По закону плохих парней - Эйс Аткинс

– Этот дом доставит неприятностей больше, чем он стоит. Вы знаете размер долга Хэмптона?

– Что-что?

– Ваш дядя взял кредит под залог земли.

– Он обанкротился?

Мэри пожала плечами.

Звякнул колокольчик. Через стеклянные двери вошла пожилая чета. Мужчина и женщина заняли место возле обогревателя, чтобы погреть старые кости. Старик помог жене снять шерстяной жакет и подождал, пока она сядет. Мэри бросила сигарету в оловянную пепельницу и взглянула в сторону кухни. Предвиделся заказ.

– Какой банк?

– Не было никакого банка, – пояснила она. – Он занял деньги у Джонни Стэга. Вы знакомы с Джонни?

– С тех пор как я в городе, уже второй раз слышу имя этого сукина сына.

– Квин Колсон.

– Уэсли Рут.

– Не пора ли мне выписать ордер на твой арест?

– Срок давности прошел.

– Разве не ты угнал пожарную машину? – спросил Уэсли, смеясь. – Признайся, гарантирую, что это останется между нами.

– Кажется, у меня был помощник, – тоже улыбнулся Квин и пожал руку друга.

Уэсли мощной струей воды отмывал от грязи шины пикапа шерифа. На передних дверцах машины еще сохранялось имя прежнего шерифа. Он поочередно поднимал ноги, счищая с подошв ботинок грязь и рассказывая Квину, что последние четыре часа провел, разыскивая группу подростков, которые вломились ночью в магазин мистера Варнера и похитили десять фунтов мяса для гамбургеров, несколько булочек, кетчуп и четыре галлона сладкого чая.

– Я колесил по окрестностям, пока не почуял запах гамбургеров, потом пошел в лес, где они устроили пикник. Меня даже пригласили присоединиться к пиршеству.

– Ты предъявил им обвинения?

– Посадил в камеру, чтобы сбить с них спесь, – сказал Уэсли. – Пусть мистер Варнер решает, что с ними делать. Дверь они повредили не очень сильно. Один из парней либо слабоумный, либо принял дозу.

– Я слышал, ты выполняешь обязанности шерифа.

– И ты поверил в эту чушь?

– Ты бы прекрасно справился.

– Тебе нравится начальствовать? – спросил Уэсли. – Лично я убежден, что это дрянное дело.

– Я сержант. Имел под командой сорок юнцов, которые считали меня стариком. Именно со мной связывались, когда их задерживали за вождение в нетрезвом состоянии или за драку.

– Никогда не думал, что кому-нибудь из нас исполнится тридцать, – произнес Уэсли с легкой улыбкой.

– Хэмп говорил, что я никогда не повзрослею, если не выберу свой путь.

– Как в знаменитой песне Mama Tried, – вспомнил Уэсли. – Твой дядя был хорошим мужиком, Квин. Искренне соболезную.

– Тебе что-нибудь известно о его собаке?

Уэсли домыл последнее колесо, выключил мотор, свернул шланг, затолкал промывочный аппарат в гараж и запер на замок ворота. Кивнув, он сказал:

– Не видел Хондо всю неделю. Прошлой ночью выходил, чтобы найти его.

– Ты продвинулся в этом деле?

– В каком деле?

– В расследовании того, что случилось с дядей.

Уэсли, такой же высокий, с бычьей шеей, каким был тогда, когда играл в школьной футбольной команде вместе с Квином, а затем два года в команде «Оле Мисс», обнял приятеля за плечи и повел в офис шерифа.

– Найдено немного.

– Может, что-то связанное с его должностью?

– Он не из тех, кого ненавидели, Квин.

– Однако он был шерифом. Могли быть недовольные.

– Приглашаю тебя поискать их. Но я там был, Квин. Он не собирался этого делать. Знаю, что ты встречался с Лили, знаю, что она занимается этим всерьез.

– Была какая-нибудь записка?

– Он объяснился.

Квин кивнул и вошел в учреждение, где из кабинета в кабинет ходили посетители и помощники шерифа, а секретарь занималась приготовлением кофе и отвечала на телефонные звонки. Он заметил Леонарда и Джорджа, двух помощников своего дяди еще с тех пор, когда Квин десять лет назад уходил служить. Квадратная голова Леонарда, подстриженная под «ежик», поднялась от бумаг. Он жестом поприветствовал Квина.

– Как Мег? – спросил Квин.

– Бросила меня ради страхового агента из Джексона.

– А как ваш сын?

– Встречаюсь с ним по выходным.

– Выглядишь неплохо.

– Черт возьми, а я выгляжу толстым! – воскликнул Уэсли Рут, потирая бритую голову.

– Вас проверяют на этот счет?

– Еще как проверяют.

– Ну и дела…

– Рад видеть тебя, Квин, – сказал Уэсли, снова обнимая приятеля. – Как насчет того, чтобы выпить сегодня вечером?

– У меня много дел. Только что я узнал, что дядя занимал деньги у Джонни Стэга.

– Не очень приятная новость.

– И заложил ферму в счет долга.

– Забудь про это. Лучше пойдем в низину, постреляем броненосцев.

– Я слышал, что дядя обанкротился. Это правда?

– Все свободное от работы время он проводил в казино Туники, – сообщил Уэсли. – Ладно, закончим на этом.

Квин кивнул:

– Я зайду к тебе.

– Ты видел Анну Ли? – спросил Уэсли, улыбаясь так, словно собирался сказать скабрезность.

– Школьная жизнь давно закончилась.

– Хочешь повидаться с Бумом?

– Он следующий в очереди.

Уэсли покачал головой и поплелся к двери следом за Квином.

– У него, брат, супермаркет. Два дня назад Бум попал в историю. Дай ему немного времени прийти в себя.

– Что он сделал?

– А что Бум делает всегда?

– Ничего не делает.

Глава 4

Бум Кимбро сидел на пластмассовом детском стуле, почти сокрушив его своей массой. Его взгляд не фокусировался на чем-либо в тюремном дворе. Небольшой участок земли был окружен заграждением из колючей проволоки. Здесь не на что было смотреть, кроме как на голые деревья и пологие пожухлые холмы вдоль ленивого течения Большой Черной реки. Бум не мог слышать, как вошел Квин, которого Уэсли, открыв ворота, впустил внутрь. Когда же Квин приблизился на два фута, Бум просто произнес:

– Что случилось, Квин?

Квин взглянул сверху вниз на массивные плечи и затылок друга. Вокруг шрама у основания черепа волосы росли неровным ворсом. Несмотря на то что на улице было не выше нуля градусов, одет он был только в несвежую нижнюю рубаху, расстегнутую на груди, и светло-оранжевые брюки арестанта. В последний раз, когда Квин его видел, Бум тренировал полузащитников команды школы, в которой они прежде учились, и гордился тем, что получал дополнительную плату за службу в Национальной гвардии. Несколько лет назад Бума послали в Ирак для охраны транспортных колонн, где он пострадал он взрыва самодельного взрывного устройства и некоторое время провел на лечении в госпитале Уолтера Рида.

Обойдя Бума, Квин увидел, что у него осталась лишь левая рука. Черную щеку пересекал сморщившийся шрам. У него были ввалившиеся усталые глаза, шнурки армейских ботинок развязаны.

– Я пожму твою руку, но левую.

– Чем ты занимаешься? – спросил Квин.

– Чиню кувалдой счетчики оплачиваемого времени на автостоянке.

– Одной рукой?

– Разве я могу по-другому?

Эта единственная рука была массивнее той, что Квин помнил прежде. С мощным предплечьем и бицепсами, на которых проступали крупные вены. Квин предположил, что рука увеличилась, выполняя двойную работу.

– Хочешь выйти отсюда?

– Как? Я не смогу оплатить залог.

– Я оплатил его.

– Знаешь, это уже другое дело, – сказал Бум. Он оторвал взгляд от реки и взглянул в глаза Квину в поисках чего-то, внушающего сомнение. Бум часто делал так.

Квин протянул ему свою левую руку.

– Ты веришь, что Уэсли стал шерифом? – спросил Бум.

– Исполняющим обязанности шерифа.

– Кто его заменит? Лили?

– Она говорит, что не хочет быть шерифом. Кто-нибудь придет ему на смену.

– Да поможет Господь сумасшедшим и детям.

Квин ехал на север вдоль берега реки, а затем резко повернул на запад в район пастбищ и обширной задымленной территории целлюлозно-бумажного комбината. Проезжая мимо «Квик-Марта» Варнера, он остановился и купил Буму пару хот-догов и кока-колу. Расспросив Бума о взломе, он продолжил путь, пока они не выехали на проселочную дорогу, ведущую к старой ферме. Деревья за широкими пространствами невспаханной земли выглядели темными безжизненными скелетами.

– Как Афганистан?

– Райский сад, – ответил Квин.

– Знаешь, я каждый божий день просыпаюсь и воображаю, что все еще нахожусь там.

– Мои сны в ночном видении – зеленые. Это не признак болезни?

– Довольно скверная болезнь, – отозвался Бум. – Ты когда возвращаешься?

– Может, и не вернусь, – сказал Квин. – Я либо поступлю на военную службу, либо стану инструктором по подготовке рейнджеров.

– В то время как твои парни будут участвовать в боевых операциях.

– Да.

– Ты стареешь, Квин.

– Да, старик, в двадцать девять лет.

– Твой член еще работает?