Гнус. роман - Алексей Пертов

После прохождения таможенных процедур компаньоны, покинув международную зону, оказались в помещении местной авиакомпании.

Рейс до Томска был через шесть часов. Коротая время, приятели прохлаждались в кафе и прогуливались по магазинам аэропорта.

– На обратной дороге остановимся в Москве на пару дней, – заявил Граба, – у меня здесь столько всего было! – И опять принялся рассказывать истории.

Эжен было пытался заговорить с ним о деле, но тот лишь отмахнулся:

– На переездах дела не решаются.

До вылета они побывали в трёх кафе, обошли почти все бутики и обменяли немного долларов на рубли в местном обменном пункте. Граба выразил недовольство обменным курсом, назвав его грабительским, оскорбительным и даже преступным:

– Даже дядя Моша таких цен не ломит, – возмущался он.

Остальные деньги решили менять в Томске, предусмотрительный Граба заранее узнал предложения местных банков и, хотя разница составляла три рубля, упускать даже такую выгоду он не хотел. «А когда-то меня барыгой называл», – с ухмылкой смотрел на него Эжен.

Наконец диктор объявила о начале регистрации на рейс до Томска, и вскоре они вновь были на борту самолёта.

Томск, родина компаньонов, был провинциальным сибирским городком, основанным в 1604 году казаками по просьбе татар для защиты от киргизов. В течение нескольких веков являлся местом ссылки каторжан. Основным занятием жителей были грузоперевозки: через город проходил Сибирский тракт, по которому можно было добраться до самого Китая. А также взимание с проезжих необременительной пошлины – исключительно для того, чтобы познакомить с местным колоритом. В пору развития РЖД Томск мог стать центром Сибири, но, по одной из городских легенд, из-за жадности местных купцов, давших взятку, чтобы строительство железной дороги обошло город стороной, он превратился в общественно-культурный аппендикс. И только основание в 1878 году университета спасло Томск от неминуемой деградации, внеся десятитысячную армию студентов.

После четырёх часов полёта самолёт пошёл на снижение, и в иллюминаторе можно было разглядеть пригородные дома, рядом с которыми копошились люди. С высоты дома казались игрушечными, а люди – букашками. Граба заёрзал в кресле:

– Ты хоть что-нибудь чувствуешь?

– Конечно – уши вот как заложило.

– Ну, ты, Женька, твердокожий! Столько лет не быть в родных местах!

Родные места встретили вечерней прохладой сибирского лета. В воздухе еле заметно пробивались давно позабытые запахи хвойного леса и каких-то трав. Приятели как заворожённые стояли возле выхода из здания аэропорта. Перед ними располагалась площадь с припаркованными по краю машинами и автобусной остановкой. К остановке медленно подъехал автобус и, остановившись, распахнул двери.

Граба оживился:

– Смотри, 119-й до сих пор ходит! Давай на нём прокатимся. Вспомним былое.

Эжен согласился, но, зная Грабу, подумал, что тот просто хочет сэкономить на такси.

Автобус по пустынной вечерней трассе за полчаса домчал до города. Покружив немного по улицам, он остановился на центральной остановке. Друзья вышли и оказались лицом к зданию, на котором висела вывеска: «Отель «Сибирь».

– Раньше была гостиница, а теперь отель. Цивилизация, – многозначительно сказал Граба. – Здесь и остановимся. У меня здесь одна хорошая знакомая работает.

Однако ни знакомой, ни цивилизации в отеле не оказалось. Знакомая давно уволилась, а номера, припудренные косметическим ремонтом подобно потёмкинским деревням, оставались на деле теми же самыми гостиничными, советскими. Из цивилизации были только цены на них. Осмотрев номера, Эжен поморщился:

– А что-нибудь поинтереснее за последнее время в городе появилось? – спросил он на ресепшене у небрежно одетой женщины со следами былой молодости на лице.

Та осмотрела их с головы до ног:

– Если вам некуда деньги девать, езжайте в «Магистрат», – скривилась она в неприязненной гримасе:

Заказав через неприветливую администраторшу такси, приятели вскоре были возле двухэтажного здания под старину со шпилем, искрящегося иллюминацией и большими золотыми буквами «Магистрат». На входе их встретил портье в форменной одежде. Приветливо улыбаясь, он распахнул перед ними двери и, подхватив багаж, провёл в уютный холл, не уступающий приличным европейским отелям.

В отличие от предыдущего «отеля» за стойкой приёма сидела миловидная и излучающая доброжелательность девушка. С очаровательной улыбкой она не то в шутку, не то всерьёз поинтересовалась о цели визита иностранных гостей, на что Граба важно ответил: «Бизнес». Девушка показала свободные номера. На сей раз Эжен остался доволен ценой-качеством услуг, и только бережливый Граба, переведя рубли в привычную для себя валюту, впал в негодование:

– Пятьсот шекелей за сутки! У них там что, унитазы из золота?! Давай вернёмся в «Сибирь»!

Но когда Эжен сказал, что проживание берёт на себя, успокоился.

Компаньоны разместились в двухместном номере на втором этаже с видом на центральную площадь, на которой мирно соседствовали часовня и памятник непримиримому борцу с враждебными научному коммунизму течениями, к коим относилась религия, – вождю мирового пролетариата В. И. Ленину.

Утомлённые двумя перелётами, они, наскоро приняв душ, легли спать.

5

С утра их разбудил колокольный звон. Кроме часовни неподалёку располагался православный храм, на территории которого до недавнего времени размещался завод по производству галош. Ветер демократических перемен 90-х годов восстановил храму первоначальный статус, и теперь вместо шума станков и неприятного запаха округа наполнялась энергией любви и добра. К звону колоколов добавились сигналы мобильных телефонов. Обеспокоенные отсутствием вестей жёны компаньонов, точно между ними образовалась невидимая связь, почти одновременно набрали номера своих мужей. И если Стеллу в большей степени интересовало, не пьян ли Граба, то Аннет требовала от супруга скорейшего посещения кладбища. Эжен планировал было с утра заняться поиском картин, но Граба запротестовал:

– Старик, предки – дело святое.

Решив съездить на кладбище, они спустились в фойе. Эжен хотел позавтракать в местном ресторане, но Граба, изучив меню, заявил, что его организм не сможет принять яйца по цене доллар за штуку. Однако когда Эжен сказал, что платить будет он, организм Грабы напрягся и совершил подвиг – принял яичницу из четырёх яиц. При этом он высокопарно заявил:

– Только из уважения к тебе. Больше здесь мне кусок в горло не полезет.

Выйдя из отеля, Грабер уговорил Эжена немного пройтись по городу.

Ничего особенного за их долгое отсутствие не изменилось, разве что только попались на глаза пара новых современных зданий, а старые, слегка реставрированные, были сплошь отданы под магазины и увешаны рекламными щитами. Но в целом город производил приятное впечатление – улицы были чистые, люди опрятно и современно одеты. Граба жадно всматривался в лица прохожих:

– Как я устал по человеческим глазам!

– А разве в Израиле не люди живут?

– Да что там… – неопределённо махнул он рукой.

Добравшись до ближайшей остановки, друзья по настоянию экономного Грабы сели в автобус и, проехав через весь город, очутились на кладбище. Исходя вдоль и поперёк ряды погребений, они кое-как нашли на самом краю могилу прабабушки Аннет, обнаружив её в весьма жалком состоянии: земля по колено поросла травой, потрескавшийся памятник покосился, а почерневшая от времени оградка сплошь загажена птицами. Тишину последнего людского пристанища разрывал рёв бульдозера – извергая клубы чёрного дыма, он ровнял землю, приближаясь к могиле прародительницы Аннет. Не сговариваясь, приятели направились к нему. Эжен поднял руку вверх, и в совокупности с его представительным видом это возымело действие – бульдозерист заглушил адскую машину.

– Ты что творишь, животное?! – всплыл у Эжена опыт общения в 90-е годы.

– Тише, мы в чужой стране, – пытался успокоить Граба.

– Мы на своей земле!

Водитель проникся стилем общения и, побледнев, что-то лепетал о строительном подряде и директоре кладбища. Строго наказав ему не заводить машину до их прихода, приятели отправились на поиски руководства самого печального места на Земле. Найдя резиденцию погоста, компаньоны буквально ворвались в кабинет с табличкой «Директор» и сходу потребовали объяснений у сидящего за столом невысокого лысоватого мужчины с лицом, изъеденным оспой, и плутовато бегающими глазами. Он вначале было опешил, но быстро взял себя в руки и начал ссылаться на постановления городской администрации об уплотнении территории, а потом вовсе сменил тактику – жалостливым тоном заговорил о кризисе и недостаточности финансирования. Проницательный Эжен услышал его: достав бумажник, отсчитал десять стодолларовых купюр и положил перед ним на стол. Рукой, похожей на птичью лапку, мужчина быстро схватил деньги и спрятал в ящик стола.