Генрих Гейне. Его жизнь и литературная деятельность - Петр Вейнберг

Мы останавливаемся на этих эпизодах в жизни Гейне, конечно, не ради их, так сказать, житейского значения, ибо такового они отнюдь не имеют, и если впоследствии поэт неоднократно обращался к ним мыслью, то все это было не что иное, как только чисто поэтическое воспоминание. В этом именно, и только в этом, заключается их важность; тем именно и дороги они биографу, что он видит в них первые стимулы для творчества поэта, ибо, как заметил уже Байрон (тоже полюбивший, когда ему было 8 лет) – «для того, чтобы человек сделался поэтом, нужно, чтобы он или влюбился, или жил в бедствии». То же было и с Гейне: рано начав влюбляться, он очень рано стал и писать стихи, о достоинстве которых, однако, мы судить не можем, так как ни одно из первых произведений не дошло до нас. Но не одна любовь вызывала эти поэтические излияния. Несомненно, что в данном случае сыграли важную роль и местные условия того края, где прошли первые детские годы Гейне, эти цветущие берега Рейна, эта, по его словам, «прелестная страна, полная любви и солнечного света», в которой при этом совмещается много такого, что без труда может действовать на развитие поэтических задатков, особенно в романтическом направлении. Сидя ребенком на берегах этой «голубой реки, в зеркале которой отражаются гористые берега со своими развалинами замков, лесами и древними городами», будущий поэт слушал рассказы какой-то «прекрасной Иоганны», которая знала «самые прелестные сказки». «…И когда она, – читаем мы в „Путевых картинах“, – указывала белою рукою через окошко на горы, где происходило все, о чем она рассказывала, то со мной самим совершалось что-то волшебное: старые рыцари явственно вставали из развалин замков и били друг друга в железную броню; Лорелея снова стояла на вершине горы и пела свою милую, губительную песню; Рейн шумел так умно-успокоительно и в то же время обдавая такою чудною дрожью…»

На Рейне. Акватинта Г.-И. Шютца. Начало 19 в.

Скала Лорелеи на Рейне. Гравюра по рисунку Дильмана. 1830.

Подготовленный, таким образом, внутренне, поставленный в такую обстановку во внешнем отношении, Генрих Гейне оставил лицейскую скамью и вступил в жизнь.

Глава II. Университет и первые литературные опыты

Переезд во Франкфурт. – Будущего поэта отправляют в банкир жую контору и бакалейный склад. – Гейне – глава комиссионерской конторы в Гамбурге. – Ликвидация фирмы. – Любовь 16-летнего юноши к Амалии как первая ступень его поэтического развития. – Кутежи и оргии. – Гейне поступает в Боннский университет. – Отношение к нему профессоров. – Влияние Шлегеля. – Первые песни и начало «Альманзора». – Перемещение в Геттинген. – Саркастическое отношение Гейне к Геттингенскому университету. – Переезд в Берлин.

Вступил он в жизнь очень рано, всего пятнадцатилетним мальчиком, и она сразу представилась ему с очень непривлекательных сторон, дававших обильную пищу тому сатирическому и пессимистическому воззрению на людей, которое глубоко лежало уже в самой натуре его. В 1815 году отец повез своего Гарри во Франкфурт, чтобы там, в центре всех коммерческих предприятий, сделок и комбинаций, посвятить его торговле. Мы видели выше, как мать нашего поэта в разгаре господства Наполеона мечтала для своего Генриха о военной карьере с «самыми золотыми эполетами» и как с падением Наполеона рушились эти планы, заменившись мечтами о превращении неудавшегося будущего полководца в «денежную державу». Но для этого нужна было подготовка, нужно было пройти как теоретический, так и практический курс – эту-то цель и имело отправление будущего поэта во Франкфурт, где, немедленно по прибытии, мы видим его служащим в конторе банкира Риндкопфа, за изучением вексельного дела, и потом – стоящим за прилавком в бакалейном складе одного из крупных торговцев для освоения тайн этого рода операций.

Все это продолжалось, однако, только два месяца – больше поэт не мог выдержать; но и из них далеко не все время посвящал своенравный и строптивый юноша занятиям, на которые обрекала его родительская воля. Очень часто убегал он из своей конторы, из своего бакалейного склада, и целые дни ходил по городу, знакомясь с жизнью Франкфурта, с ее отличительными явлениями и раздражаясь все больше и больше. С одной стороны, жестоко оскорбляя его поэтическое чувство, перед ним раскрывался во всем блеске торгашеский дух франкфуртцев, для которых все, не связанное с денежными интересами и спекуляциями, не имело ровно никакого значения или имело значение чисто отрицательное; с другой стороны, страдало его социальное и гуманное чувство при виде позорного гнета, под которым жили в то время его единоверцы.

Положение евреев во Франкфурте, естественно, представлялось ему с этих двух точек зрения возмутительным. Если, с одной стороны, он видел все недостатки своих единоверцев, если с этих пор уже стал клеймить в них то, на что впоследствии с особенною силою и язвительностью обрушивалась его сатира (например, торгашество, мелкую изворотливость, нетерпимо-враждебное отношение ко всякой другой религии, всякой другой национальности и т. п.), то, с другой стороны, на каждом шагу видел он доказательства того, что относительно их христианами попирались самые элементарные права – как человеческие, так и юридические. Еврейское происхождение Гейне было для него, как замечает Штродтман, «неиссякаемым источником любви и ненависти, смотря по тому, что имел он в виду: героическое мученичество и двадцативековую историю страшных страданий или ту упорную ограниченность, с которою его соплеменники-израильтяне твердо держались устарелых форм и сопротивлялись успехам цивилизации».

И вот в одно прекрасное утро наш приказчик бакалейного склада «сбежал» – и очутился в доме своих родителей. Но мать далеко еще не отреклась от мысли увидеть своего Гарри «великою денежною державой»; вот почему очень скоро после бегства его из Франкфурта мы находим его в той же торговой сфере – в Гамбурге. Там в эту пору занимал видное место в банкирском мире его дядя, Соломон Гейне, несколько времени спустя – миллионер, один из самых крупных финансовых деятелей. Генриху Гейне приходилось, как увидим, еще несколько раз в жизни иметь контакты – почти исключительно материального свойства – с этим дядей, и притом контакты, часто оканчивавшиеся не совсем приятно для племянника, хотя во многих случаях и не без вины со стороны этого последнего. Но если о значительной части своих родственников наш поэт почти всю свою жизнь не мог говорить без желчи и злобы, если некоторых из них он прямо называл главными виновниками своей гибели, то к Соломону Гейне, несмотря на происходившие между ними разногласия, он всегда относился с симпатией и уважением, даже любовью, за многие его выдающиеся свойства, между которыми поэт находил и родственные с его собственными.