Три&ада обреченных - Лика Янич

невероятно восхитительным процессом. Надо пояснить, что наш герой отнюдь не был обделён вниманием представительниц противоположного пола. На Острове они отличались взрывным темпераментом и, пусть не умом, но сообразительностью. Человек привлекал их своей непохожестью и тяжёлой судьбинушкой. Потому самых разнообразных – по месту, времени, числу участников, количеству катализаторов, качеству исполнения – опытов брачных инсталляций Человек имел немало. А вот такого собеседника – никогда.

И Человек вещал о Бессмертном Вожде и его единородной клике, о разжиревших жрецах, об оборзевших пиратах, о трусливых воинах, о назойливых соседях и опустившихся сококосниках. Да мало ли о чём мог говорить истосковавшийся за долгие годы по откровению и пониманию Человек!

Но чем больше он открывал себя, чем решительнее выворачивался наизнанку, чем смелее сдёргивал с себя личины и обличья, тем холоднее и отстранённее казалась ему тень напротив. Всё более короткими, односложными фразами отвечала она ему, часто смысл её реплик вообще не совпадал с контекстом беседы. Всё ненатуральнее становился её голос, всё искусственнее и заученнее – жесты. И вот уже даже в беспросветной темноте агонизирующёй ночи стало понятно, что перед Человеком сидит механическая кукла.

На недоверчивые восклицания типа: «Как можно перепутать куклу с живым представителем людского рода?» или «Это уже галимый бред!» – у меня есть следующие доводы. Так ли редко принимаем мы желаемое за действительное? Разве не западаем порой на классную внешность, на клевый прикид, на красивые глаза, не замечая того, что сквозь эти глаза можно без проблем прочесть книгу, если её поставить раскрытой позади предмета нашего обожания? Или не ведёмся мы, особенно под кокосовкой – или под чем другим – на несколько пошлых фраз, произнесённых мягким нежным голосом? А как нас цепляет упоительное поддакивание и глубокомысленное молчание, когда нас слушают, раскрыв рот! Да и очертания хорошо скроенного и ладно сшитого тела не бывают ли нам в определённые моменты важнее сомнительного содержимого этого вместилища? – мерзости или благодати – решать вам. Разве парочка-другая сомнительных песенок иной раз не действуют похлеще любого афродозиака?

Короче, а сами мы всегда бываем мудры, рассудительны и объективны для того, чтобы бросить в Человека камень, которых и так слишком мало на Острове, чтобы расходовать их попусту? Оправдывало роковое заблуждение Человека и то, что он никогда не видел таких офигительных, супер навороченных, умеющих в лад ответить и вовремя улыбнуться безупречным ртом куколок – не то, что мы с вами!

Откуда она взялась у его порога? – да кто ж её знает! Думать, что кто-то из соседей так подшутил над ним, нет основания. Подобные диковинки они сами в глаза не видывали, в руках не держали, а попади она к ним, точно бы нашли Кукле лучшее применение. На крайняк, подарили бы Бессмертному Вождю или Великому Жрецу, ну, или обоим вместе. Они слыли неразлучной парочкой, и их даже называли, поэтично скрестив их имена – Там-Дам.

Вероятно, неожиданный подарок Человеку сделала судьба – хорошо, если вам так угодно, духи – вступив предварительно в сговор с неутомимым на затеи Океаном. Такая вот ответочка пришла на мольбы и упования Человека. А вы не догадывались, что у судьбы – фиг с вами, у духов, да и Океана тоже – специфическое чувство юмора?

Но Человек, чтобы про него ни болтали, кретином не был. Он начал понимать, что с его гостем что-то не так, как только начало ослабевать действие зелья. Но он не разрешал себе поверить в неизбежное, пока ошибка не стала очевидной. Но и тогда он не перестал говорить. Дрожащим голосом, не сдерживая слёз, он рассказывал о детстве, о насмешках сверстников и раздражении взрослых, о том, как его хрупкие мечтания вдребезги разбивались о прочное и основательное устройство мира. Он вспоминал, как влюблялся, как воспламенялся и страдал, а его возлюбленные целенаправленно топили плотики его чувств, верной рукой заводя их в море житейских проблем и бытовых рифов. Он рассуждал о том, как жилось бы ему не здесь, в замкнутом душном пространстве, а где-то очень далеко, в северной стране, где люди благоденствуют в огромных прекрасных хижинах, возвышающихся до самых звезд. Он пересказывал свои сны и впервые в жизни произносил строчки, которыми с таким удовольствием лакомился прибой, например, вот эти:

– А жизнь уходит из-под ног,

Как палуба во время шторма.

А мне б любви твоей глоток,

Чтобы прийти скорее в норму.

Любви живительной, как ром,

Когда сжимается удушье,

И понимаешь всем нутром,

Что жребий выбрал ты не лучший.

И что на тонущий фрегат

Ты сам себя загнал когда-то,

Что ты познал – при жизни! – ад,

Но по грехам твоим расплата.

Уже молитва не спасёт,

Попутный ветер не поможет —

Кругом один – и твой черёд

В кромешной тьме искать свет божий…

Ну, и так далее, и множество других, подобных этим, или совсем других. А ещё, задыхаясь от слёз, шептал он о невиданных растениях, выращенных им в импровизированном садике на делянке в джунглях. О том, как чудесно и ярко они цветут, правда, всего несколько часов, глубокой ночью и один раз в жизни. И, конечно, поведал он о своём единственном до этой ночи друге и собеседнике – Одиночестве. А как ждал – упрямо, глупо, обречённо – но ждал, ждал…

А когда сероватые еще краски утра стали перекрывать непобедимый, казалось, мрак, Человек начал действовать. У него было много вариантов. Чем не выход – подарить Куклу Бессмертному Вождю и Великому Жрецу. Но тогда бы эта история называлась иначе, да и была она многократно описана и напечатана в разных изданиях на первой странице. Человек мог бы затащить Куклу в шалаш, спрятать от всех, а после спокойно с ней общаться или ещё чем заниматься. Но и в этом случае рассказ следовало бы назвать по-другому, к примеру, «Записки сумасшедшего» или «Идиот», но, если мне не изменяет память, что-то такое уже было написано и обнародовано. И самым логичным поступком Человека было бы, если бы он тупо выкинул Куклу, стерев заодно воспоминания о ней из памяти и сердца. Но такой сюжет вообще вряд ли был бы описан, поскольку подобным образом многократно поступал с не оправдавшими ожиданий мечтами каждый из нас – и что об этом болтать попусту?

Но Человек знал, что ему делать. Он, не торопясь,