Ничего не изменить - Ян Кельт

– Витя, это они чего… – дозорный замер с канатом в руках, безотрывно смотря на птиц.

– Слепые… – у штурмана побежали мурашки по коже, когда он увидел, что чайки смотрели на них белыми, ослеплёнными глазами. Птицы целой стаей увидели сверхяркую вспышку ядерных ударов, и теперь были обречены на неминуемую голодную смерть.

– Давай быстрее, – сказал Смутьянов и завел двигатель.

Глава четвертая. Берег в огне

Ветер колыхал флажок на носу катера. Море было спокойным, а вот небо темнело и наливалось чем-то свинцовым, ядовитым, тяжелым. Стелился легкий утренний туман. Потрескивание дозиметра внушало некоторое спокойствие. Начинался путь – к спасению или гибели. Путь в неизвестность.

Они уже достаточно далеко отплыли, когда Симонов тронул шкипера за плечо.

– Витя, ты… ничего странного на берегу не замечал, когда отплывали?

Смутьянов застыл каменной глыбой, он словно прирос к штурвалу и, не отрываясь, смотрел в сторону берега. Казалось, он не только не слышал вопрос товарища, но и ничего не чувствовал. Он видел. Видел собственными глазами и отказывался им верить. На краешке покинутого острова, накрывшись старым мешком, стояла фигура и грустно махала им вслед рукой. Всего мгновение, Смутьянов увидел это краешком глаза, а потом ничего не стало. Это психоз, галлюцинация, просто они устали.

Берег был совсем близко – за два часа они преодолели всё расстояние, запасов топлива хватало с избытком, но когда-нибудь закончатся и они, тогда придется бросить катер. Виктор остановился в километре от пристани 106 ДМРК ВМФ СССР – это Лиепая, Латвия. Он схватил бинокль и стал жадно вглядываться в полоску берега.

Берег был поражен – не ударной или световой волной. В городе пылал огонь, но не так сильно, как берег южнее. Видимо, базу сочли недостаточно опасной, поэтому удара не было. Кругом виднелись следы разрушений: катера разворочены взрывами, везде валяются вещи, техника, и даже оружие, пострадали береговые постройки. И ни одного человека.

– Так, слушай мою команду: надеваем защиту, противогазы, проверяем фильтры, помогаем друг другу загерметизироваться, берём дозиметр, вещмешки оборачиваем в пластик. На берегу идём быстро, защиту не снимаем, делаем всё быстро, ищем уцелевших или пункт эвакуации, предоставляем документы ответственным лицам и убираемся отсюда к чертовой матери. Если нет… – шкипер вздохнул. – Забираем всё ценное, грузим на катер и идём на север вдоль берега по морю.

– Понял, а что забираем-то? – Симонов потрогал свой тонкий нос.

– Я тут был пару раз, так что просто иди за мной, говорить мы не сможем. Берем запакованные продукты, воду в бутылках/баках внутри помещений, аптечки и любые медикаменты, оружие, если найдём – дизель. Не знаю, всё, что может быть полезно, и не отравлено радиацией. Нужно быть предельно осторожными в зданиях, видал? – передав бинокль товарищу, Виктор стал доставать химзащиту.

– Вот это дела! Это их изнутри так разворотило? – дозорный присвистнул.

– Видать, когда все бежали, это дурни боекомплект оставили, не успели разрядить, вот оно и рвануло, – шкипер начал одеваться.

Они оделись, тяжело дыша в противогазах, защитили вещи. Симонов спрятал паспорт в передний карман робы как-то уважительно и по-особенному, словно билет на ковчег. «Может оно так и есть… хоть бы оно так и было», – подумал Смутьянов и встал за штурвал. Симонов включил радиостанцию и следил за дозиметром.

Берег надвигался на них мертвым куском земли, совершенно без признаков жизни. Лишь огонь весело плясал свою безумную деструктивную пляску на останках человеческой мощи. Моряки пришвартовались прямо на стенку, выкинули кранцы и спрыгнули на берег. Действовать надо быстро – Смутьянов махнул рукой. Дозиметр выдавал неопасные значения, но долго здесь находиться было нельзя – уже на подходе они заметили тонкий слой желтовато-серой пыли на земле. Они шагали осторожно, стараясь не поднимать клубы пыли. Поднявшись на стену, увидели то, что не было видно с моря.

Всюду, по всему пирсу, были тела. Растерзанные, разорванные, целые, словно уснувшие – вокруг лежали моряки. Ужасное зрелище перехватило дух, и шкипер с дозорным согнулись, будто под невидимым ударом. Они лежали вокруг, видимо, пытались бежать в сторону от корабля – многие из них просто не достигли ворот КПП, чтобы выбраться на свободу. Бедные, несчастные люди, закончившие свои дни на берегу Балтийского моря, они лежали вповалку, залитые запекшейся кровью.

– Итя!…Итя, ета изумие акое-то! – Симонов закричал, схватившись за голову в противогазе. – Итя! Ета што тагое?!

– Исец ето… – стекла противогаза запотели, по лицу шкипера текли слезы.

Дозорный покачнулся и хотел сесть на землю, но Смутьянов его подхватил и тряхнул.

– Нзя! Аставить! Едем! Идём! – он с силой толкнул Симонова в сторону от ворот, к другому выходу, где стенка выходила на конфетный завод.

Они шли, покачиваясь, в шоке от увиденного, в сторону складов и лодочной станции. Как такое могло произойти? Наверное, большинство просто струхнуло, увидев взрывы, и, забыв про инструкции, рванули вон с кораблей. Давка, взрывы, быстрая смерть. «Упокой их, Господи…»

Они прошли через здание конфетного завода. Цеха были пусты, люди бросили рабочие места, спустились в убежище или направились на эвакуацию. Везде валялись мешки с сахаром, банки сгущёнки, перевернутые коробки конфет. Конвейер замер. Шкипер бегло осмотрел всё, подметил, где кабинет начальника производства и они двинули дальше, к выходу в город.

Радиационный фон неуклонно спадал, как и предвещал Смутьянов, но время шло и костюм с противогазом давали всё меньше защиты, а дозиметр показывал отклонения от нормы. Двое моряков двинулись по улице маленького городка – стоило найти местное отделение милиции, возможно, там есть какие-то указания для эвакуирующихся. Город выглядел запустевшим и разрушенным. Люди либо оставались в своих домах, либо бросали все и уезжали из города. На улицах никого не было, кроме горящих домов и случайного мусора. Очевидно, что пожары были исключительно бытового характера – взрыв газа, спровоцированный брошенным утюгом или обогревателем, мог разворотить половину многоквартирного дома. Да мало ли что, даже повреждение проводки могло за неделю вызвать пожар и разрушить дома дотла.

Двое моряков шагали по брусчатке латвийского городка, шурша костюмами химзащиты и полиэтиленом на вещмешках, тяжело дыша через фильтры противогазов. Смутьянов шел позади дозорного с дозиметром, соображая, где точно он видел полицейский участок. Пройдя триста метров, они увидели здание из красного кирпича с синей надписью. «Ну, слава Богу, хоть нашли быстро».

Пыль поблескивала в потоке света из карманного фонарика шкипера – внутри было тихо. Он осторожно шел, высвечивая раскрытые двери кабинетов, ища глазами хоть одну зацепку, почему город был оставлен, и в каком направлении двинулись выжившие. В темноте свет фонаря выхватил фигуру милиционера.

– У свала огу! – Симонов радостно подбежал к сотруднику милиции, спящему за столом, положив голову в фуражке на журнал. – Амы уш дували нэд ниго…

Как только дозорный тронул милиционера за плечо, тот опасно накренился со стула и Симонов сразу его подхватил, облокотив на стол. Смутьянов подошел, открыл веко молодого человека.

– Ертв, Сав, – шкипер по-отечески погладил усопшего по коротко стриженной голове. У парня было странное выражение лица, будто он уснул и видит хороший сон, улыбается. Обессилев от дороги и пережитого, Смутьянов рухнул на стоящий рядом стул, стянул противогаз – внутри здания радиационной пыли не было, дверь и окна отделения были закрыты. Рядом, прямо на пол сел Симонов, стянул маску, кинул её на колени и горько заплакал, спрятав старческое лицо в ладонях.

– Это была хорошая смерть, Слав. Тихая, спокойная, он даже и не понял наверняка, что происходит.

Но Симонов всё не мог успокоиться, и Виктор понял, почему – все повторялось. Ситуация на маяке, когда их, двух старых дураков смерть пощадила, а молодой парень отправился на тот свет. Несправедливо. Горько. Неизбежно.

Виктор глубоко вздохнул и, осторожно подняв голову милиционера, взял журнал. Десять дней назад в городе было всё спокойно: поймали пару щипачей в тролейбусе, помогли семье с ребенком угомонить соседей алкоголиков. Записи про начавшийся апокалипсис не было, была запись о начале беспорядков и фраза в конце: «Точки эвакуации не назначено». Оказалось, связь с Ригой перервалась, даже соседняя Клайпеда молчала – очевидно, связь вырубило сразу после взрывов, милицейская рация также отказала. О погибших не было указано, а особенно странным казалось то, что этот дежурный остался на месте и просто исполнял свою работу. Он был на службе. На ней и остался.