Мертвецы не танцуют - Острогин Макс

– Выйдете? А кто еще? Только не Серафима! Она вообще…

– С тобой пойдет Курок.

Удачный день.

Глава 3. Поход

Запад чувствуется. Чем ближе к Центру, тем сильнее. Сизота там будто сгущается. И вообще…

Мне даже смотреть туда не хочется. А Курку, наоборот, интересно. Едва на рельсы выбрались, сразу стал туда пялиться. Хотя чего там особо выглядывать, дым и есть дым. Вообще этот отрывок пути, от выхода до моста, стоило пройти побыстрее, здесь ближе всего к Западу, всего несколько сотен метров, нечего раньше времени соваться.

Но Курок не торопился.

Лениво так шагал, жевал гудрон. Тут многие жуют. Дрянь, даже если правильно сварить, зубы застревают. И чернеют, у Курка черные.

Вот уже почти три километра я думаю, зачем его ко мне прицепили. Этого увальня. Я с ним почти не знаком, пару раз в коридорах пересекались. Ничего про него не знаю, вообще, кажется, он технарь. Народа у нас мало, а все равно разобщение. Как раньше.

Хотя нет, уже знаю много. Все время жует, курит и рыгает. Омрачает путешествие. Только я начинаю о чем-нибудь возвышенном думать, как он сразу за свое. То икает, то рыгает, то черной гудронной жижей плюется.

Снаряжен кое-как. Шлем к поясу пристегнут, на голове берет, под беретом волосы. Длинные, чуть ли не до плеч, грязные, кое-где свалявшиеся в косички, смотреть противно, из-под берета все время вываливаются, как толстые черные пиявки.

Болтает еще, не замолкает.

– Груздя помнишь? Он рассказывал, что видел, вообще убьешься. Действительно, редкое зрелище, слышь?

– Слышу.

– Он видел их. Здесь.

Курок подпрыгнул на рельсе.

– Здесь.

– Кого?

Хотя я знал кого, Курок мне уже сообщил, еще с утра. Про сумеречных тварей. Сумеречников. Сумраков. Тех, про кого слышали все, но никто не видел. А те, кто видел, уже рассказать не могли. Легенды подземелий. Почему все придурки с черными зубами так обожают легенды подземелий?

– Он шагал к Варшавской оттуда…

Курок указал в сторону моста.

– И почти в этом месте был, как вдруг смерч. Просто ниоткуда возник, вот как позавчера, только с гвоздями…

Смерч с гвоздями, или с железками какими – легко опознать по молниям. Лучше от молнистого подальше, конечно, держаться, даже не подальше, а поглубже, чуть зацепит – в фарш перемелет.

– Груздь сразу дренажку заметил, туда забился. А смерч что-то застоялся, над поездом работал, пыль потом потекла, Груздь противогаз надел и уснул от этого. Проснулся, уже когда солнце заходило. И сразу увидел – как они появляются. Сумраки. Они прямо из стен появились, вдруг. Приволокли одного дядьку…

– Курок, – перебил я. – Я всю эту дрянь не намерен слушать…

– Знаешь, Дэв, мне пофиг. Намерен ты, не намерен. Не намерен – прыгни в люк Можешь не слушать, твои проблемы. Меня мама в детстве в скороварке хранила, чтобы не сожрали раньше времени. И один раз с другой кастрюлей перепутала. Я вообще дурак, сам понимаешь, мне ерунду молоть можно. Вон там…

Курок указал в сторону запада.

– Там их территория. Эти сумраки – они только внутренними органами питаются. Сердце, печень, легкие… И за этим сюда ходят, у себя они всех людей уже сожрали…

Курок вдруг замолчал. Пожал плечами, посмотрел направо, выплюнул гудрон, достал папиросу.

– Раскаркался что-то… Знаешь, отчего эта гарь?

Курок понюхал воздух.

– Это земля горит. Вокруг все горит, и скоро до нас доберется. Тогда-то конец света и наступит. Однозначно.

– Это просто лес горит, – сказал я. – Жарко, вот и горит. Такое часто случается.

– Весь мир выгорит, – не услышал меня Курок. – Когда очень горячо, даже воздух начинает гореть. Воздух кончится, и мы все задохнемся.

Последнее Курок произнес с каким-то удовольствием.

– Сейчас обкусанный поезд начнется, – сообщил он. – Вона. Три недели назад еще необкусанный был, а на прошлой неделе уже обкусанный.

Поезд действительно показался, и последний вагон срезан, точно его скусил кто-то большой, зубастый. Курок наклонился и поднял горсть блестящих гвоздей. Откуда гвозди? Ну, когда головастики из туч, или кровавый дождь, или снег летом, я понимаю, как это происходит. А гвозди…

Мертвецы еще падают, а люди варятся вкрутую.

– Я же говорил! Это тут и произошло. Вот прямо на этом месте… а, плевать, прыгни в люк…

Двинулись вдоль состава. Не только последний вагон был скушен, но и остальные раздерганы, хорошенько над ними поработал кто-то.

Курок продолжал про сумраков.

– Сумрак он тоже когда-то человеком бегал, только с некоторыми отличиями. Некоторое генетическое отклонение, пальцы на руке всегда срастались, и кости гнили, и кожа гнила. Раньше это лечили, а потом перестали, неразбериха началась. А кости у них все болели и болели…

Добрались до моста. Две железные дороги пересекались, наша уходила к центру, другая текла на запад и северо-восток.

– Вот здесь их больше всего и встречается, – Курок ткнул пальцем. – Именно вот под этим мостом. Они мясо любят… Знаешь Шныря? Он сома поймал. Подземного, само собой. Достал из этого сома пузырь, надул его горячим дымом, а снизу крысу привязал, не придурок ли?

Голова заболела. Сильно. Думал избавиться от скуки и Серафимы. От Серафимы избавился, теперь Курок есть. Еще лучше, еще веселее.

Сползли по насыпи. Под мостом стояла древняя ручная дрезина, с колесами, с рычагами, свеженькая.

– Ух ты! – Курок ткнул пальцем. – А я думал, сказки! А она существует…

Он тут же поспешил к тележке, забрался на нее и начал дергать за ручку. Дрезина принялась издавать восклицательные звуки, чрезвычайно пронзительные и живые, мне страшно даже как-то стало.

– Это она, адская телега! – орал Курок. – На ней черти грешников прямо в ад забирают!

Идиот какой-то.

Сколько мечтал о настоящем деле и вот домечтался. Иду в зоопарк с придурком. Отлично. С другой стороны…

С другой стороны, задание важное. Если действительно есть боевой спутник, которым можно управлять…

Только зачем ко мне этого идиота прицепили?! Уже надоел! Я его…

Я выдохнул и стал читать тропарь смирения.

После чего решил больше не думать. Зачем? Жизнь расставит все на свои места, она всегда всех по нужным полочкам сортирует.

– Слушай, Дэв, когда вернемся, ты поговори с Япетом, ладно?

– О чем?

– Ну это… Чтобы паек нам усилили. Мы же жизнью идем рисковать, нам положено.

– Поговорю…

– Нормально. Старик тебя, кажется, уважает.

– А ты чего вызвался? – спросил я.

– Я? А фиг знает… Чего-то решил, прогуляться, что ли…

Не понимаю. Что-то я ничего не понимаю. Ладно, поживем.

Курок дернул за ручку дрезины еще несколько раз, дрезина не ответила никакой взаимностью, Курок спрыгнул, вернулся ко мне.

– Смотри, – Курок протянул руку.

Очки.

– На дрезине лежали.

Курок натянул очки на нос и сразу стал выглядеть умнее. В очках, в берете.

– Глаза болят, – Курок снял очки. – А в общем, ничего… Это та самая, наверное.

– Какая та самая?

– Дрезина Смерти, ты что, не слышал? Она увозит людей на Запад, а потом возвращается вся в крови! Но это все вранье…

Курок был явно разочарован.

– Никуда она не поехала, – сказал он. – Ни крови, ничего, только очки эти.

Дрезина скрипнула, Курок вздрогнул.

– Кто-то на ней ездит, – сказал я. – Возможно, бомбе-ры… Или другие, те, кто выжил…

– А, плевать. Пошли дальше, жрать охота, тут попрыгун скоро, до него лучше не жрать.

Впрочем, по этой дороге нормально продвигаться уже не получилось – метров через триста начинались поезда. Они стояли друг за другом, сливаясь в бесконечный состав. Черные, выгоревшие на солнце. Я видел старые фотографии, с этими самыми поездами. Как они тут раньше стояли, после того как попрыгун возник. Новенькие зеленые вагончики, только-только покрашенные, блестят. И мертвецы. Целые вагоны мертвецов. Стоят. Плотно стоят, друг за дружку цепляются, упасть не могут. Не верится просто. Япет объяснил. Людей раньше было много, больше, чем нужно, и все они в городе не помещались, как ни старались. И каждый день из загорода ездили внутрь кольца. Кто на обычных поездах, кто на подземных, кто на машинах, а некоторые и на кораблях приплывали. И везде впритык все стояли, чтобы больше влезало. Вот здесь тоже. Поезда. Ехали, а как в попрыгун попадали, сразу все и умирали.

Так потом и стояли, мертвые. Постепенно, конечно, гнили, падали, потом время прошло – лета-зимы, солнце-мороз, и костей не осталось. Страшное место. А попрыгун здесь до сих пор остался, даже разрастается, тоже постепенно, метра на два в год.

– Стоим, – сказал я.

Остановились.

Попрыгун начинался сразу за двойным скрещенным столбом. Чтобы кто-нибудь посторонний, забывчивый или просто дурак не сунулся, столбы были обвешаны знаками, в той или иной степени изображавшими смерть и прочие запреты. В основном черепа, пробитые молниями, черепа с перекрещенными костями, надписи «stop», знаки, изображающие две ступни, перечеркнутые красной линией, и большой белый квадрат с устрашающим черным зайцем – чтобы все видели, что попрыгун.