Ты нужен… - Ксения Булатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я встала рядом с ними. Младший заботливо предложил зонтик и мне. Я взяла его в одну руку, а другой обняла своих мальчишек. Они прижались ко мне так крепко, будто боялись сейчас потерять еще и меня. Младший зарылся в складках моего насквозь промокшего пальто. Я чувствовала, как вздрагивали его плечи. Скорее всего, от холода. Старший просто стоял рядом. Я не стала ему ничего говорить. Моя рука дрожала у него на плече. Я чувствовала свою вину, что не смогла уберечь своих детей от такого горя.
Взглянув на своего младшего, я поняла, что не имею права опускать руки. Не имею права замыкаться в своем несчастье. Только сейчас до моего сознания дошло, что я теперь единственная, кто в ответе за них. И как бы мне не хотелось убежать от этой ответственности, в этом мире у них больше нет никого, кроме меня.
— Мам, — проговорил сквозь слезы младший.
— Что, мой хороший? — мой голос дрожал.
— Папа ведь смотрит. Он не хочет, чтобы ты плакала — он с такой надеждой смотрел на меня. И опустилась на колени, чтобы мои глаза были на уровне с сыном. По щеке снова скатилась слеза. Я взглянула на старшего. Он молча смотрел перед собой. Я обняла младшего и сказала тихо, но чтобы старший сын тоже услышал.
— Я знаю. Я вас люблю до бесконечности Вселенной.
— А мы тебя еще дальше, — тихо ответил старший, посмотрев на меня.
И в этот момент серые зонты куда-то исчезли. Исчез серый дождь. Ушли серые люди. На кладбище виднелся только маленький красный зонтик рядом со свежей могилой. Под этим зонтиком непонятно как уместилось три человека. И пробивающийся сквозь серую дождливую пелену маленький лучик солнца скользнул по макушке красного зонта, блеснув в небольших капельках дождя.
Глава 7
15 сентября 2021 года.
В кабинете наступила тишина. Юлия закончила свой рассказ. Или мне так показалось. Я поднял на нее глаза. На ее лице не отражалось никаких эмоций. Она была спокойна. Черт, подумал я, к этому спокойствию мы приходим с пациентами только через несколько сеансов. Но взглянув в ее глаза, я понял, что нам далеко еще до конечного результата. Ее глаза выражали все: тоску, беспросветное горе, счастье. Они блестели. Блестели так, как сверкает вечернее море в отражении луны.
— Наверное, мне уже пора, — робко сказала Юлия. — Я вас задерживаю. Уже поздно. — Она начала вставать с кресла. Бледное ее лицо осветилось ярче от света фонаря.
— Не стоит об этом волноваться, — заспешил я с ответом, чтобы ее остановить. — Сегодня я могу задержаться на работе.
Что-то подсказывало мне, что прийти сюда для Юлии очень нелегкий шаг. Если она решилась, то это действительно важно. И еще мне пришла в голову совсем абсурдная мысль. Если Юлия сейчас уйдет, то она уже никогда больше не вернется. Мне нужно было остановить ее. Нужно было помочь ей. И это уже не профессиональный интерес. Юлия смогла задеть что-то глубоко внутри меня. Я никогда не подпускаю пациентов слишком близко. Всегда нужно разграничивать работу и собственные чувства. Но здесь был особый случай. Я не понимал, что именно меня задело. И хотел разобраться в этом как можно скорее.
Юлия опять присела на краешек кресла. Оно снова чуть тихо скрипнуло. Но я заметил в ней чуть больше уверенности. Она начала раскрываться. Или мне опять так показалось? В руке она все так же продолжала держать стакан. Воды в нем нисколько не убавилось. Она неловко поправила волосы, убрала падающую на лицо прядку волос за ухо. В этом простом движении сквозило невероятное количество отчаяния.
— Хорошо ли иметь воспоминания? — неожиданно спросила Юлия. Она обращается сейчас ко мне?
— Наверное. Смотря какие, — неуверенно ответил я.
— Любые воспоминания. О плохом, о хорошем, о счастье, о горе.
— Люди стараются все плохое забыть.
— К сожалению, это так. Они приносят много боли душе.
— Почему вы об этом спросили? — задал я Юлии вопрос. Она немного помолчала.
— Я не могу отпустить свои воспоминания. Не могу забыть ничего.
— Память постепенно стирает все плохое. Со временем вы забудете, — смело ответил я. К счастью, это случается в большинстве случаев.
— А сколько времени на это потребуется? — с надеждой спросила Юлия.
— Ну, это зависит от человека. Кому-то требуется год, кому-то два…
— А кому-то целая жизнь, — закончила она за меня фразу. — Только, к сожалению, это не работает. Я помню все. И особенно остро самые болезненные моменты моя память никак не хочет стирать. Наверное, потому что они бесконечно яркие… И их нельзя забывать. Даже то, что принесло невероятную боль. Воспоминания — это наша жизнь.
Тишина опять блуждала по комнате. Заглянула в окно, пошепталась со светом фонаря, взглянула на Юлию. Я почувствовал, что тишина словно дарила покой душе Юлии. Это безмолвие не становилось тягостным. Наоборот, она давала чувствам безмятежность, уют.
За окном почти совсем стемнело. Но луна еще не показывалась. В кабинете свет я так и не зажег. Мне нравилось наблюдать за лицом Юлии в отражении единственного фонаря. Пробиваясь сквозь окно, его лучи ласково скользили по ее глазам. От этого исходило такое невероятное тепло. Мне было комфортно сидеть с ней вот так. Надеюсь, что она тоже почувствовала себя лучше.