Трилогия Уильяма Фолкнера - А Старцев

4

В своих романах о Сноупсах Фолкнер вынашивает определение "сноупсизма" или "сноупсовщины" как комплекса агрессивных разрушительных сил в американской жизни. "Сноупсовщина" у Фолкнера вырисовывается как частнособственническая, стяжательская деятельность, руководимая (если пользоваться собственным выражением Фолкнера) "моральным кодексом гиены". В целом трилогия позволяет читателю сделать вывод, что "Сноупсовщина" в своих основных проявлениях - это американский капитализм.

Обреченность попыток В. К. Рэтлифа и Гэвина Стивенса бороться с Флемом Сноупсом коренится в том, что они, несмотря на все их моральное превосходство, не в силах оспорить основные - экономические - мотивы деятельности своего противника. Не могут же они сделать этого потому, что стоят на почве тех же экономических принципов, что и он, и, по существу критикуя Флема, возражают лишь против чрезмерно прямолинейного и грубого их применения. Рэтлиф сам торговец, Стивене представитель состоятельных классов в Джефферсоне, капиталы которых проистекают, в конечном счете, из тех же источников, что и капиталы Флема. Им обоим претит хищничество Флема, так же как и его аморальность. Но ни юрист Стивене, ни моралист Рэтлиф ни разу не могут поймать Флема на месте преступления: его деятельность, за малым исключением, протекает в рамках буржуазной законности и буржуазной морали, общепринятой в том обществе, в котором они живут рядом с ним.

Об этом с насмешливой откровенностью свидетельствует острый на язык Чарльз Маллисон, представитель послевоенного поколения американской молодежи, несколько скептически относящийся к прекраснодушию либералов "старой школы". Он говорит о "нашем природном джефферсонском праве покупать, доставать, раздобывать, выращивать или отыскивать что-нибудь как можно дешевле, пуская при этом в ход любое мошенничество, уговоры или насилие, а потом продавать все это как можно дороже, пользуясь нуждой, невежеством или робостью покупателя".

Таким образом, критика "сноупсовщикы" у двух главных противников Флема, при всей их ненависти к нему, безусловной личной честности и доброй воле, не затрагивает основ "сноупсовщины", не сулит победы.

Однако сам Фолкнер слишком далеко зашел в своей борьбе со "сноупсовщиной", чтобы остаться на позиции своих героев. Он делает следующий шаг и апеллирует к тем противникам "сноупсовщины", которые усматривают его основы в господствующих экономических и социальных отношениях и требуют коренной перестройки этих отношений с тем, чтобы раз и навсегда исключить "сноупсовщину" из жизни общества. Рождение темы коммунистов в трилогии Фолкнера является в этом смысле вполне закономерным.

Фолкнер не может не признать, что взгляды и убеждения Линды и ее мужа полностью и до конца противостоят "сноупсовщине". В Джефферсоне Линда и два финских рабочих-иммигранта ведут беседу "о надежде, о светлом будущем, о мечте: навеки освободить человека от трагедии его жизни, навсегда избавить его от болезней, от голода и несправедливости, создать человеческие условия существования". Отзывы Маллисона о Линде, о ее муже Бартоне Коле, об их коммунистических воззрениях выдержаны в обычной для него, несколько насмешливой манере, но сквозь весь его скептицизм и иронию чувствуется непритворное уважение, которое внушает ему самоотверженность и твердость этих людей. "Она упоминала о войне лишь вскользь, - говорит Маллисон, передавая рассказ Линды об Испании, - не так, словно войны не было, но как будто их вовсе и не побили. А ведь многие, например, Коль, были убиты, другим оторвало к чертям руки и ноги и повредило барабанные перепонки, как ей самой, а скольких разбросало по свету, и очень скоро их объявят вне закона, ФБР начнет их преследовать, уж не говоря о том, что их будут донимать и допекать добровольные охотники... и все-таки их, как видно, не побили и они ничего не проиграли". Бартон Коль был, по его же словам, "не просто передовым человеком, а куда больше". В. К. Рэтлиф, передавая свое впечатление от Бартона Коля, говорит, что "было видно, что он ни на какие сделки не пойдет".

Агент ФБР, приехавший из Вашингтона, чтобы разведать о "подрывной деятельности" Линды, обращается за содействием к Стивенсу как к "гражданину и патриоту". Стивене угадывает, что тот намерен использовать его близость к Линде, чтобы выманить у нее интересующие ФБР сведения об американских коммунистах.

"Он вынул небольшую книжечку, открыл ее, она была разграфлена не только по дням, но и по часам:

- Она и ее муж были в Испании шесть месяцев и двадцать девять дней, воевали в республиканской, то есть коммунистической армии, пока его не убили в бою... Перед этим она семь лет жила в Нью-Йорке в гражданском браке... со всем известным зарегистрированным членом коммунистической партии и близким соратником других известных членов коммунистической партии...

- Так, - сказал я. - Дальше?

Он закрыл записную книжку, положил ее в карман и снова посмотрел на меня совершенно спокойно, совершенно равнодушно, словно пространство между нами было линзой микроскопа.

- Значит, она знала людей не только в Испании, но и тут, в Соединенных Штатах, людей, которые пока что неизвестны даже нам - членов компартии и агентов, важных людей...

- Все ясно, - сказал я. - Вы предлагаете мену. Вы ей гарантируете неприкосновенность в обмен на список имен... А есть у вас какой-нибудь ордер?

- Нет, - сказал он. Я встал.

- Тогда прощайте, сэр! - Но он не двинулся с места.

- Значит, вы ей не станете советовать?

- Нет, не стану, - сказал я...

- Надеюсь, вам не придется пожалеть об этом, мистер Стивенс.

- Прощайте, сэр! - сказал я".

В этом знаменательном эпизоде Фолкнер проводит границу, отделяющую близких ему героев романа от "сноупсовщины" в широком, не только экономическом, но и политическом значении, от американской реакции и антикоммунизма. Некоторое разочарование Фолкнера в Стивенсе и Рэтлифе, как борцах со "сноупсовщиной", сказывается, между прочим, в невеселой самокритической эпиграмме Стивенса: "гуманист - это, кажется, эвфемизм для слова трус". Однако, оберегая подлинно гуманистические мотивы, с которыми связаны в его творчестве и Стивене и Рэтлиф, Фолкнер делает их обоих верными друзьями Линды, отдающими ей все свое восхищение, любовь, преданность.

В целом деятельность Линды, как коммунистки, мало освещена у Фолкнера, да, пожалуй, подобная задача и не в его силах. Он даже как бы нарочно отодвигает ее от себя, ассоциируя образ Линды с теми специфически "фолкнеровскими" горькими и смутными мотивами, которые французский критик, писавший о Фолкнере, однажды определил как "поэзию непоправимого". Важно и примечательно другое. Фолкнер, человек и писатель весьма чуждый коммунизму, не только окружает эту американскую коммунистку всем светом романтического поклонения, которым располагает как художник, но и отдаст дань признания и уважения ее идеям.

Без этого он не может продолжать свою борьбу со "сноупсовщиной".

Бартон Коль лежит в испанской земле. Линда после смерти Флема Сноупса снова покидает Джефферсон, чтобы затеряться в многомиллионном Нью-Йорке. Что ждет ее там? Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, тюрьма, ранняя смерть? И тем не менее без этих двух американских коммунистов в душный мир Йокнапатофы не проник бы освежающий и очищающий ветер истории.

5

При рассмотрении характерных особенностей трилогии Фолкнера необходимо учитывать, что первый том трилогии отделен от второго и третьего почти двадцатью годами. "Деревушка" еще во многом связана с мироощущением и художественной манерой Фолкнера 1920-1930-х годов; "Город" и "Особняк" принадлежат по преимуществу Фолкнеру - социальному романисту. Сам автор не сомневается, что идейные и творческие перемены, вносимые им в ходе создания трилогии, означают движение вперед. Упоминая в кратком предисловии к "Особняку" о "противоречиях и несоответствиях", которые читатель обнаружит, читая всю трилогию подряд, он пишет: "Автор смеет полагать, что узнал больше о сердце человеческом и встающих перед ним дилеммах, чем знал тридцать четыре года тому назад, и уверен, что, прожив столько времени со своими героями, познакомился с ними ближе, чем был знаком в ту пору".

В "Деревушке", где социальный анализ у Фолкнера еще довольно часто перебивается характерными для него отвлеченно моральными антитезами, основная для трилогии тема "сноупсовщины" существует как бы в двух планах. Торжество Флема Сноупса рисуется в "Деревушке" не только как рост его экономического и социального могущества во Французовой Балке. Одновременно это победа некоего насильственно привнесенного в жизнь, искусственного, механического, бездушного начала над "естественными" проявлениями природы и человеческой натуры. В этом втором плане захват, или "похищение" Юлы Флемом Сноупсом приобретает как бы символический характер.