Рудольф Нуреев. Неистовый гений - Дольфюс Ариан

Рудольфу понадобилось время, чтобы признать в Хамите, которого он не видел пять лет, своего отца. Как и его старшие сестры, поначалу он обращался к отцу на «вы» и разговаривал с ним по-русски, что выводило Хамита из себя. Очень скоро этот авторитарный человек начал командовать в семье, как привык командовать своими подчиненными. Он относился к своим детям строго, без поблажек, с глубоким убеждением в том, что всякая «лирика» играет в жизни весьма и весьма незначительную роль. Рудик был первый, кого коснулись принципы отцовского воспитания. Позиция Хамита была предельно ясна: «Ты мальчик, а мальчик – это будущий мужчина». Заядлый рыбак и охотник, Хамит заставлял сына разделять свои увлечения. В первый раз взяв с собой Рудика, он посадил его в рюкзак, чтобы не вести за руку. Однажды, когда Хамит пошел искать подстреленную дичь, Рудик потерялся. «Мне было страшно, и я кричал. Отец пришел за мной, когда было совсем поздно. И его очень позабавило мое отчаяние. Моя мать никогда не простила ему этой истории»12.

Детские страхи редко забываются, и Рудольф также не забыл об этом событии. Но Хамит оставался верен себе. Так, он не допускал, чтобы кто-то из детей позволил себе заплакать. В трудные минуты Рудику приходилось глотать слезы. Но суровые уроки все же не прошли даром: Рудольф научился не показывать свою слабость, как бы тяжело ему ни было. В глубине души он ненавидел методы отца, однако в своей взрослой жизни очень часто применял их по отношению к другим.

Вскоре Рудик почувствовал, что отец противится его призванию. Мальчик каждый вечер танцевал дома под восхищенными взглядами матери и сестер. Но однажды Хамит сделал ему неприятное замечание, и домашние концерты прекратились. Но это не означало, что с танцами покончено. Рудик по-прежнему посещал кружок, хотя и опасался, что отец узнает об этом. Однако хитрость Рудика была безгранична. Чтобы оправдать свое отсутствие, он говорил, что ходил за продуктами. Очереди у магазинов в то время были очень длинными, и это звучало вполне правдоподобно. Иногда, правда, все кончалось плохо. «Отец бил меня всякий раз, когда я возвращался домой слишком поздно. Но я продолжал. Поскольку мать была на моей стороне, мне было легче терпеть унижения…»13.

В десять лет Рудольф получил свою первую премию за исполнение народного танца на областном конкурсе юных талантов. Он был замечен балериной, когда-то работавшей в Ленинграде, Анной Ивановной Удельцовой, и она решила давать ему уроки классического балета. Муж Удельцовой вызвался «научить хорошим манерам этого тщедушного, необузданного мальчишку»14. В 1989 г., когда Нуреев приезжал в Ленинград – в первый и в последний раз после бегства на Запад, – Удельцова специально пришла в Кировский, чтобы посмотреть на «мальчика», которого открыла. Ей шел уже сто второй год, и Рудольф принес цветы прямо в директорскую ложу, специально зарезервированную для этой удивительной женщины.

Вернемся, однако, в послевоенную Уфу. Удельцова, никогда не прерывавшая связи с родным городом, часто ездила в Ленинград, а по возвращении рассказывала Рудику о спектаклях, которые успела посмотреть. От нее он услышал о творчестве Анны Павловой, других балетных исполнителей. Удельцова много сделала для него, но ему нужен был настоящий преподаватель. Понимая, насколько талантлив этот ребенок, Анна Ивановна передала эстафету Елене Войтович, балетмейстеру уфимского театра. Очень скоро Рудик стал лучшим в ее группе (Войтович вела ее на общественных началах), и не только в том, что касается танца: он проявил огромную страсть к музыке. В мир музыки его ввела аккомпаниатор Ирина Александровна Воронина, еще одна в этой тройке муз, сумевших понять непокорного, взрывного, но такого усердного мальчишку.

Рудольф Нуреев заболел балетом. Отныне для него не было ничего важнее танца, но в школе отметки снижались катастрофически. Всерьез обеспокоенный будущим сына, Хамит несколько раз приходил к классной руководительнице. «Он хотел, чтобы Рудик получил техническое образование, стал инженером, – вспоминает Таисия Халтурина, – и просил меня повлиять на него. Но я этого не сделала. Это было бесполезно. Рудик был решительным, и он всегда добивался своего»15.

Отношения со сверстниками у Нуреева не складывались. Одноклассников он презирал, как презирал все, что не связано с миром балета. «У него не было общего языка с другими, – свидетельствует Халтурина. – Он вечно с кем-то конфликтовал. Мне иногда казалось, что он специально нарывался на ссоры и драки, и я вынуждена была мирить его с мальчишками. Боже, какой он был упрямый! Но, по правде сказать, он знал себе цену, и это бросалось в глаза»16. Услышав обидное «балерина», Нуреев мог постоять за себя. В драках он не соблюдал никаких ограничений. Хамит знал об этом и… в глубине души был доволен.

Между тем жизнь текла своим чередом. В составе ансамбля народного танца Рудик Нуреев объездил с концертами всю область. На «гастроли» ансамбль выезжал на двух грузовиках. По прибытии в какое-нибудь селение, бортики грузовиков откидывали, и получалась импровизированная сцена. Нуреев всегда был гвоздем программы.

Когда Рудольфу исполнилось пятнадцать, его официально зачислили на курс подготовки артистов балета при уфимской опере. Наконец-то он выходит на настоящую сцену! Разумеется, пока в массовке, но и это кружит ему голову. Он чувствует себя счастливым, получив возможность почти каждый вечер участвовать в спектаклях!

Однако Нуреев-старший по-прежнему сомневается в выборе сына. «Артистическая карьера – это слишком легкомысленное занятие, увлеченность которым быстро проходит, но самое главное – это совершенно не мужское дело», – не устает повторять он17.

Чтобы избежать ссор, Рудик дожидался, пока отец уйдет на работу, и только тогда бежал в театр. Едва ли не каждый день он приходил в класс с опозданием и выслушивал замечания преподавателей, но при этом он ни разу не рассказал об истинной причине своих задержек.

На пути к самосовершенствованию Нуреева уже никто и ничто не могло остановить. Он знал, что у него мало времени. Ему уже пятнадцать, и нужно было действовать быстро, чтобы стать великим танцовщиком. Вот почему он работал как проклятый – не выходил из класса, даже когда занятия заканчивались. Перед огромным, во всю стену, зеркалом он отрабатывал па, которые ему плохо удавались. Иногда он просил разрешения посмотреть на старших, поприсутствовать на репетициях. Он все схватывал на лету и, как ему казалось, мог станцевать любую партию.

Театр – это не школа: здесь все восхищаются талантливым юношей, но в человеческом плане Рудик так и не нашел понимания. Никому не удается наладить контакт с этим необщительным зверьком, способным говорить только о танце!

1953 год. Неделя идет за неделей, месяц за месяцем и… ничего не происходит. На горизонте подающего надежды юноши так и не появился тот, кто «отвел бы его за ручку» в Ленинград. Нуреев понимает, что, если он хочет поторопить ход событий, надо взять дело в свои руки. В один прекрасный день он садится за стол и пишет письмо в Министерство культуры Башкирии. В письме он просит направить его на учебу в Северную столицу. Пока Нуреев ждет ответа, его берут в труппу театра, что означает: с массовкой покончено, и он может рассчитывать на небольшие (пока) роли. Однако рассчитывать без всякой определенности – вовсе не в духе Нуреева. Ознакомившись с приказом о зачислении, он идет к директору и просит поставить его в следующий спектакль (называется роль). Пренебречь существующими правилами, настойчиво попросить (а точнее – потребовать) – это Нуреев будет делать всю жизнь.

Очень скоро балетная труппа уфимского театра едет в Москву, в рамках Дней Башкирской ССР – такие мероприятия, посвященные той или иной республике, ежегодно проводились в Советском Союзе. Нуреев в составе делегации, хотя ни в один спектакль его пока так и не ввели. Но он легко мог заменить любого артиста, поскольку знал все партии наизусть.