Гараж на пустыре - Анатолий Селиванов

«Значит, ударить могла?» — допытывался Дудин. «Могла, на неё иногда находило. А вот убить — нет. И ограбить — тоже», — упорствовала Зинченко.

«Может, там был кто-то ещё», — думал Дудин, в который раз анализируя обстоятельства дела. Сейчас ему вспомнилось, что Головачев не исключал возможность наличия у Артюховой сообщника (или сообщницы). Иначе, развивал он эту идею, чем объяснить, что на лопате вообще не оказалось отпечатков пальцев? Кто-то их стёр? Вряд ли бы это сделала сама Артюхова, изрядно кругом наследившая. Дудин привык доверять интуиции Головачева, но тут что-то не вязалось. «Сообщник, который исчезает бесследно, вероломно подставляя её под удар. Он что — настолько уверен в ней, в её молчании? — рассуждал Дудин. — Нет, тут что-то не так».

— Тут что-то не так, — сказал он громко, стукнув себя кулаком по колену, и, поймав удивлённый взор стюардессы, разносившей на подносе минеральную и фруктовую воду, застенчиво улыбнулся.

Дудин не знал, что в это самое время Поздняков сидел возле койки Сергея Лаврикова, которому врачи наконец разрешили давать показания, и предъявлял ему точно такую же фотографию.

— Она, — сказал Лавриков глухо и зажмурился, как бы пытаясь избавиться от наваждения.

— Итак, вы ехали из аэропорта, где провожали друзей, а она проголосовала и попросила вас довезти её до города. Что дальше? — с подчёркнутой корректностью спросил Поздняков.

— Я вижу: симпатичная девчонка, отказать трудно было, понимаете? — Лавриков искательно посмотрел в лицо посетителя. Но оно было вежливо-непроницаемым. Сергей подавил жалобный вздох. — Ну, я и посадил. «Как зовут?» — спрашиваю. Она говорит: «Виолетта».

— Как, как? — живо переспросил Поздняков.

— Виолетта. А что?

— Так, продолжайте. — Поздняков сделал пометку в блокноте.

«Чего же продолжать, — уныло подумал Лавриков, — и без того всё ясно. Просто она мне напомнила Аську Вьюнову. Если бы знать, что так случится!» — От мысли о том, что предвкушаемая им приятная забава негаданно обернулась катастрофой, горло, точно арканом, захлестнуло жгучей обидой. Он шумно и часто задышал, стыдясь пустить слезу в присутствии этого подтянутого, холодноватого оперуполномоченного.

В палате они сегодня были одни. Поздняков обвёл скучающим взором пустые койки, тумбочки с газетами и книгами, перевёл взгляд на окно, по которому надоедливо барабанил студёный противный дождь. Глядя на бегущие по стеклу извилистые ручейки, он пытался представить, что за погода сейчас в Адлере, куда улетел Дудин. С каким бы удовольствием он рванул вместе с ним! А приходится, думал Поздняков, сидеть у постели этого бедолаги…

Уловив весьма далёкое от сантиментов настроение оперуполномоченного, Лавриков с придыханием заговорил опять:

— Я её в шутку спросил, как будем рассчитываться? А она: как, говорит, хотите… Ну, я и не устоял. Говорю, раз так, может, заедем ко мне в гараж, посидим? потолкуем. Я надеялся, что у меня в загашнике должно быть кое-что, а как приехали, оказалось, что нет. Я eй и говорю: сейчас, мол, на пять минут отлучусь в магазин, а ты пока посиди. Запер дверь, дурак, боялся, что передумает и уйдёт… — Лавриков грустно сморщился.

— Как вы думаете, почему она ударила Мальцева, — спросил Поздняков.

— Да не его она! — заволновался Лавриков, пытаясь приподняться. — Это она в меня метила… Обозналась в темноте. — Ему больно кольнуло в груди, и он, прикусив губу, осторожно вернул тело в прежнее положение. Когда боль стихла, он сказал робко: — Я вот вас о чём хочу просить. Можно, чтобы о моих показаниях жена не узнала. Жалею я её очень…

— Раньше надо было жалеть, Лавриков, — отрезал Поздняков.

2

В аэропорту Адлера Дудина встретил молодой стройный рыжеватый мужчина в щегольском твидовом пиджаке.

— Цурцумия, — протянул он руку. — Как долетели?

— Нормально. — Дудин, пожимая маленькую сильную ладонь, весело оглядел зеленеющие на горизонте горы. — А у вас благодать. — Он расстегнул ворот рубашки и подставил лицо тёплому ветерку.

— С погодой везёт пока. Приезжайте отдыхать.

— Приеду, — охотно пообещал Дудин, щурясь от избытка солнечного света. — Как там наши подопечные?

Цурцумия открыл дверцу милицейской машины.

— Одно время исчезли, а вчера объявились. Знаете где? — Он назвал небольшой курортный городок. — Поселились в гостинице. И паспорта предъявили. Все точно: Ломидзе и Артюхова. Тамошние товарищи предупреждены. — И, садясь рядом с Дудиным, предложил: — Заедем сначала к нам? Сообщение для вас поступило. Ваш Лавриков заговорил.

А через несколько часов они въезжали в живописное местечко, где разлапистые сосны близко подступали к самому морю. На тенистой площади их поджидали трое.

— Всё в порядке. Объект на пляже, — доложил начальник местного отделения милиции. В широченной розовой рубахе навыпуск и соломенной шляпе, он походил на традиционного курортника. — Будем брать сейчас, нет? Моя команда готова. — Его быстрые глазки-маслины оживлённо заблестели.

Стоявшие тут же двое поджарых, спортивного вида молодых людей скромно наклонили головы в знак полного единодушия с мнением руководства.

— Хочу предупредить: нами установлено, — при этих словах начальник отделения горделиво посмотрел на Цурцумия, — нами установлено, что Ломидзе имеет при себе оружие и может оказать сопротивление.

Дудин облизнул пересохшие губы.

— Тогда операция на пляже исключается. Слишком много народу.

— Лучше подождём, — сказал начальник. — Куда денутся? Скоро в ресторан поедут. Кушать надо. — Он издал ртом чмокающий звук, выказав при этом на пухлом лице высшую степень блаженства. Все понимающе заулыбались.

— Где его автомобиль? — спросил Дудин.

— Вон стоит, — один из молодых людей показал на примостившиеся возле могучего платана новенькие «Жигули» последней модели. — А справа авто — это наша.

— Виктор! — крикнул Цурцумия водителю белой «Волги», на которой они приехали, — заблокируй его! — И, поворотившись к Дудину: — Значит, договорились? Ломидзе мы берём на себя, а за вами — подружка.

Они шли медленно, разморённые жарким солнцем. Всё было решено, завтра утром они едут ещё дальше на юг, куда-то в глушь, где можно без тревог отсидеться. Гоги Ломидзе, довольный, обнимал девушку за плечи. В свободной руке он держал спортивную адидасовскую сумку, из которой завывал транзистор.

На автомобильной стоянке их ждал неприятный сюрприз. Какой-то разгильдяй так умудрился поставить свою «Волгу», что она полностью загородила выезд их машине. Чуть в стороне двое мужчин, по виду отдыхающие, увлечённо спорили.

Поодаль, на автобусной остановке, толстяк в про сторной розовой рубахе навыпуск обмахивал себя платочком.

Гоги возмущённо скрипнул зубами.

— Эй! Зачем так поставил? Чья машина?

Мужчины, оборвав на полуслове спор, обернулись.

— Мешает, да? — участливо спросил один из них с рыжей шевелюрой. — Извини, пожалуйста.

И оба заспешили к своей машине, как бы желая по скорее исправить ошибку. Но, проходя мимо Гоги, они неожиданно резко и цепко схватили его за руки и стиснули с боков.

— Э! Ты что?! С ума сошёл! — вскрикнул Гоги, роняя сумку и тщетно пытаясь вырваться. Ему что-то скзали по-грузински, он разом сник и позволил без промедления впихнуть себя в «Волгу».

Ещё не успев толком ничего осознать, Артюхова инстинктивно рванулась с места — бежать, бежать без оглядки! Но в ту же секунду кто-то мощно и властно сжал её руки.

— Артюхова? Вы задержаны.

Она пошатнулась, взвизгнула, глядя испуганно снизу в ставшее жёстким лицо Дудина. Он подтолкнул её к открытой дверце подрулившего «Москвича».

— Уголовный розыск. Советую не дурить.

— Пустите, мне больно! Я закричу! — Она ещё надеялась выкрутиться.

— Плохо кричишь. Кричи, как ишак, да? — благожелательно посоветовал, становясь рядом, толстяк в poзовой рубахе.

Артюхова всхлипнула и, сжавшись, забралась в машину.

«Все! Дело, кажется, сделано», — облегчённо подумал Дудин, взглянув на часы. С начала операции по задержанию прошло три минуты.

3

Но он ошибался. Дело только начиналось.

Из показаний гр-на Ломидзе Георгия Давидовича, 1960 года рождения.

«Я познакомился с Артюховои Т. М. в 1982 году, ког-да она отдыхала на море. Она мне нравилась, и я хотел на ней жениться. В четверг, 27 августа, она мне позвонила и сказала, что хочет ко мне приехать на месяц. Она прилетела в пятницу и жила у меня без прописки. На вопрос работников милиции, кто у меня живёт и знаю ли я Артюхову Тамару, я ответил, что живёт моя дальняя родственница из Ленинграда, а никакую Тамару я не знаю. Я так ответил потому, что меня задело вмешательство милиции в мою личную жизнь. Кроме того, Артюхова говорила, что её зовут Виолетой, и я её так всегда называл. После того, как я рассказал об этом разговоре Артюховой, она попросила меня увезти её куда-нибудь в другое место. На мой вопрос: почему ею интересуется милиция, она ответила, что в городе, где она живёт, один мужчина к ней сильно приставал, и она была вынуждена его ударить лопатой. Кто этот мужчина и серьёзно ли он пострадал, она не говорила. Изъятое у меня при обыске самодельное огнестрельное оружие типа „пистолет“ я изгототовил сам и имел при себе для самозащиты, так как Apтюхова сказала, что её ищут и хотят наказать дружки того мужчины, которого она ударила».