Пятиречие - Олег Ларин

Я всю войну прошел, ребята, аж с 22 июня, всякого навидался - и горького, и соленого. А тут вроде как мертвец оживает. Волосы у меня шишом заподымались, сердце екает. Страсть и ужасть! Не растерялся один Мишка Юкин, санитар бывший. "Бегом, - кричит, - ребята, а то доски разорвет!" Ну мы и дернули. Прибежали на кладбище, быстро-быстро зарыли гроб, приняли по два стакана и тут только маленько образумились... Женка Пупкова нам и говорит: "Бражка проклятая... она во всем виноватая. Он ведь ее, сатаноид, вместе с дрожжами ухайдакал..."

- А дрожжи, как известно, имеют обыкновение бродить и искать выход из замкнутого пространства, - снова вылез Аркашка со своей ученостью, испортив финал Егорычевой истории, которая, как и все его истории, должна была закончиться неизменным возгласом: "Вот она, какая штука-то!"

Вообще Аркашку не слишком жалуют в наших палестинах, но уважают - многие. Потому что, куда ни кинь, связал он нашу жизнь крепким узлом. За его лихой молодецкой внешностью, за наигранной бравадой всегда угадывался матерый ас торговли, который знает себе цену и просто так не станет откровенничать даже в узком кругу. У Аркашки все рассчитано и подсчитано - где, кому, когда и сколько, но есть в его натуре располагающая струнка, которая не позволяет считать его свиньей в золотом ошейнике и заметно выделяет из общей массы шаромыжников-дельцов с тусклыми полтинниками вместо глаз. Видимо, в силу своей безалаберности и абсолютной неприспособленности к его, Аркашкиным, делам мы с Егорычем вполне устраиваем его как собеседники, с которыми можно и языком почесать, позубоскалить, и раздавить пузырек-другой под обильную закусь, а завтра расстаться с легким чувством, что никто никому ничего не должен.

Всю жизнь он купался в капризных водах комсомольской номенклатуры, достиг вершины служебной лестницы, а объявили перестройку - и прыгнул в рынок без оглядки, как в холодную воду. Первые лет пять только о нем и слышали: в Козлах-2 и Потылицыне открыл продуктовые магазины... в Гробовщине выстроил склад цельнометаллической конструкции... по всему тракту до Костромы расставил игривые павильончики с горячительными напитками и волоокими наядами в витринах... в Курзеневе скинул упертого главу администрации и на его место поставил своего человечка. Оборотистый деляга оптовик и отменный оратор, накачавший глотку на молодежных ристалищах (у него раньше кличка была Красный Цицерон), Аркашка прочно оседлал наше "Лукоморье", повелевая укладом многослойной крестьянской жизни. Водку, например, продавал дешевле, чем другие коммерсанты, но при этом ставил непременное условие, чтобы покупатель брал не менее трех бутылок. (Что значит оптовик!) Нас с Егорычем это вполне устраивало, а вот другие мужики, победнее, глухо роптали, обещая пустить купчине "красного петуха".

Однако в последние годы что-то разладилось у него на ниве коммерции. То ли потерял вкус к оптовым операциям, то ли подвели "надежные" партнеры, то ли сбежала к другому, более преуспевающему торгашу его красавица жена, а сын от первого брака пустился во все тяжкие. Много разных слухов витало вокруг неуемной Аркашкиной головушки, и я уже готов был поверить в них, если бы не годовой давности встреча в вагоне поезда Кострома - Москва. Мы случайно столкнулись в тамбуре, зашли в буфет, и Аркадий разоткровенничался... Да, жена действительно ушла, и сын-балбес вот-вот загремит за наркоту, и партнеры оказались с гнильцой. Но разве это причины, чтобы опускать руки? Просто наш герой увлекся психогенетикой и вычислил на основе своей родословной, что сколько бы он ни "корячился, зашибая деньгу", результат будет нулевым, и разум-воля-энергия здесь ни при чем.

Все дело, говорил он, в генетическом коде, который мы наследуем от праотцев. Хотим мы этого или не хотим, но психологические черты и манеры поведения предков прочно записаны в нашем подсознании, и стереть этот родословный гнет практически невозможно. ("Прошлое живет и правит нами. Мы только пешки в руках наследственных генов".) А у Аркашки, как он выяснил, вся фамилия до революции вплоть до третьего колена занималась переработкой и продажей льна, и все ее представители разорялись, спивались и умирали в глубокой нищете. Вот он и решил про себя: чего ради стараться и для кого, если модель "потерь" расписана до самой смерти?..

- Мы самого главного не услышали от вас, Аркадий Петрович, - нарушил молчание Коля-бог. - Вы-то как оказались на нашем "острове"?

Ответ его ошарашил и озадачил всех... Оказывается, вышел встречать желтый пикапчик от азербайджанской фирмы "Вавилон" с продуктами и спиртным, а тот словно в воду канул. Ходил Аркаша по лесной дороге, кричал-кричал - и заблудился. Хорошо еще, что фонарик прихватил с собой.

Мы втроем переглянулись и поняли, что бизнесмен искал ту самую машину, которую все слышали, но никто не видел. И где она сейчас, если территория бывшей турбазы имени Ивана Сусанина окружена пришлой водой?..

Утро было как по заказу. Солнечные снопы пробивались сквозь мутное оконце и ложились жаркими квадратами на пол, стены и грязный, разоренный стол, похожий на мамаево побоище. Я лежал в затененном углу - Егорыча рядом не оказалось, остальные спали - и как бы заново привыкал к нашему сирому, неприютному биваку. Сучок на потолке с разбегающимися трещинами смотрел на меня оком языческого божка, внушая что-то вещее, и спокойно чувствовалось под его неусыпным взглядом. Хмель из головы почти выветрился.

Я приподнялся на локте и увидел сидящего у двери незнакомого "партизана", который кормил Шарика-Бобика. Кто такой, откуда? Он отрывал от ковриги порядочные куски, и песик с жадной ловкостью хватал хлеб на лету, искательно заглядывая в лицо мужику... Я присмотрелся повнимательнее и чуть не свалился с нар. Да это же Генаха... Генаха-Прохиндоз... Генаха-Живодрист, или барон фон Триппербах... Сынберия... Мандела - вот кого нам Бог послал! Известного гуляку из деревеньки Козлы-2, мало склонного к усидчивому труду, но зело охочего до выпивки и других молодецких забав. Если бы люди, подобные Прохиндозу, хотя бы треть своих усилий потратили на работу, а не на то, чтобы увильнуть от работы в поисках дурного занятия, мы бы уже давно имели цивилизованное общество... У него была неухоженная, в хлебных крошках, борода, мокрые седые волосы, расчесанные надвое, и единственный зрячий одичалый глаз, излучавший из-под ресниц такое сияние, что поневоле хотелось прищуриться.

Я не видел Генаху, кажется, года два и с трудом узнал. Опух, отек, посинел. Последний раз нам довелось встретиться на Михалкинской ярмарке, когда он прохаживался вдоль торговых рядов с фанерной дощечкой на груди: "Хочу выпить". Вот ведь что учудил балабол одноглазый! Не жаловался, не просил, не клянчил, как заурядный попрошайка, выжимая слезу у чувствительных покупателей, а нагло требовал: "Хочу выпить", высверкивая лазерным своим оком. Прохиндоз ворюга с незаурядными артистическими способностями, но работает преимущественно словом и в присутствии свидетелей-зрителей. Впрочем, при случае может и в карман залезть - это ему раз плюнуть.

Однажды, будучи под легкой балдой, Генаха уверял мужиков на автобусной остановке, что я был когда-то начальником строительства газопровода и что будто бы мы с ним, Генахой, тянули дюкер по дну залива где-то на тюменском Севере. И что самое невероятное - поверили! А в магазине в Курзеневе он затеял игру в телевидение, изобразив меня пламенным кремлевским оратором, с легкостью ставящим в тупик первых лиц государства, в том числе и президента. Импровизируя на ходу и получая удовольствие от зрительской реакции, он поставил меня в такие условия, что я, сам того не желая, на потеху зевакам, достал кошелек и купил ему бутылку "Пшеничной". "Кум лапти плетет" (то есть собирает информацию, записывает отдельные его выражения), - говорит обо мне Генаха-Прохиндоз, и потрясти мои закрома - дело его чести, доблести и геройства. Правда, его юмор не поднимается выше тазобедренного сустава.

Но сейчас настал мой черед быть на виду в своем пруду.

- Я вас где-то видел, молодой человек, - сказал я из своего темного угла. - Кажется, в Исторической библиотеке. Вы конспектировали второй том "Капитала" Маркса... Не-е-т? Тогда я встретил вас в консерватории на концерте Ростроповича.

Вскочив с нар, Аркашка с ходу подыграл мне:

- Знакомьтесь, Николай Митрофанович: перед вами великий труженик отдыха и праздных удовольствий. Крупнейший в Лукоморье специалист в области пастбищного ежиководства!

Но Генаху не так-то просто вышибить из седла, поднаторел он в словесных баталиях, пообтерся среди разнокалиберной публики. Глаз его наливался синим угарным огнем - верный знак того, что он готовится "выйти на сцену".

- Тихо, Маша, я - Дубровский! - Прохиндоз вытащил из-за пазухи две бутылки водки и с шиком поставил их на стол: знай, мол, наших, растудыт твою в кочерыжку! Пили, пьем и пить будем, и все нам нипочем!.. В самом деле, на кой черт ему соха, была бы "белая барыня" да балалайка!