Вперед, сыны Эллады! - Борис Костин

Безбедному и мирному течению жизни в Бухаресте, казалось, не будет конца, если бы не одно обстоятельство: Валахия влекла Турцию словно лакомый кусок. Свои набеги турки осуществляли с особым постоянством и с неизменной жестокостью грабителей оставляли после себя выжженную пустыню. Изрядно доставалось и Бухаресту.

Но назло оголтелой силе Бухарест всякий раз возрождался из пепла, и наконец в Стамбуле смекнули, что Валахия, платящая постоянную дань, гораздо приемлемее, нежели отряды восставших гяуров, т. е. неверных, сотрясавших непокорностью устои Османской империи.

Правители Стамбула, не мудрствуя лукаво, не гнушались извечным правилом тиранов «Разделяй и властвуй», и княжеский престол в Валахии стал принадлежать грекам-фанариотам. Рабы правили рабами. Господарь, избранный султаном, получал титул «светлости».

Церемониал введения во власть происходил в Стамбуле. Султан восседал на небольшой софе и был безмолвен подобно сфинксу. Сам церемониал творил великий визир: «За твою верность и искреннюю привязанность даем тебе в управление княжество и вместе с тем надеемся на постоянную твою покорность». Новоиспеченный господарь, стоя на коленях, должен был молвить в ответ: «Клянусь моею головою употребить все силы на службе всемилостивейшего султана доколе Его величество не отвратит очи милосердия от ничтожного Его раба». А в миру, как, например, отец Александра, господари именовали себя так: «Мы, Константин Ипсиланти, воевода, Божию милостию князь страны Валахии… честным, верным моим боярам…»

Оставим за пределами нашего повествования анализ эпитетов, которые Константин Ипсиланти незаслуженно употребил в отношении вороватых и себялюбивых душевладельцев с флюгерным мышлением, однако заметим, что султанский режим даровал боярам некое подобие демократии, позволив точить лясы в молдавском и валашском диванах[20].

В Греции, которая находилась, как говорится, под боком у султана, человеческая жизнь не стоила и гроша. Перед всесильным и жестоким владыкой, его безмерными прихотями, всевидящим оком и карающей рукой кодзабасы[21], греческая знать, священники, торговцы, крестьяне были равны. В Валахии кровожадный режим вынужден был ослабить вожжи, и вовсе не по своей воле. По Кючук-Карнаджийскому миру Турции запрещалось иметь войска в Валахии, а Ясский мирный договор давал однозначно понять – Россия не станет терпеть на престоле господарей, нелояльных к стране-победительнице. У султана не единожды возникала мысль проучить неверных, а у преданных ему до мозга костей янычар чесались руки. Но мощь русского оружия сдерживала прыть воинов Аллаха, чего нельзя сказать о сборщиках дани. Наглость, бесцеремонность и прожорливость их стала притчей во языцех.

Власть наместников в Валахии была номинальной, но даже и в таком урезанном виде у султана она сидела словно кость в горле. Владыке ни к чему было слыть знатоком географии – он и без карты знал, что расстояние до его вотчины значительно превышает то, которое отделяет подвластную провинцию от границ России. Бессилен он был изменить и направление розы ветров. Она с особым постоянством указывала в сторону государства, не единожды преподносившего империи насилия и зла предметные уроки. Селим III, правивший в то время Турцией, окружил незримой паутиной недоверия и слежки дворец господаря Валахии Константина Ипсиланти.

В строительство собственной резиденции Куртя-Ноуэ («Новый дворец») отец Александра вложил, без преувеличения, всю душу. Со вступлением Константина на валашский престол столица государства буквально преобразилась на глазах. Гармония камня зачаровывала, поражала практичностью. Изменился не только облик Бухареста, но и подданных. Бояре стали подражать высокородному греку в одежде, в манерах, неприличной становилась безграмотность. Конечно, было бы наивно полагать, что в отношениях между повелителем и народом царила идиллия, но Константин, как мог, стремился смягчить гнет и с надеждой посматривал в сторону России.

Между тем в самой Российской империи за четыре с небольшим года на престоле сменилось три монарха. От Екатерины Великой атрибуты государственной власти перешли к ее сыну Павлу I, а после цареубийства 11 марта 1801 года верховная власть стала принадлежать Александру I. Новоиспеченный российский монарх при вступлении на престол недвусмысленно заявил, что во внешней политике будет «продолжать следовать заветам незабвенной бабки». С первых дней правления российский император осознал, насколько непредсказуемо батюшка вел внешние дела, хотя и не забывал о судьбах единоверцев. Александр Павлович исподволь готовил удар по Турции, но вынужден был действовать с чрезвычайной осторожностью и осмотрительностью. Такой же способ действий предписывался и генеральному консулу в Бухаресте А. А. Пини.

Престольные христианские праздники в столице Валахии проходили с большим размахом. В эти дни казалось, что весь город был окружен легкой дымкой ладана и погружен в мелодичные распевные молитвы. Многолюдье и блеск одеяний свиты валашского господаря создавали впечатление неудержимого солнечного потока. Затеряться в такой массе придворных было немудрено. Но соглядатаи султана зорко отслеживали каждого, кому Константин Ипсиланти оказывал чрезмерные знаки внимания. Увы, их ждало разочарование. Русский консул на всех торжествах находился на почтительном удалении от Ипсиланти и лишь изредка обменивался с ним незначительными фразами.

Но в стенах дворца, в уединении, беседы валашского господаря и русского консула длились иногда по несколько часов. Сведения, которые стекались к Константину Ипсиланти с Балкан и самого Константинополя, были настолько обстоятельны и важны, что немедленно отправлялись дипломатической почтой в Петербург.

Неудачный ход русско-турецкой кампании с бесперспективным для Валахии исходом со всей очевидностью дал понять Константину Ипсиланти шаткость его положения на престоле и неминуемые карательные меры, которые последуют с уходом русских войск из Бухареста. Помощь Валахии в обеспечении русских войск продовольствием и фуражом была огромной. Только в 1807 году, по самым скромным подсчетам, действующая армия получила 35 тысяч пудов сена.

Последовательности валашского господаря можно позавидовать. В Молдавии ему удалось сформировать и поставить под ружье земское войско.

Майор Пангало возглавил Еллиногреческий корпус, состоящий из добровольцев: греков, черногорцев, сербов. Для усиления корпуса был сформирован кавалерийский полк из валашских казаков. Главнокомандующие Дунайской армией, щедро поделившись вооружением для добровольческих формирований, увы, не спешили усилить их русскими офицерами и младшими командирами, что несомненно сказывалось на боеспособности. В конечном итоге эти пехотные и кавалерийские части, в формирование которых Константин Ипсиланти вложил немалые средства, выполняли охранные функции, а потом и вовсе прекратили свое существование.

Наместнику Аллаха на земле стало ясно, что господарь Валахии ведет двойную игру, а попросту говоря – изменник. Свою лепту в очернение князя Константина вложил и французский посланник Себастьяни. Ставленник Наполеона из кожи вон лез, чтобы пристегнуть Турцию к политике Франции. И надо отдать должное Себастьяни. Слащавыми посулами, подкупом ему удалось добиться расположения султана Селима, который одним росчерком пера поставил крест на правлении Константина Ипсиланти.

Но чтобы выманить греческого князя в Стамбул требовался веский предлог, который не вызвал бы у вассала подозрений. И он был найден.

Султан Селим сделал выбор очередной жены и приглашал валашского господаря вместе порадоваться его счастью. На тот случай, если Ипсиланти вздумает артачиться, янычарам приказано было скрутить изменника и доставить его перед грозные очи повелителя.

Пока посланцы султана, не щадя лошадей, мчались в Бухарест, в болезненном воображении Селима III возникали истязания, которым он намеревался подвергнуть Константина Ипсиланти и его близких. Однако султан и не подозревал, что и в его окружении имелись люди, преданность которых была изрядно поколеблена. Ипсиланти был далеко не прост и где подкупом, где посулами расположил к себе тех, от кого во многом зависела его безопасность. Надежные связи и на сей раз не дали осечки. Валашский господарь получил известие о грозящей беде за считанные часы до того, как она постучалась в двери дворца. Семейный совет был немногословен. Необходимо было бежать. Куда? Конечно в Россию! Только в ней семья могла обрести убежище.

Сборы были недолгими. Кромешная темнота стала тем спасительным покровом, который дал возможность беглецам оторваться от преследователей. Погоня шла по пятам, но не выдали верные люди, ненависть к туркам была сильнее страха.