Барышни и крестьянки - И. Бондарь

– А теперь посмотрим, что у нас между ножек? – и положил руку на курчавые волосики внизу живота.

Натали отпрянула от своего мучителя, закричала и забилась в угол. С ней случилась истерика. Возникшие, как из-под земли, Марья и Дарья окатили барышню несколькими ведрами холодной воды и, по указанию барина, растянули ее на скамейке вверх животом.

Четверик солонушек по титькам и животу, одним прутом – сказал Иртеньев и вышел. «Боже! Так никого не наказывают! Так больно, когда розга сечет по грудочкам! Даже по сосочку попало. И на животе красные полосы. Почему меня били по животу эти ужасные бабы? Наверное, он хочет, чтобы моя попка зажила для новой страшной порки!» Так думала Натали, которая металась в своей комнате. Говорят, что неизвестность – одна из самых страшных пыток. Натали испила ее полностью, поскольку Александр Павлович отсутствовал в поместье целую неделю. «Он забыл про меня. Я умру в одиночестве всеми заброшенная» думала Натали. А Александр Павлович просто объезжал свои деревеньки и принимал оброк от старост. И вот он появился. В усадьбе началась беготня, а о ней опять не вспоминают! Однако трижды в день ее кормили с барского стола, а таких квасов и ботвиньи она никогда в жизни не пробовала.

Иртеньев не забыл о ней, он просто готовил для себя особое наслаждение. Вечером Марья и Дарья раздели барышню, оставив на ней одни фельдикосовые чулочки, и проводили в таком виде через весь дом в барскую опочивальню, мимо мужиков и баб домашней прислуги. Там ее подвели к постели, на которой сидел готовый ко сну ее тиран. Если дворовые девки с радостью подставляли свое тело под его ласки, то Натали безучастно, как кукла, воспринимала прикосновения ко всем интимным местечкам девичьего тела. Александр Павлович посадил голую барышню себе на колени, с чувством мял ее грудочки, целовал в губы. А потом приподнял немного и взялся руками за попочку! Ах! Он раздвинул ее половинки и начал мять каждую! Натали чувствовала себя тушкой гуся, которую разделывает на кухне повар, но оставалась безучастной. Этого и хотел Александр Павлович, которому приелась расторопность дворовых девок.

Даже когда барин уложил ее на постель и навалился сверху, она плохо понимала, что происходит. Пробудила ее сознание только острая боль в девичьем месте между ножками. Тогда она закричала, забилась, а потом горько заплакала. Удовлетворенный Александр Павлович потрепал ее грудочки и сказал:

– Да, я был первым. Хочу сообщить тебе: с этого дня ты не барышня-дворянка а моя крепостная – дворовая девка Агашка. Все документы исправлены, ты заменишь умершую горячкой крепостную, а ее отпоют в церкви и похоронят, как дворянскую девицу Натали. Пошла в девичью, Агашка! Завтра наденешь сарафан, а вечером в натуральном виде ко мне в опочивальню. Не угодишь – отправлю на хутор гусят пасти и выдам за многодетного вдовца.

Натали смирилась со своей судьбой, поскольку еще более страшным представлялось замужество ее (дворянки!) за крепостным мужиком в лаптях и грязных онучах.

В девичьей Натали прожила недолго. Прясть, вязать и вышивать она была небольшая мастерица. Правда ей хорошо удавались различные варенья и соленья, чем и заслужила Натали благосклонность ключницы. И то благо! Иначе ее заклевали бы дворовые девки, особенно Танька, которая целыми днями маялась от безделья. Спустя некоторое время ее одели в дворянское платье и переселили во флигель. Утрами она подавала на подносе барину стопку рябиновой водки и свежий калач, а в обед, если Александр Павлович был в добром настроении, сидела за барским столом и разливала чай. Под меланхолическое настроение барин, отправляясь почивать после обеда, приказывал Агашке: – Натали явиться к нему в опочивальню в одних панталончиках, банты которых он полюбил развязывать самолично. Она уже привыкла разоблачаться в девичьей и в таком неглиже следовала через портретную и гостиную комнаты к барину «чесать пятки». Дворня привыкла к виду голой барышни – такова барская воля – и многие девки ей даже тихонько завидовали. Нельзя сказать, чтобы ее содержали в черном теле. По приказу Александра Павловича ей привезли из города множество фельдикосовых чулок, панталончиков и даже три новых платья. По всем этим знакам барской милости наблюдательная дворня перестала считать ее Агашкой и причислила к барским барышням. Сие было несомненным повышением по дворовой табели о рангах. Барские барышни и барыньки существовали у многих богатых помещиков в качестве ни то приживалок, ни то наложниц, ублажавших не столько самого барина, сколько его разгульных гостей. Эти бесправные создания не употреблялись никогда в черной работе; в будние дни порой допускались за барский стол; всегда сытно питались и относительно редко подвергались телесным наказаниям. При этом, они обычно занимали какую-нибудь постоянную должность в сложном дворовом хозяйстве поместья. Так Натали управляла варкой варений и изготовлением в прок разнообразных солений. Ее положение было гораздо выше, чем у любимой наложницы барина Таньки, которая, ввиду подлого происхождения, продолжала считаться только квасоваркой – по ее постоянной должности. Она, конечно многократно в течение дня представала перед барином, подавая ему квас. Но, при этом, каждый раз рисковала попасть к солдату под розги, буде квас не понравится Александру Павловичу.

Среди многих историй Александра Павловича старожилам долго был памятен случай с однодворкой Машей Беднаго. Старинный дворянский род Беднаго обладал когда-то большими поместьями и, даже, был занесен в Бархатную книгу. Но отец Маши, промотав в карты все движимое и недвижимое имущество, застрелился и оставил дочь в нищете. По этой причине, Маша не закончила пансион, однако, выйдя из него до срока, сносно владела французским и играла на фортепьянах.

Ныне Маша и ее престарелая тетушка владели пятью душами крепостных при двадцати десятинах земли, которую сдавали в аренду. Их хозяйство нынешний экономист назвал бы натуральным. Доходов едва хватало для уплаты податей. В нашей Тамбовской губернии многие однодворцы питались и одевались гораздо хуже дворовых людей господина Иртеньева. Такие мелкотравчатые дворяне бедовали, часто становились приживалами у богатых помещиков, но в службу не шли – по непригодности к оной или по лености, Бог знает.

В летнюю пору на столе у Маши с тетушкой была лесная ягода, грибы, овощи с собственного огорода и яблоки. Большую часть года они питались постной кашей и тюрей из хлеба, редьки и кваса. Таким образом, пища была самая крестьянская. Но лук и чеснок Маша не потребляла, ни в каких видах, поскольку они дурно ведут себя (после них оставался запах).