Рассказы и сказки для взрослых - Татьяна Доброхотова

Я так подумал-подумал, ну что такое те двести долларов, все равно – на всю жизнь не хватит. Я еще лет восемь назад столько на чай в кабаках за раз кидал. А тут – какой-никакой друг, хоть и четвероногий. Выходили мы с доктором собачку. Может, и сейчас еще бегает. А если уже нет – так хоть она за меня перед Петром проголосует, если доберусь я, конечно, еще туда. Потому что, потом у меня такая жизнь началась, что голосовать за меня там вряд ли кому захочется.

После того случая, с собачкой, как-то все утрясаться у меня началось. Нашел меня один друган, я ж говорю, те университеты, они, ох, какие полезные. Он вроде уже при деле был. Фирма у него небольшая, паркетом занимался. Вдвоем, с моим-то опытом, у нас все вообще хорошо раскрутилось. Ну не так, чтобы дворцы строить, но на водочку непаленую под селедочку хватало. Однокомнатной квартиркой тоже, лет через пять разжился. Только как оно все слегка устаканилось, потянуло меня куда-то не туда.

В те времена к нам уже травка всякая потекла, таблеточки, диски, колесики, то есть. Как же не испробовать было, чтобы от времени не отстать. Ничего так, пошло по-маленьку, веселей на мир смотрится.

Тут вот еще, какая проблема подоспела. Стал я за собой замечать, мужик-то из меня уже не тот стал. Кризис, среднего возраста, так сказать, от мытарств, наверное, за жизнь принятых. Мой друган, тот, с кем мы паркетом, еще раньше от такой напасти страдать принялся, жизнь у него до этого тоже, так сказать, изменчивая, была. Испугался я по началу – жуть. Молодой же мужик пока, и внешне, вроде, справный. Бабешки привечают еще, сами, можно сказать, за шею цепляются. А я – нет, не могу – хоть плачь! И виагра там со всеми прочими разворотами – только так, хоть обожрись.

Ехали мы как-то с моим подельщиком по Каширке, на дом его новый смотреть, он тогда его только заканчивал строить, глядь, девки на трассе стоят, шалавы малолетние, лет по тринадцать. Кореш мне: ну что, возьмем, бока погреть, а то в доме холодно? Я говорю, ты чо, они ж мелкие совсем, дети почитай. А он смеется: мелкие говоришь, да у них мужичья было, мы с тобой вдвоем столько баб за всю жизнь не отымели, они ж здесь, на трассе, почитай, и родились. Смотри, сейчас двадцать баксов покажу – очередь выстроится, а то можно и всех, оптом снять, они только рады будут, на молочишко-то заработать.

Всех мы тогда, конечно, не стали брать, но парочку прихватили. И что-то такое со мной сделалось – сам не знаю. Я в ту ночь опять мужиком стал, молодым, уверенным, как заново родился. А кореш мой только похахатывает. Что, говорит, нашел себе лекарство? Я тебе давно рецепт выписать хотел, стеснялся только. В общем, с тех пор, стали мы на трассы частенько заглядывать. Всякое, конечно случалось. Клофелинчиком не раз угощали, обносили опять-же. Но мы особо не в обиде и были. Нормалек, главное, ничего ценного дома на виду не держать, а так ничего, еще заработаем, где наша не пропадала. Только потом стал я за собой замечать, что тринадцать – это как-то много для меня уже смотреться стало. Начали мы уже одиннадцатилетних искать, иногда даже девятилетние находились. Только вот лишней грязи точно не надо. Все это профи с трасс были, среди них даже ни одной целки ни разу мне не попалось, хотя другие любители говорили, случалось. По школам и детским садам я не маньячил, это точно.

Вообще те годы ничего, спокойные были. Дети мои правда, выросли уже тогда, и как-то совсем отошли. Ну да я не в претензии. Понимаю. Мало чего они от меня хорошего видели-то. Пусть свою жизнь строят, радуются, дай бог им.

Растить обиду – сад плохой,Сорняк там выше злакаИ сердца лучик золотойНе выпорхнет из мрака.

Жил в общем, как мог. Полгода назад решил вот в Египет скатать, от паркета отдохнуть, кости в соленой водичке отмочить. Сначала все хорошо получилось. Отель такой навороченный, целых пять звезд, жратвы – горы, выпивки – залейся. Ну и начал я заливаться. Дня три попьянствовал, надоело, скучно стало, на покруче развлечения потянуло. Я, понятно, из дома ничего не взял. Не хватало еще, чтоб на таможне не по делу хлопнули. Стал я справки наводить. Вокруг отеля – только чепуха, я от такого еще пару лет назад отстал. Все в одну дуду вместе – у бедуинов, в пустыне – все есть.

Взял я, короче, квадроцикл в прокат, и сам, один, без всякого там организованного мотосафари, в пустыню подался. Да, не очень конечно, трезвый, был, на подвиги круто потянуло. Ехал я, ехал, приехал куда-то, по-моему, туда ж, куда всех туристов возят, а может, еще куда, я не шибко-то и разобрался. Палатки какие-то драные стоят, навесы, верблюды гуляют, козлы, дети. А девчушки-то у них тоже ничего, красотки большеглазенькие. Ко мне мужики их какие-то подошли, под навесом усадили как барина, чайку в чашечку плеснули, чего-то спрашивают. Я им чего смог тоже объяснил: грасс, драгс. Помню, они мне еще кальян заряжать принялись. Больше – ничего не помню. Совсем. Очнулся я тогда на лавке в Хургаде, в обносках каких-то чужих, вонючих, понятно, без копья в кошельке, да и без самого кошелька. Эх, надеюсь, может, развлекли меня там славно, денежки-то у меня с собой были.

Хорошо, название отеля вспомнил. Оказывается, меня там три недели не было. Одна радость, что в сейфе гостиницы мои документы уцелели. Из Египта меня, понятное дело, выгнали, депортировали, чтоб еще три года туда соваться не мог. Ну, да и не больно-то хотелось. Хватит, погулял уж.

Ну так вот, через пару месяцев я начал за собой замечать что-то не то совсем. Вроде то познабливает, то, наоборот жарко так, что хоть все с себя сними. Температурит. Я сначала внимания-то не обратил, думал, простыл где. А неделю назад так прихватило, на улице свалился, так вот здесь по Скорой и оказался. Когда оклемался, врачи приговорчик и зачитали. Инфекция, говорят, неопознанная в крови, заражение какое-то, уже по всему моему многострадальному организму распространилось. Стопудняк, я это в Египте цепанул. Вены-то у меня тогда все в дырках были. Еще за это и депортировали. Небось, черте-что вводил. Жаль не помню ничего, круто наверняка было.

Кореш приходил, конечно, в больничку получше предлагал двинуть. А оно мне надо? С помпой загибаться? Мне и тут не гнило. Детки вот тоже навещали. Все-таки молодцом они у меня, соответствуют. Ничего. Теперь уже недолго осталось. Всем меня навещать. Я, в принципе, готов. Вон, дверь открывается. Кто-то еще прется. Сейчас посмотрим. Или сестричка идет укол делать?

Ленка, ты что ль? Откуда? Что стоишь, как не родная? Давай, проходи, седай. Не ждал. Ленка, а ты за меня голоснешь? Одной собачки ведь мало, наверняка, будет. Ладно, не парься. Садись, говорю. Давай я тебе стихи почитаю, свои:

Нисходит благодать волнамиНа душу нежную моюТо вдруг бушую как цунами,То тихо песенки поюВ земной, небесной круговертиНикак не удержаться мнеТо я на волосок от смертиТо как собака при лунеЗавою, закричу, заплачуХотя причин особых нетУжель не может быть иначеИ на семь бед один ответ.

*Все стихи Сорокина О. А.

Не только про любовь

Эта история произошла давно, в самом начале восьмидесятых, еще до перестройки, гласности, капитализма. Или не происходила вовсе. Главное, что она уже не может случиться сегодня. Пусть это будет просто сказка.

Родом Ольга была из маленького провинциального городка на берегу Азовского моря. Ее мама с папой работали на небольшом местном заводе по переработке рыбы. Еще у нее был младший братишка и старенькая бабушка, папина мама, которая жила в Москве. Девочка росла красавица, отличница, болтушка и хохотушка, любимая дочка и внучка. Шли годы. Наступила последняя школьная весна, впереди остались только экзамены на аттестат.

Как-то вечером, когда девушка вернулась с рыбалки в обществе одноклассников, теперь уже совсем скоро, бывших, она застала родителей в тревоге.

– Присядь, доча, поговорим, – сказал отец.

Оля опустилась в кресло на террасе.

– Что-то случилось?

– Да нет, не волнуйся, ничего пока. Бабушка вот письмо прислала, неважно себя чувствует, да и возраст у нее уже… Мы тут с матерью посоветовались, давай, поступать в институт будешь в Москве.

– Но я же хотела в Краснодар?

– Бабушку страшно без присмотра-то оставить, а к нам переехать ну никак уговорить не можем. И потом, знаешь, московская квартира…

Напомним, что дело происходило в конце семидесятых. В те времена вся жилплощадь принадлежала государству и по наследству не передавалась. Был только один способ не потерять давно уже ставшее своим жилье после смерти родственников, кому-нибудь еще там прописаться.