Загадочное дело Джека-Попрыгунчика - Марк Ходдер

Черт, где остальные? Он бросил мгновенный взгляд назад и увидел, что Спик пятится к палатке, его рот раскрыт, а в глазах ужас и паника.

— Стой! Ни шагу назад! — крикнул он. — Иначе они решат, что мы отступаем!

Спик посмотрел на него непонимающим диким взглядом, и именно тогда, в пылу сражения, их дружбе пришел конец, потому что Джон Хеннинг Спик понял: его считают трусом.

В тот же миг дубина ударила Бёртона в плечо, он повернулся и, не вглядываясь, наотмашь полоснул нападавшего саблей. Он метался взад и вперед, как затравленный зверь, и размахивал саблей. Чьи-то руки схватили его за спину, он резко обернулся, подымая саблю, и в самый последний миг узнал Эль Балюза.

Рука с саблей замерла на полпути.

И тут голова его словно взорвалась от боли.

Какая-то тяжесть ударила его в бок и швырнула на каменистую землю.

Пронзенный болью, он не сразу понял, что произошло.

Заостренный дротик впился ему в левую щеку, прошел насквозь и вышел из правой, выбив несколько зубов, порезав язык и раскрошив нёбо.

Он изо всех сил цеплялся за сознание, но оно уплывало. Кто-то потащил его в сторону.

И Бёртон провалился в темноту.

«Он считает меня трусом? Так нет же! Я это докажу!» — билось в мозгу Спика. Он бросился в толпу сражавшихся, приставил дуло к груди бандита, сбившего Бёртона на землю, и нажал на курок.

Осечка!

— Проклятье! — крикнул Спик.

Дикарь могучего телосложения торжествующе взглянул на него, оскалил зубы и ударил кулаком в грудь.

Спик упал на колени, дыхание его прервалось.

Сомалиец наклонился, одной рукой схватил Спика за волосы и дернул назад, а вторую быстро просунул ему между ног. Спик похолодел от ужаса. Абориген стал шарить у него в штанах в поисках кинжала, который арабы обычно прятали в этом месте.

Потом Спика опрокинули на спину, крепко связали ему руки, после чего поставили на ноги и, сильно натянув веревки, так что они буквально впились в тело, погнали из разрушенного и разграбленного лагеря прочь.

Лейтенант Бёртон очнулся и почувствовал, что кто-то тащит его к берегу. Это был Эль Балюз. Бёртон жестами велел ему найти лодку, которую экспедиция заблаговременно спрятала в маленькой гавани, и привести ее в устье реки.

Эль Балюз кивнул и убежал.

Бёртон лежал на спине, глядя ввысь, на бескрайний Млечный Путь.

«Я хочу жить!» — думал он.

Прошло около минуты. Он потрогал лицо и нащупал острый конец дротика. Единственный способ удалить его, — решил Бёртон, — это протащить все древко через рот и щеки. Он крепко ухватился за него, дернул и потерял сознание.

Всю ночь над пленным Джоном Спиком издевались аборигены, размахивая саблями в нескольких дюймах от его лица. Он стоял, прикрыв глаза и сжав зубы, каждую секунду ожидая смерти и с тоской думая о том, что теперь напишет Ричард Бёртон в отчете о случившемся.

Что он, Спик, струсил? Попятился назад к палатке?

Жгучий стыд охватывал его при мысли, что Бёртон непременно расскажет об этом всем, и имя Спика будет навсегда покрыто позором. Черт побери этого заносчивого негодяя!

Копье сомалийца пронзило Спику бок. Он вскрикнул от боли и начал падать назад, тут острие ударило его вторично, на этот раз в плечо.

«Всё, мне конец», — мелькнула мысль.

Спик с трудом поднялся на ноги — теперь сомалиец направил копье прямо ему в сердце. Спик стал отклонять острие, насколько он мог это делать связанными руками. Острый конец копья рвал ему кожу, и она повисала клочьями между пальцев.

Сомалиец отошел.

Спик выпрямился и поглядел на него.

— Дьявол всех побери, — прошептал он. — Я не собираюсь умереть как трус!

Дикарь снова прыгнул вперед и вонзил копье в левое бедро Спика. Тот почувствовал, как острый конец уперся в кость.

— Дерьмо! — сплюнул он и схватился за древко. Несколько секунд он и сомалиец тянули древко каждый на себя. Наконец сомалиец отпустил свою руку, вытащил из-за пояса дубину и изо всех сил ударил ею по руке Спика. Тот выпустил древко и рухнул на колени, едва дыша от нестерпимой боли.

Дикарь отошел, потом повернулся и ударил Спика копьем в правое бедро. Острие пронзило плоть насквозь и вышло наружу.

Спик истошно закричал.

Чувствуя себя странно отделенным от тела, он, будто со стороны, увидел, как его руки схватили копье, вытащили из бедра и отбросили в сторону. Потом он подошел к сомалийцу и связанными руками ударил его в лицо. Из носа аборигена хлынула кровь.

Спик отвернулся от него и наполовину пошел, наполовину пополз; его освобожденное от тела сознание спрашивало себя, как он может вообще двигаться с такими ранами.

«Где же боль?» — билось в мозгу, который отказывался понимать, что человек весь охвачен ею.

Спик проковылял босыми ногами по острым камням, сполз по склону и оказался на покрытом галькой берегу. Каким-то образом у него еще достало сил побежать.

Сомалиец, подобрав копье, бросился было в погоню, но передумал: метнул в Спика свое оружие, промахнулся и отступил.

Другой дикарь тоже метнул копье, но Спик увернулся и продолжал бежать из последних сил. Увидев, что аборигены прекратили охоту, он рухнул на камень и, отдышавшись, перегрыз веревку, связывавшую его руки.

Он страшно ослабел от ран и потери крови, но не дал себе расслабиться и, собрав волю в кулак, к рассвету сумел доползти до Берберы. Здесь его и нашла поисковая группа во главе с лейтенантом Хорном и перенесла в лодку, стоявшую в бухте. Спик преодолел три мили, имея при этом на теле одиннадцать ран, две из которых, как выяснилось, — очень тяжелые.

Оказавшись в лодке, он поднял голову и посмотрел на человека, сидевшего напротив. Он еле узнал Бёртона — все лицо его было в окровавленной повязке.

Их глаза встретились.

— Я не трус, — прошептал Спик.

Тот страшный поход в Берберу, который едва не стоил жизни каждому из них, сблизил их, можно сказать, сделал братьями. Они действительно сроднились и меньше чем через два года отплыли вместе в новую, величайшую в истории Британии экспедицию в Центральную Африку — искать исток Нила.

Бок о бок они выдержали невероятные испытания, проникли в земли, где еще не ступала нога белого человека, прошли по самому краю Королевства Смерти. Вследствие неизвестной инфекции Бёртон ослеп и был парализован, к счастью, временно. Спик же навсегда оглох на одно ухо, когда перочинным ножом удалял попавшее туда опасное насекомое. Оба страдали от малярии и дизентерии, вся их кожа была покрыта язвами.