Внук Бояна - Розанов Сергей Константинович

— О-о, если б я мог!

— А ты верь! Соколенок и в шутку верит, что будет летать к солнцу.

— Было бы так!.. И если случится... и я когда-нибудь стану князем, меч мой не поднимется на русича! — Ярослав приложил? руки к груди, глянул на верха иконостаса, перекрестился и сказал вдохновенно: — Клянусь, не дам в обиду свой народ!

— Как бы и я хотел идти вместе с тобой!— Юрко смотрел прямо в глаза Ярослава, и тот кивнул:

— Мы и пойдем... Мы же теперь как братья! Будем помогать, друг другу. Отдадим жизнь за крепкую дружбу на Руси.

—А хватит ли сил?

— Не знаю, — тихо и задумчиво ответил Ярослав.— Может быть, и нет. Но думу нашу подхватят братья. Я сам буду с ними говорить. Главное — биться за Русь!

— Так давай поклянемся перед лицом Иисуса не отступать от нашей великой думы! Ты будешь великим князем! Ты укрепишь- Русь, как это сотворил твой далекий прадед Ярослав Мудрый... Верь: ты это сможешь! Ты — тоже Ярослав!..

— Хочу верить! На этом целую меч!— волнуясь, ответил Ярослав Глебович, выхватил меч из ножны и поцеловал блестящую сталь.

Юрко приложился к своему мечу у самого лезвия и сказал:

— И я рядом с тобой, всюду. У меня в голове уже звенят победные песни...

Так они поклялись на своих мечах и верили, что так и случится: русские князья как услышат их мудрые речи, так все и пойдут за ними, плечом к плечу, сердце к сердцу.

Путь в северную Русь

И вот учение кончено. Юрко вместе со свитой епископа Черниговского Порфирия едет дремучими лесами большой Киевской дорогой по резанской земле. Едет к Ярославу Глебовичу. Едет в глубокой думе: тот ли еще княжич — обиженная добрая душа или возле братьев-князей уже нахватался такого, что и не сговоришь?..

Епископ Порфирий в монашеской черной рясе, в черном иноческом шлеме с белым крестом сонно покачивается в седле. Лишь серебряный крест на груди отличал его от простых чернецов свиты — владычных мечников. Ехал Порфирий уже в который раз мирить Резанского князя Романа Глебовича с его меньшими братьями-князьями Пронскими и дядей их Всеволодом Юрьевичем, великим князем Владимирским.

Князь Роман домогается полной покорности от младших Пронских князей. Но они тоже хотят жить своим умом. И молодые князья поступают правильно: новое, только что рожденное княжество Пронское стоит лицом к лицу с половецкими оравами, защищает землю Русскую от набегов поганых и справедливо требует не только от братьев, но и от всех соседей — князей русских — помощи. А князь Роман поднимает меч на меньших братьев: хочет владычествовать! Он коварен, как старый лис...

За долгий конный путь Порфирий все порассказал Юрко. Юноша слушал епископа и хмурился: что князь Роман, как тать ночной, всех обижает?! Страстно хотелось спеть Роману такую песню, чтобы краска стыда не сходила с его лица до самой смерти, — пусть стыдом умывается!

— Сколь велика наша Русь! Ныне двадцатый день едем из Чернигова. То — степи, то — леса без края. На таком ли приволье да в ладу не жить?! — прикрывая глаза, прогудел Порфирий. — И сколь красна земля Русская! А великому великое и воздается. И я верю: сядет у нас на великокняжеском престоле новый Ярослав Мудрый, соберет в громаду русский народ, и возлюбят его и степные, и лесные русичи.

— Но такие мудрецы редко рождаются, — отозвался Юрко.

— Ой ли! Ты забыл Владимира Мономаха! Святослава Игоревича, Вещего Олега! — Порфирий умолк, раздумывая. Снова глянул на спутника. — А в народе нашем им несть числа. И я найду среди князей молодых будущего старателя Руси! Кто знает, может, мы ходим около, да не видим сокола... Скажи не таясь: каков княжич Ярослав? Ты учился с ним, побратался, сотому и спрашиваю.

И припомнилась тут Юрко их клятва с Ярославом, она всегда словно звенела в душе, вспоминал и свои раздумья о княжиче, и так ему захотелось, чтобы мечты сбылись, что он горячо заговорил:

— Он лучше всех князей! Он храбр, смел и силен. Ты бы видел» отче, как его меч разит врага — подобно молнии. И он мудр, как старец, он учился лучше всех нас. Он любит Русь!

—Он лют к врагам...

Юрко, смущаясь и краснея, рассказал об их юношеской клятве, она шла от чистого сердца. А епископ слушал его, чуть покачивая головой: «Как у молодцев все просто, все прекрасно...» Но все же похвалил:

—Добре, сын мой, ты радуешь Меня! Признаюсь, и я видел эту силу в его глазах. Да, молодость чиста и могуча.

Дорога поворачивала на север, огибая непроходимые болота. По бокам стояли древние дубы, их широкие ветви с густой листвой, как крыши, висели над головой всадников. Здесь все зелено и даже воздух кажется зеленоватым. Пахнет прелью и грибами. Над болотом носятся стаи птиц, их встревоженный гомон заглушает речь Порфирия.

— В молодости — могущество... Вспомни, юноша, молодость христианства: какой силой духа владели люди! Их жгли на кострах, травили дикими зверями. Но они стояли на своем, ибо молодость сильна новизной, лишь великое и новое порождает в людях невиданную силу духа. И они правы: Христова вера несет величие и чистоту мысли, сияние дум...

— Но язычники говорят, что раздор идет от новой веры: она пришла и разделила русичей, — Юрко снова попытался защититься и вдруг увидел, как епископ будто оторопел.

— Не так ли и ты мыслишь? — воскликнул он и засверлил Юрко жгучими черными глазами, будто пробиваясь в потаенное.

— Нет! На бой с половцами идут одинаково ретиво и христианин и язычник. А вот князья с половецкими ханами и якшаются и роднятся.

—Ну, то бог рассудит! — опять воскликнул епископ. У князей жизнь бранная: им нужен хитростный разум, отвага, мужество. Но они все против язычества!.. И тебя направляли в учении на лучшие, праведные пути борьбы с язычеством. И не зря бог дал тебе великий дар… Ты можешь словом покорять душу человеческую...

Конный поезд выехал из леса. Завиднелись зеленые клочки полей, засеянных хлебами. Но ни хат, ни дыма не заметно, прячутся люди в лесных чащобах: там безопаснее. Лишь далеко впереди клубится пыль. Юрко разглядел из-под ладони: наперерез идет на рысях неведомый отряд вершников. Чернецы, епископа выехали вперед, приготовились для боя... Но напрасно: скоро уже можно было разобрать, что едут русские воины, трепещет над ними на копье княжеский голубой знак, и щиты алые горят на солнце, как кровь.

Когда конники подъехали ближе, Юрко узнал передового витязя — кудрявого, ловко сидящего в седле юношу в голубой атласной рубахе, бархатных синих шароварах и собольей шапочке. Красные сафьяновые сапожки носками вдеты в блестящие стремена. Из колчана выглядывает лук, на костяной накладке сверкает золотая тамга князей Рюриковичей.

— Едет Ярослав Глебович! — обрадованно сказал Юрко епископу. — Добрая встреча! Твое сердце, святой отче, ищет его.

— Легок на помине, хорошее знамение! — улыбаясь, воскликнул Порфирий. Влажные глаза его заблестели. Он выехал навстречу, благословляя приближающегося Ярослава. — Княже, мой дорогой, будь здрав и славен во языцех! громко приветствовал он.

Ярослав остановил коня и, скинув пушистую шапку с зеленым бархатным верхом, приветливо поздоровался. Кинул взгляд на Юрко, крикнул обрадованно:

— Юрко Боянов! Как соскучился я, друг мой, и нужен ты.— Он оглянулся на свою свиту и, соскакивая е буланого коня, скомандовал:— Делаем привал! Ставь шатер! Воздадим должное такой счастливой встрече… А ну, живей подгоните воза!

В голосе его чувствовалась властность. Несколько всадников кинулись к лесу, откуда показались подводы, окруженные вершниками.

— А у нас ныне охота удачна! — вскидывая голову, воскликнул Ярослав, и Юрка впервые заметил в его словах что-то хвастливое. — Кабаны попались, олени. Сохатого загнали. Мы уже с утра на охоте. И все следили за вами. Сначала думали: не вражья ли ватажка разведкой идет?

Оказалось, половецкие ватаги все наглее пробивались вглубь молодого Пронского княжества. Земли были еще не обжитые, и селения находились неведомые. Вот братья-князья и поручили меньшому дознать, кто где живет, да и вести догляд за половецкими путями.