Из огня да в полымя: российская политика после СССР - Владимир Гельман

Политический спрос в России на протяжении большей части постсоветского периода во многом носил латентный (неявный) характер и не был определяющим фактором политики в стране. Тем самым для российских политических акторов возникла ситуация «свободы рук», позволявшая им не слишком опасаться проявлений общественного недовольства. После довольно краткого периода активных выступлений против советского режима на излете коммунистической эпохи (1989–1991) российские граждане крайне редко подымали свой голос против политического режима, существовавшего в тот или иной момент (режима статус-кво). Хотя все массовые опросы и демонстрировали низкий уровень политической поддержки режима, особенно в 1990-е годы, любые альтернативы ему в глазах россиян (будь то возврат к прежнему режиму, установление диктатуры или же более интенсивная демократизация) выглядели либо непривлекательными, либо нереалистическими. Иными словами, характер спроса со стороны российских граждан по отношению к политическому режиму в стране во многом представлял «вынужденное принятие» складывавшихся «правил игры», которые вовсе не казались им оптимальными, – напротив, их недовольство режимом, скорее, было вызвано расхождением между демократическими идеалами и реальностью. В 2000-е годы повышение экономического благополучия значительной части российских граждан, с одной стороны, и обретение режимом статус-кво устойчивости, с другой, повлекли за собой рост поддержки режима со стороны россиян [17] . Но в 2010-е годы в России начал проявляться спрос на перемены, и исход думских выборов 2011 года и последовавшие за ними массовые протесты стали для режима первыми тревожными звонками – общественный спрос становится все более значимым фактором российской политики, хотя пока он и не приобрел первостепенное значение.

На стороне политического предложения ситуация складывалась совершенно иначе. Не будучи скованы ограничениями со стороны общественного спроса, политические акторы могли стремиться лишь к максимизации собственной власти, и демократия для них служила бы препятствием на пути к этой цели. Но если в ряде стран в процессе крушения авторитарных режимов приходившие к власти правящие группы вынуждены устанавливать демократические «правила игры» либо в силу острых политических и/или социальных конфликтов, либо из-за международного влияния, либо под воздействием идеологических ориентации лидеров и элит, то Россия после СССР не демонстрировала ни одного из этих условий – политические конфликты были разрешены по принципу «игры с нулевой суммой», международное влияние на нашу страну оказалось не слишком велико, а идеи занимали подчиненное положение по отношению к интересам ключевых политических игроков.

В такой ситуации российские политические лидеры попросту не имели серьезных стимулов для строительства демократии как механизма ограничения собственной власти, зато очевидно оказались заинтересованными в строительстве нового авторитарного режима взамен рухнувшего. Речь шла, разумеется, не о воссоздании прежнего СССР (неэффективного и дискредитировавшего себя в глазах и элит, и масс), а о новом авторитаризме. Он лишь отчасти сохраняет символическую преемственность по отношению к советскому режиму (нормативным идеалом служит «хороший Советский Союз», основанный на политическом монополизме, но лишенный при этом присущих прежнему режиму врожденных недостатков), и отчасти адаптировал к своим нуждам некоторые демократические институты – такие, как парламент, выборы и политические партии.

Российские правящие группы использовали для достижения своих целей серию институциональных изменений, которые были призваны установить и закрепить наиболее благоприятные для них «правила игры» и удержать господство неформальных правящих «выигрышных коалиций» вокруг лидеров страны. Но в 1990-е годы эти шаги имели лишь частичный успех из-за слабости российского государства, глубокого и длительного экономического спада, разнородности правящих коалиций и непоследовательного и противоречивого характера институционального строительства. Однако в 2000-е годы Владимир Путин на посту главы государства успешно провел своего рода «работу над ошибками» – благодаря экономическому росту и усилению государства он смог добиться переформатирования правящих коалиций и проведения ряда институциональных изменений в свою пользу. В результате этих усилий российский авторитарный режим к началу 2010-х годов достиг состояния консолидации – то есть устойчивого, хотя и неэффективного равновесия, в нарушении которого не были заинтересованы лидеры страны.

Сохранение режима статус-кво становилось основной целью правящих групп, и потому выход из такого равновесия многим наблюдателям представлялся маловероятным. Но так ли уж заслужил Владимир Путин «пятерку с плюсом» в колледже для диктаторов за свою отличную работу по строительству авторитаризма в России? Оказалось, что, как часто бывает на рынках (в том числе и политических), при неизменности со стороны предложения движущей силой перемен могут стать сдвиги на стороне спроса. Именно это противоречие – между предложением статус-кво и спросом на перемены – и определяет тенденции российской политики сегодня, и, видимо, будет определять их и в ближайшие годы.

Таким образом, на протяжении двух с лишним десятилетий российской политики после СССР (вплоть до самого последнего времени) почти всякий раз, если и когда в «критический момент» истории перед российскими политическими акторами вставал на повестку дня выбор между демократизацией и авторитаризмом, то авторитарное решение (при сохранении внешнего демократического «фасада») оказывалось для них наиболее предпочтительным. В результате почти каждый шаг на пути российского политического режима становился если не «бегством от свободы», то, по меньшей мере, движением в сторону от нее. Последовательность этих шагов, каждый из которых становился логическим следствием предыдущих действий, все дальше и все увереннее вела российскую политику вперед по дороге разочарований. Среди этих «критических моментов» стоит отметить следующие:

♦ 1991 – отказ от принятия новой конституции России и проведения новых выборов органов власти, частичное сохранение в российской политике «правил игры», унаследованных от советского периода;

♦ 1993 – острый конфликт между президентом и парламентом России завершившийся силовым роспуском Верховного Совета. Следствием разрешения этого конфликта стало принятие новой Конституции России, закреплявшей широкие полномочия президента страны и содержавшей значительный авторитарный потенциал;

♦ 1996 – выборы президента России, в ходе которых действующий президент Борис Ельцин был переизбран в результате несправедливой кампании, сопровождавшейся большим количеством злоупотреблений. При этом Ельцин отказался от реализации планов отмены выборов, роспуска парламента и запрета оппозиционных партий;

♦ 1999–2000 – борьба различных сегментов элит за политическое лидерство в преддверии выборов нового президента страны. Полная победа в этой борьбе «преемника» Ельцина – Путина, который смог максимизировать собственную власть в результате принуждения к лояльности всех значимых акторов (механизм «навязанного консенсуса»);

♦ 2003–2005 – устранение реальных и даже гипотетических препятствий монопольному господству правящей группы, изменения важнейших «правил игры», направленные на монополизацию политической власти: отмена выборов глав исполнительной власти регионов, реформа законодательства о партиях и выборах и др.;

♦ 2007–2008 – в силу истечения сроков своих президентских полномочий Путин подобрал себе лояльного «преемника» Медведева, который в отсутствие реальной конкуренции занял пост главы государства и провел в жизнь решение о продлении сроков полномочий президента и парламента;

♦ 2011–2012 – Путин осуществляет «обратную замену», возвращаясь на пост президента в ходе цикла несвободных и несправедливых парламентских и президентских выборов, которые сопровождались масштабными фальсификациями и спровоцировали заметные протестные выступления в Москве и других городах страны.

Какими окажутся следующие шаги, изменится ли траектория российского политического режима в обозримом будущем, и сможет ли российская политика все же сойти с дороги разочарований? Эти вопросы будут обсуждаться в следующих главах книги. Ее вторая глава посвящена презентации моего подхода к анализу российской политики на фоне других распространенных объяснений тенденций политического развития России. Далее, третья глава представит анализ основных «критических моментов» российской политики 1990-х годов, интересов и стратегий основных политических акторов и тех ограничений, с которыми они сталкивались в этот период и которые вынуждали их к тем или иным шагам. Четвертая глава логически продолжит предыдущую на материале 2000-х годов. В ее центре будут находиться стимулы и стратегии российских лидеров, а также факторы, которые способствовали успешному достижению их политических целей. Пятая глава сосредоточится на анализе логики нынешнего российского политического режима в 2010-е годы, его формальным и неформальным «правилам игры» и основным вызовам, с которыми он сталкивается. Наконец, в шестой главе, заключительной, будут подведены предварительные итоги политического развития России после 1991 года и рассмотрены возможные сценарии дальнейшей эволюции ее политического режима, с тем, чтобы постараться дать ответы на вопрос, станет ли Россия политически свободной страной, и если да, то каким путем и с какими издержками.