День поэзии. Ленинград. 1967 - Семен Вульфович Ботвинник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В просторе морском
Стальные идут корабли!
Манит нас простор величавый,
С могучей стихией борьба, —
На ленточках золотом славы
Сверкает морская судьба!
Летят белокрылые чайки —
Привет от родимой земли.
И ночью и днем
В просторе морском
Стальные идут корабли!
И если опять над морями
Взовьется сражения дым, —
Мы знаем, что Родина с нами,
А с ней мы всегда победим!
Летят белокрылые чайки —
Привет от родимой земли.
И ночью и днем
В просторе морском
Стальные идут корабли!
1950
СЕМЕН БЫТОВОЙ
ПОСЛЕДНИЙ ШАМАН
Жил он отчужденно, одиноко,
Стал, как говорится, не у дел,
И, как прежде,
Ястребиным оком
На людей уж больше не глядел.
Год почти скитался без работы,
Все забыли, кажется, о нем.
И на зимнем празднике охоты
Не плясал, как демон, над огнем.
Не взывал ни к злым,
Ни к добрым духам,
В золотистый бубен не стучал.
Стало тихо в стойбище.
По слухам,
Он и в чýме целый день молчал.
Крепкий чай тянул из медной кружки,
Развалясь на меховом полу.
Даже костяные побрякушки
Были просто брошены в углу...
Но дождался наконец минуты!
Слышал я недавно от друзей —
Он свои шаманьи атрибуты
Сдал в этнографический музей.
И расписку взял, —
Чтоб без обмана, —
В сундучке хранится у него:
«Принято от бывшего шамана
Личное имущество его...»
Нынче ходит с искоркой во взгляде —
В самом деле,
Жизнь не так плоха, —
Он в оленеводческой бригаде
В должности второго пастуха.
Позабыл свои пустые бредни,
Обязался стать передовым
И упитанности выше средней
Добиваться важенкам своим...
Так из мрака
Потянулся к свету,
Держится отныне на виду.
Сразу на год выписал газету
«Тихоокеанскую звезду».
Пусть обучен грамоте не очень,
Да глаза остры
Не по годам, —
Но пастух до самой поздней ночи
Всю ее читает по складам.
А кругом от очага дымище,
Но сидит, склонившись над огнем,
И читает,
И глазами ищет,
Нет ли где заметочки о нем...
1953
Нижний Амур
ПЕТР КОБРАКОВ
ИСТОРИЧЕСКАЯ АРКА
Над ней летит
Коней шестерка грозная.
А рядом — Зимний,
Площади разлив...
Вплела узор свой арка
В небо звездное,
Полудугой дома соединив.
За красоту ее
Спасибо зодчему.
Пред нею
Остановится любой,
Припомнив,
Как матросы и рабочие
За власть Советов
Шли на смертный бой.
Здесь каждый раз
Мне видится:
Колоннами
Идут они в грохочущей ночи,
И режут мрак над ними
Обнаженные
Прожекторов широкие мечи.
До гребней крыш
Ночь темный полог свесила...
И слышу я
В застывшей синеве
Тяжелый выстрел
Броневого крейсера,
Зарею полыхнувший на Неве.
1953
ВЛАДИМИР ЗАВОДЧИКОВ
НАД ОЗЕРОМ
Оно от неба — голубое,
А начал ветер дуть сильней —
И всем казалось: над прибоем
Взлетела стая лебедей.
Швырялись волны пеной белой
В береговой гранит седой,
И берег вздрагивал. Но дело
Не только в пене над водой:
По вспышкам пены легкокрылой,
Что мчит упругая волна,
Мы узнаем, какие силы
Таит до срока глубина.
1953
НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ
ХОДОКИ
В зипунах домашнего покроя,
Из далеких сел, из-за Оки,
Шли они, неведомые, трое —
По мирскому делу ходоки.
Русь металась в голоде и буре,
Все смешалось, сдвинутое враз.
Гул вокзалов, крик в комендатуре,
Человечье горе без прикрас.
Только эти трое почему-то
Выделялись в скопище людей,
Не кричали бешено и люто,
Не ломали строй очередей.
Всматриваясь старыми глазами
В то, что здесь наделала нужда,
Горевали путники, а сами
Говорили мало, как всегда.
Есть черта, присущая народу:
Мыслит он не разумом одним, —
Всю свою душевную природу
Наши люди связывают с ним.
Оттого прекрасны наши сказки,
Наши песни, сложенные в лад.
В них и ум и сердце без опаски
На одном наречье говорят.
Эти трое мало говорили.
Что слова! Была не в этом суть.
Но зато в душе они скопили
Многое за долгий этот путь.
Потому, быть может, и таились
В их глазах тревожные огни
В поздний час, когда остановились
У порога Смольного они.
Но когда радушный их хозяин,
Человек в потертом пиджаке,
Сам работой до смерти измаян,
С ними говорил накоротке,
Говорил о скудном их районе,
Говорил о той поре, когда
Выйдут электрические кони
На поля народного труда,
