Кузька и другие сказки и сказочные повести - Александрова Татьяна

За это время он изобрёл бесшумный автомобиль и несколько видов машин, которые прекрасно работают на солнечной энергии.

Он изобретал сказочные вещи, а сказок совсем не помнил. Хотя внуки Мудрого профессора то и дело требовали от него рассказывать сказки.

«Какой ужас! — думал Мудрый профессор. — Решительно ни одной сказки не могу припомнить. Даже тех, которые сам же рассказывал вчера. Придётся опять сочинять что-нибудь этакое».

Зато внуки прекрасно помнили почти все сказки, которые им сочинил Мудрый профессор то зимним вечером, то летом во время прогулки по лугам и лесным лужайкам. Иногда они рассказывали их своему дедушке.

«Постойте, — говорил Мудрый профессор. — Я их где-то слышал, но не могу припомнить где. На симпозиуме? Нет, пожалуй, на коллоквиуме. Словом, на каком-то заседании или совещании. А скорее всего, в кулуарах».

Вот эти сказки.

Нескушанный сад

У девочки Машеньки был кот Мурзик. По вечерам она рассказывала ему сказки. Кот лежал в кукольной кроватке и мурлыкал. Потом он убегал куда-то, а Маша засыпала.

Но однажды он сказал:

— Мяу! Бежим за мной!

Ура! Мурзик научился говорить. Слушал, слушал сказки — и научился! И Маша смело побежала за ним по деревьям, по крышам, по заборам, а потом вместе с другими котами — по траве.

Вдруг впереди что-то засверкало, заиграла музыка.

— Нескушанный сад! — Мурзик показал на высоченные ворота.

На них лезли коты и кубарем валились обратно. А внизу — писк, визг, шерсть клочьями!

— Там дыра, — сказал Мурзик. — В неё пролезает только один кот. Вот все и дерутся, чтобы пролезть первыми.

— Встать друг за другом, — сказала Маша, — раз-раз! — и все уже в саду.

— Нет, — ответил Мурзик, — мы, коты, так не можем.

— Бедненькие, глупенькие! — пожалела их девочка.

И ворота открылись. Коты — в сад. И лишь самые отчаянные всё ещё дрались за узкую лазейку.

Чего-чего не было в этом чудесном саду! Сверкали маленькие радуги. Цвели и звенели колокольчики. На деревьях среди разноцветных листьев качались то ватрушки, то сосиски, то пёстрые клубки. На одном дереве вместо листьев были ленточки, а вместо цветов — бантики. Тут и там били молочные фонтанчики. Но вот беда! Фонтанчики пересыхали, а ветки с клубками и сосисками отскакивали от котов под самое небо.

— Моя сосиска! Моя-а-у! — вопили коты, прыгая и падая вниз.

— Никто тут ничего не скушает… — вздохнул Мурзик.

— Бедненькие, голодненькие! — сказала Маша и преспокойно сорвала для Мурзика сосиску.

Что тут началось!

— Не деритесь, пожалуйста! — просила Маша. — Всем хватит.

Всех она накормила, напоила, дала по клубку, и даже толстые пожилые коты весело пустились их разматывать.

— Моя хозяйка! — хвастался Мурзик. — Моя-а-у!

Но вот Маша увидела землянику и захотела её съесть. А ягоды — раз! — и пропали.

«Значит, — решила она, — всё тут для котов, а не для людей. Но зачем им ягоды или те зонтики на дереве? Вот бы маме такой зонтик!» И зонтик упал ей прямо в руки. «А бабушке — вот такой голубой клубок!» И тут голубой клубок оторвался и, как спелое яблоко, упал к ногам девочки.

— Мурзик! Что я знаю! — обрадовалась Маша. — Тут в саду всё можно взять не для себя, а для других. Нужно только захотеть, чтобы всё было у всех!

— У всех? Для других? — удивился Мурзик. — Мы, коты, так не можем. Нам бы хватать и цапать только для себя.

— Сорви мне, пожалуйста, вон ту ватрушку! — попросила девочка.

— Для тебя попробую, — ответил Мурзик. — Нет, попытаюсь. То есть попробую попытаться. Вернее, попытаюсь попробовать.

Он прижался к земле, прыгнул и с криком: «Моя! Моя-а-у!» — рухнул вниз.

И тут сразу умолкла музыка, погасли радуги, хлынул ливень, все кинулись из сада. Вдруг зонтик в руках у Маши сам раскрылся и засветился, чтоб видно было, куда идти. А клубок был до того тёплый — грел Маше руки.

— Знаешь что! — сказал Мурзик, когда ворота захлопнулись за ними. — Ты позаботилась обо всех, а о тебе никто. Вот сад и рассердился!

— Ты так думаешь? — спросила девочка.

И проснулась.

Мурзик сидел у кровати и умывался.

— Мурзик, на самом деле ты сорвал бы для меня ту ватрушку?

«Мур! — весело ответил Мурзик. — Мяу!»

Гиппопоташка

Жил-был Гиппопоташка, милый-премилый. Однажды он бежал по зелёному лугу у себя в Африке, по своей любимой тропинке, и следом за ним бежала его тень. Гиппопоташка очень любил бегать, прыгать и петь на этой тропинке. Один конец её упирался в зелёные джунгли, а другой — в синюю реку. И то и другое — и джунгли и река — были прекрасны.

Остановился Гиппопоташка у реки. Посмотрел направо одним глазом, а там его тень на песке так прекрасно нарисована. Посмотрел в воду, а там его весёлая мордочка вырисовывается и солнце над ней. И Гиппопоташке тоже захотелось рисовать. Что такое «рисовать», он не знал. Просто ему очень захотелось рисовать. Захотелось — и всё!

Он стал искать себе карандаш. Что такое «карандаш», он, конечно, не знал. Совсем не знал. Нашёл большую ровную палку, решил, что это карандаш, и очень обрадовался. И он пошёл по траве.

В цветах он нашёл полянку. Синий ручей тёк посередине, а вокруг был жёлтый песок.

«Очень хороший альбом, — подумал Гиппопоташка, медленно обходя жёлтую поляну. — Очень хороший!»

Что такое «альбом», он, конечно, тоже не знал, но почему-то догадался, что страницы альбома должны быть гладкими. И он ходил и трамбовал, ходил и утрамбовывал своими толстыми лапками жёлтый песок. И песок стал тугой и гладкий.

И Гиппопоташка стал рисовать. Он нарисовал дом, и цветочек рядом, и дерево, и солнце. Он рисовал и пел. И так получилось красиво, что Гиппопоташка очень захотел показать кому-нибудь рисунок и позвал своего лучшего друга Ихтиозаврёнка.

Ихтиозаврёнок смотрел, а Гиппопоташка молча стоял рядом.

— Вот это да-а! — сказал поражённый Ихтиозаврёнок.

— Тебе понравилось? — спросил Гиппопоташка.

— Очень! — в восторге ответил Ихтиозаврёнок.

— Это я нарисовал, — скромно объяснил Гиппопоташка и стал смотреть в сторону.

И вот уже бабочки, стрекозы и летучие ящеры закружились над жёлтым альбомом. Они разглядывали рисунок, а Ихтиозаврёнок с восхищением смотрел на своего друга.

Потом Гиппопоташка и Ихтиозаврёнок сбегали в лес и принесли оттуда длинные ровные палки. Получились рамки для рисунка, и он стал ещё красивее.

Друзья играли в лесу и на реке, а потом приходили взглянуть на рисунок. Он всегда оставался таким же и на том же самом месте, а не убегал и не пропадал, как тень или отражение. И всегда рядом с ним стояли какие-нибудь звери, и смотрели на рисунок, и обсуждали, и радовались.

Зверик

У мамы Зверуши был маленький Зверик. Жили они за далёкими оврагами, за буграми и лесами. Мама Зверуша была большая, добрая, лохматая, шерсть у неё была зелёная, как трава, а глазки синие, как лужицы в траве. Зверик был такой же, как мама, лохматый, зелёный, но только маленький. Но лес у них был не зелёный, а красный и трава красная, как осенние листья. Зелёные звери в красном лесу.

Один раз Зверуша говорит Зверику:

— Не уходи от меня далеко, а то потеряешься.

Обещал Зверик. А когда мама уснула, ему стало скучно, и решил он прогуляться. Сначала он прогуливался вокруг мамы, но круги становились всё больше, и Зверик отходил от мамы всё дальше. И вдруг он увидел бабочек. Побежал за ними да и убежал из своего леса. Прибежал в такой лес, как наш, где листья и трава зелёные. И не стало Зверика видно!

Проснулась мама — нет Зверика. Она его искать! Искала, искала — нет нигде. Только следы нашла. Привели те следы в Зелёный лес. А Зверик увидал маму и решил с ней в прятки поиграть. Сидит и не откликается. Искала, искала его мама, звала, звала и ушла совсем в другую сторону. Тише и тише её голос, тише и тише, а когда совсем пропал, испугался Зверик — и бежать за мамой вдогонку. Бежит, бежит, а догнать не может. Ещё бы, поди догони!