Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941-1942 - Артем Драбкин

Когда закончили программу на УТ-2, пересели на И-16 — прекрасный истребитель, но очень строгий. В особенности на посадке и на взлете. Сначала учились рулить на старых истребителях с ободранными плоскостями, чтобы не взлететь ненароком. И вот на такую машину, которая никогда в воздух не поднимется, садился очередной курсант, запускал мотор и давал газ почти полностью. Бежал по аэродрому, имитируя взлет. Важно было разбежаться, поднять хвост машины, убрать газ и удержать истребитель на пробежке. Это довольно сложное упражнение, с которым не все справлялись. Бывали случаи, когда на пробежке кто-то не удерживал самолет в прямолинейном направлении. Он резко разворачивался, иногда ломалось шасси. Ну и, конечно, тогда могли загнуться концы пропеллера, коснувшись земли. После такого случая вся группа курсантов отстранялась от пробежек вплоть до окончания ремонта самолета. Все делали сами курсанты под руководством техника звена. Все, конечно, расстраивались, особенно виновник аварии, так как он понимал, что лишил всю группу обучения пробежкам. Мы все старались как можно быстрее восстановить самолет.

Обучение пробежкам продолжалось 1,5 — 2 месяца, после чего мы приступили к освоению самого современного истребителя И-16. Если пробежками мы занимались на аэродроме, расположенном рядом с училищем в г. Чугуево, то осваивать И-16 нас опять обязали на аэродроме у деревни Кочеток, потому что там кругом степь, строений почти нет. Если бывало, кому приходилось садиться на вынужденную посадку, то кругом ровные поля.

Итак, после подъема — физзарядка по группам с пробежками, это ежедневно, потом — завтрак, строем в столовую, дальше — строем в казарму, переодевались в летное обмундирование и строем на грузовые автомобили, на аэродром у деревни Кочеток.

С главного аэродрома, расположенного вблизи училища, учебные двухместные самолеты УТИ-4 инструкторы вместе с техниками перегоняли на аэродром, где мы их встречали и сопровождали на стоянку. Дальше инструктаж, что будет сегодня, кто когда полетит, и пошла учеба. И так целый летный день стоит сплошной гул над аэродромом. Потом привозят всем так называемый полдник. Это, как правило, стакан какао плюс бутерброд с чем-нибудь или булочка с маслом и чаем.

Чугуевское военно-воздушное училище я закончил в сентябре 1940 года, освоив четыре типа самолетов и имея налет 40 — 45 часов. По окончании училища нам было присвоено звание «лейтенант», и меня откомандировали для прохождения службы в 10 ИАП, находившийся в г. Шяуляй Прибалтийского военного округа. И самое главное! Нам выдали форму офицера ВВС, о которой я мечтал, еще учась школе! Правда, реглан не дали, сказав, что выдадут в частях, но и там не дали, что сильно расстроило.

После прибытия в полк нас, шестерых выпускников Чугуевского училища, распределили по авиаэскадрильям, разместили по квартирам в городе Шяуляй, зачислили в штат на должности летчиков-истребителей с окладом 850 рублей в месяц и закрепили в столовую полка, расположенную здесь же, в гарнизоне, где мы завтракали и обедали. Ужинали мы в городе, в столовой гарнизона. Из 850 рублей нам платили лишь 1/4 зарплаты в литах, чего вполне хватало на жизнь. Остальные деньги перечислялись в рублях в пограничный таможенный банк, и, когда мы отправлялись домой в отпуск, мы их получали при пересечении границы на таможне. В то время как в России все товары, в том числе даже хлеб, отпускался только по карточкам и страна жила бедно, а в Литве в магазинах было изобилие еды и товаров. В одном обувном магазине мне понравились очень красивые, как я думал, заграничные туфли, а оказалось, они из России, фабрики «Парижская коммуна», но таких в России в то время нигде нельзя было купить. Купил я себе и швейцарские часы «Лонжин». Все это осталось на квартире и пропало во время отступления.

Как я уже сказал, жили мы на частных квартирах. Я поселился у семьи офицера Литовской армии, который перешел на службу в Красную Армию. Его пехотная часть базировалась в г. Вильно. Так что он домой приезжал по праздникам, иногда в выходной день. Кроме меня, здесь снимал отдельную комнату летчик нашего полка младший лейтенант Виктор Волков. Относились к нам хорошо — мы даже вместе собирались за столом на праздники и в выходные дни. Оплату за квартиру производили через наших снабженцев, так называемый батальон аэродромного обслуживания БАО, который также размещался в гарнизоне около аэродрома.

В нашем истребительном полку было три эскадрильи, две — на истребителях И-16, одна — на И-15. Меня зачислили в 1-ю эскадрилью на И-16, закрепив за мной самолет. Правда, я уже думал, что я истребитель, но когда опытные летчики начали проверять технику пилотирования, они сказали: «Ребята, вам еще учиться надо», и мы фактически заново стали осваивать И-16. Кроме того, командиры звеньев проводили занятия по изучению района аэродрома. После провозных на УТИ-4 командир звена давал «добро» на самостоятельный вылет по «коробочке». Полеты были не ежедневно, так как обычно летала одна авиаэскадрилья, ибо аэродром был небольшой, с травяным покрытием, другие эскадрильи занимались или ремонтом авиатехники, или теоретической учебой. Кроме того, необходимо было выделять один или два дня в неделю для полета 46-го бомбардировочного авиаполка, который базировался на том же аэродроме и вел боевую подготовку, выполняя различные учебные боевые здания, в том числе бомбометание на полигоне по мишеням, полеты по маршруту. По субботам обычно проходили командирские занятия, на которых летчики изучали новые конструкции немецких самолетов и нового истребителя МиГ-1. В конце занятий приходил начальник особого отдела и отбирал у нас все конспекты по МиГ-1, считающиеся совершенно секретными. Но самым главным были полеты. Мы летали в зону на отработку фигур высшего пилотажа, вели учебные воздушные бои, стреляли по конусу и по наземным целям.

Рядом, в 100 — 125 км от Шяуляя, проходила граница с Германией. Близость ее мы ощущали на своей шкуре. Во-первых, непрерывно шли военные учения Прибалтийского военного округа, во-вторых, на аэродроме дежурила в полной боевой готовности авиаэскадрилья или, в крайнем случае, звено истребителей. Встречались мы и с немецкими разведчиками, но приказа сбивать их у нас не было, и мы только сопровождали их до границы. Непонятно, зачем тогда поднимали нас в воздух, чтобы поздороваться, что ли?!. Я помню, как во время выборов в Верховные Советы Эстонии, Латвии и Литвы мы барражировали на низкой высоте над г. Шяуляй. Непонятно, для чего это было необходимо — то ли для праздника, то ли для устрашения. Конечно, кроме боевой работы и учебы, была и личная жизнь. Мы обзавелись знакомыми и ходили с ними в Дом культуры военного гарнизона г. Шяуляй, где пели, смотрели кино или танцевали. Молодые же были — 20 лет! У меня была знакомая красивая девушка, парикмахер, литовка Валерия Бунита. В субботу 21 июня 1941 года я встретился с ней и договорился в воскресенье поехать прогуляться на озеро Рикевоз. Мы в это время жили в летнем лагере — в палатках возле аэродрома. Как раз шли учения ПрибВО. Проснулся часов в пять, думаю, надо пораньше встать, чтобы успеть позавтракать, потом сходить к Валерии и ехать на это озеро. Слышу, гудят самолеты. На аэродроме дежурила третья эскадрилья, на И-15, прозванных гробами, поскольку на них постоянно были аварии. Вот, думаю, налет с Паневежиса, а эти его небось прозевали. Открываю полу палатки, смотрю, над нами «кресты» хлещут из пулеметов по палаткам. Я кричу: «Ребята, война!» — «Да, пошел ты, какая война!» — «Сами смотрите — налет!» Все выскочили — а уже в соседних палатках и убитые есть, и раненые. Я натянул комбинезон, надел планшет и бегом к ангару. Технику говорю: «Давай, выкатывай самолет». А дежурные самолеты, что были выстроены в линеечку, уже горят. Запустил двигатель, сел в самолет, взлетел. Хожу вокруг аэродрома — я же не знаю, куда идти, что делать! Вдруг ко мне подстраивается еще один истребитель И-16. Покачал крыльями: «Внимание! За мной!» Я узнал Сашку Бокача, командира соседнего звена. И мы пошли на границу. Граница прорвана, смотрим, идут колонны, деревни горят. Сашка пикирует, смотрю, у него трасса пошла, он их штурмует. Я — за ним. Два захода сделали. Там промахнуться было невозможно — такие плотные были колонны. Они почему-то молчат, зенитки не стреляют. Я боюсь оторваться от ведущего — заблужусь же! Прилетели на аэродром, зарулили в капонир. Пришла машина с командного пункта: «Вы вылетали?» — «Мы вылетали». — «Давайте на командный пункт». Приезжаем на командный пункт. Командир полка говорит: «Арестовать. Посадить на гауптвахту. Отстранить от полетов. Кто вам разрешал штурмовать? Вы знаете, что это такое? Я тоже не знаю. Это может быть какая-то провокация, а вы стреляете. А может быть, это наши войска?» Я думаю: «Твою мать! Два кубика-то слетят, разжалуют на фиг! Я же только в отпуск домой съездил! Лейтенант! Девки все мои были! А теперь рядовым! Как я домой покажусь?!» Когда в 12 часов выступил Молотов, мы из арестованных превратились в героев. А переживали страшно! Потери были большие, много самолетов сгорело, ангары сгорели. Из полка только мы вдвоем дали хоть какой-то отпор, не дожидаясь приказа.