Змеиное гнездо - Томас Гиффорд

Состояние экономики работало против него. Людей в стесненном положении мучили страхи, а порой и уныние. Они досадовали и сердились. Они ощущали себя слабыми, покинутыми, практически бессильными перед паровым катком истории. И Боб Хэзлитт имел возможность объявить свою воинственную программу с одной стороны консервативной, а с другой – нацеленной на истинное благосостояние, какое он создал в городке Хартленд в штате Айова, где ни мужчины, ни женщины не оставались без работы, где дети были умны, здоровы и неизменно вежливы – следовательно, либеральной и выгодной всем. Эту политическую головоломку предстояло решать Чарли.

В докладе Конгрессу Боннер пытался внушить людям надежду, что они могут восстать и возвратить себе страну. Поверили они ему? Или им было все равно? Не слишком ли все это абстрактно? Не слишком ли далеко от обыденной жизни? Он не создавал новых рабочих мест. Он попытался призвать к оружию. Указать общего врага, против которого можно сражаться. Но достаточно ли этого? Что ж, оставалось утешаться тем, что сказать это было более необходимо, чем все прочее, что он мог сказать. И в этом вопросе он был в самом деле властен… В некотором смысле попал в больное место. Начало положено.

Мультимиллиардер из Айовы, магнат средств коммуникации вообразил, будто знает, что нужно народу. Естественно, учитывая его разросшееся эго, он пожелал стать президентом. Боб Хэзлитт. Летучий Боб с коллекцией старых военных самолетов. Летучий Боб в размотавшемся белом шелковом шарфе, в летном шлеме и кожаной куртке, точь-в-точь один из тех легендарных воздушных почтальонов двадцатых-тридцатых годов. Точь-в-точь дерзкий и героический разъездной агитатор. Хренов великий Уолдо Пеппер.

А в последние четыре месяца технологии, применения которых Боннер ожидал от республиканцев, обрушили на действующего президента товарищи по партии – демократы. Это уже не кошмар. «Больше напоминает Апокалипсис, – мрачно подумал он. – Смерть, Мор и Глад – названия фирм, поддерживающих неуклонное возвышение Боба Хэзлитта. А его избивают насмерть дубиной с надписью „Мексиканская война“ – как на той карикатуре, что давеча появилась в „Пост“. Боннер продает Америку в рабство – вот что они говорят».

Да еще в Мексике разразился новый скандал среди высших правительственных чиновников, за ним последовала череда убийств, и Хэзлитт выжал из них все возможное. Целый месяц Чарли даже не думал о республиканцах и их верном кандидате Прайсе Куорлсе, бывшем вице-президенте при Шермане Тейлоре, которого ссадил Боннер. За его головой охотились свои, демократы. Они откусывали куски от его ланча всю зиму и весну – и продолжили летом.

Агент секретной службы, выполняющий работу ночного стюарда, подошел к кабинету и мягко постучал в дверь. Президент поднял усталый взгляд и улыбнулся.

– Сегодня здесь наверху малость одиноко, – сказал он.

– Хотите еще коктейль, мистер президент? Или сэндвич?

– Нет, думаю, не надо. Этот стакан я допью до последней капли. А вот пара таблеточек «Адвилл» не помешает.

– Сегодня очень спокойная ночь, сэр.

Президент взглянул на молодого человека, свежего и наглаженного до хруста. Он знал своих служащих поименно, но никогда не обращал внимания, что Билл родом из Айовы. Теперь он заметил название штата на его именном бедже.

– Айова, – повторил он. – Айова последнее время не идет у меня из головы.

– Да, сэр, могу себе представить… Я помню, как вы приезжали туда в свою первую кампанию.

– Дважды.

– Да, сэр: на партийное собрание и потом во время большой предвыборной кампании. Мои старики оба раза вас видели.

– Тогда Боб Хэзлитт поддерживал меня! Кажется, это было целую вечность назад. Вы из какой части Айовы, Билл?

– Помните «Поле мечты», сэр?

– Я плакал каждый раз, как смотрел его.

– Ну вот, это в Дайерсвилле. Недалеко от Сентс-Реста – самого большого города в округе. А я из маленького городка между ними двумя. Эпуорт. Папа работал школьным инспектором в Западном Сенте.

– Никогда не забуду того места в фильме: «Это рай? Нет, это Айова». – Президент откинулся назад и почувствовал, что расслабляется. – Я выступал с речью в Дайерсвилле, на бейсбольном поле. На краю поля стояли ребята, наряженные в старую бейсбольную форму… Да, есть что вспомнить. – Он отхлебнул мартини. – Айова – невероятно красивое место, Билл. Ты должен гордиться, что ты «соколиный глаз».2

– Я и горжусь, сэр. Ничего более похожего на Царствие Небесное я не видал.

– Ну, надо бы навестить твоих стариков, когда буду выступать там осенью. Я не шучу. Напомни мне. Приятно будет с ними познакомиться.

– Благодарю вас, сэр. Они будут в восторге.

– Ну что, Билл, не принесешь ли мне парочку «Адвилл»?

– Да, сэр, сейчас.

Опять Айова. Поле мечты… Летучий Боб Хэзлитт.

Какой бес подсказал Бобу Хэзлитту соваться в президенты? В конце концов, Говард Хьюз никогда в президенты не рвался. А вот Боб подхватил этот вирус. Теперь он нисходит с небес на одном из своих самолетиков времен Второй мировой, вроде Р-51 «Мустанг», разрисованном под тигриную пасть, и сообщает толпе в аэропорту, что его посетило видение – видение новой Америки, которая никогда ничего не будет бояться, никогда больше не подчинится чужому приказу, которая наплюет на проклятую ООН, – Америки, которая использует свою власть, чтобы создать лучший мир во всем мире… Но прежде всего для американцев. Простонародье проглатывает такое не жуя, а Боб Хэзлитт, в расчете на их любовь к подобному бреду, не скупится на обещания.

Очевидно, Хэзлитт признавал «балканизацию Америки», как характеризовал это сам президент. Чуть ли не каждая группировка по интересам в последнее десятилетие дружно действовала так, чтобы уничтожить саму идею разумного компромисса, или цивилизованной взвешенной дискуссии, или идею выбора большего блага. Теперь верх взяли истинно верующие. Мое дело, мои запросы, мои нужды – других дел, запросов, нужд больше не существует. Всех прочих – к черту. Великий Я должен стать первым и размахивать кулаками. Торжествующее варварство.

Боб Хэзлитт, гордость штата Высокой Кукурузы, сплотил вокруг себя тех демократов, которые боялись, что Америка становится слабой и нерешительной, позволяет остальному миру помыкать собой. Он собрал всех бедняг, тоскующих по прежним временам, когда семья была семьей, когда неписаный договор между компанией и работником что-то значил. А теперь им требовался общий противник: в походе Боннера против разведслужб, в его отказе применить силу для решения мексиканского вопроса они видели угрозу жизненным интересам нации. И они – миллионами – приходили к выводу, что Боб Хэзлитт – и никто другой – высказывает их мысли. Они поверили, что Боб был бы своим за их кухонным столом. Если у них еще остались кухонные столы.

Чарли Боннер представления не имел, что на самом деле говорит этот человек. Просто визг помех, разносящихся по всей стране. Беда в том, что смысл его слов явно лежал много глубже буквального значения. Люди, которые к нему прислушивались, как видно, читали между строк.

Но что они там находили?

В дверь тихонько постучали, и она открылась.

– Мистер президент? Чарли?

Это пришел Боб Макдермотт, глава администрации.

– Да, Мак… Меня занесло на миллион миль отсюда. Чем могу помочь?

– Чарли, мы только что получили несколько кадров и текст. Богом клянусь, это ужас… дьявольское землетрясение в Мексике. – Макдермотт держал в руках блестящие листки фотобумаги и страницу текста.

Президент взял листки и попытался разобраться в них, а Мак тем временем продолжал:

– Черт возьми, больше семи баллов, если судить по первым видам, которые нам передали. Чарли, волна распространялась от разлома Тихуана…

– Боже мой! – вырвалось у президента. – Это значит – американцы! Среди американцев есть жертвы? Ты это хочешь сказать?

– Есть, пока немного. – Мак первым прошел в рабочее помещение, где выплевывал страницу за страницей лазерный принтер. – Двенадцать погибших на нашей стороне границы. Но, черт его побери, на мексиканской стороне насчитали полторы тысячи, и это еще не все. Толчок захватил крупный гарнизон правительственных войск, взорвался склад боеприпасов. Освободители занимают селения, там грабежи, вырезают поддерживающих правительство штатских… Чарли, это серьезно. По их оценкам от землетрясения погибло три-четыре тысячи человек и бог знает сколько еще убито при грабежах и в боях.

– Знаешь, Мак, у меня такое чувство, что мне надо вернуться туда и повторить мирные предложения…

Макдермотт отчаянно затряс головой.

– Только через мой труп! Вы достаточно рисковали – если вернетесь, служба безопасности ошалеет, это раз, а во-вторых, и так все говорят, что вы опасно рискуете потерей престижа…