ними в обители. Он и сам готов был сделать это, но боялся матери, которая, как он хорошо знал, ни за что не согласится на поступление его в монастырь и возьмет его оттуда силою. На третий день, простившись со своими друзьями, Петр возвратился в город. Трехдневное пребывание в скиту среди своих бывших школьных товарищей еще более укрепило Петра в намерении отречься от мира. Когда наступило лето 1738 года, он не поехал домой, а остался в Киеве с целью посещать Киевские святыни и искать удобного случая осуществить свое желание. В это время он жил на По- доле, около церкви Святителя Николая Доброго, у одной старой вдовы, которая любила его и заботилась о нем, как о родном сыне. Пользуясь каникулярною свободой Величковский усердно посещал все церковные службы. Любил он бывать в Софийском соборе и молиться у мощей Святителя Макария, часто бывал в Михайловском монастыре у Святой великомученицы Варвары. Но самым любимым местом Петра была Киево-Печерская Лавра. Туда он ходил чаще всего по воскресеньям и праздничным дням слушать раннюю и позднюю литургию. Иногда он приходил и по вечерам и вместе со странниками ночевал в ближних пещерах, около церкви, или оставался на ночь в самой Лавре около колокольни до самого звона церковного. Стоя в церкви и видя вокруг себя множество иноков, он, по его собственным словам, умилялся и радовался, как бы видя перед собою самих печерских угодников, и прославлял Бога за то, что Он удостоил его быть в таком Святом месте. По окончании службы в Великой Церкви, он ходил с богомольцами по пещерам и наслаждался царившим там безмолвием и тишиною, как невозможно и представить на верху земли. Его сердце горело желанием навсегда остаться на этом святом месте, но, вспоминая свою мать, он сознавал, что не в Киеве предстоит ему исполнить свое желание. Так незаметно проходило лето и Петру захотелось еще раз побывать в Китаеве. Ему вспоминались бледные, изможденные лица тамошних иноков и необыкновенная красота пения, так как в Китаеве не только ирмосы и стихиры, но и "Господи помилуй" и "Подай Господи" и "Аминь" пели с таким сладостным умилением и тихостью, что и самое жесткое и упорное сердце, как казалось ему, должно было смягчиться и облиться слезами умиления от этих напевов. Самое местоположение Китаева, его скромная, деревянная, крестообразная церковь во имя великого пустынножителя Преподобного Сергия Радонежского, украшенная изображениями Преподобных Отцов Великороссийских, глубокая тишина и безмолвие места — все невольно располагало к молитве и умиротворяло душу. У Петра явилась радостная надежда, что, может быть, на этот раз ему удастся поступить сюда, а мать умилосердится и разрешит ему там остаться. И вот он вторично переступает порог святой обители. Войдя в ограду, он с трепетом и радостью увидел прежде всего самого начальника скита, стоявшего около церкви; Петр подошел к нему и поклонившись ему до земли, просил благословения навсегда остаться в обители. Начальник повел его в свою келью. Здесь Петр еще раз поклонился ему и смиренно стал у двери. Начальник пригласил его сесть около себя. Петр, по его словам, ужаснулся от того предложения и, поклонившись еще раз, остался на своем месте; начальник во второй и в третий раз приказывал Петру садиться, но тот только кланялся и не двигался с места. Тогда начальник сказал: "Ты просишь принять тебя в нашу обитель. Но я вижу, что в тебе нет даже и следа монашеского смирения, послушания и отсечения своей воли. Я три раза приказывал тебе сесть около меня, и ты не послушал, а должен был по первому моему слову исполнить мое приказание. Как же ты, не имея послушания, осмеливаешься просить меня принять тебя в обитель? Кто не имеет послушания, тот недостоин монашеского образа. Заметив, что его слова сильно расстроили Величковского, начальник заговорил более мягко: "Чадо мое, любезное! знай, что я подверг тебя испытанию для того, чтобы ты до конца дней своих не забывал, что начало и корень, и основание истинного монашества заключается в послушании и отсечении своей воли. И все желающие оставить мир, и все, что в мире, должны оставить и свою волю и рассуждение, и во всем повиноваться по Богу своему наставнику. Не смущайся же испытанием, которому я подверг тебя и не малодушествуй, так как ты не из упрямства не послушал меня. А потому Бог да простит тебя, чадо, и я грешный прощаю!" После этого начальник стал расспрашивать Петра, откуда он родом, чей он сын и не препятствуют ли ему родные поступить в монастырь. Когда Петр чистосердечно рассказал ему все свои обстоятельства начальник сказал: "Чадо мое, хотя ты и просишь принять тебя в нашу обитель, но я по рассказу твоему не могу этого сделать, чтобы не вышло неприятностей и нам и тебе, так как твоя мать, узнав о твоем местопребывании, легко может взять тебя отсюда при содействии начальства. Не скорби, но возложи всю свою надежду на Бога. Поверь мне, что всемогущий Бог не оставит тебя и поможет тебе исполнить твое желание".