По закону плохих парней - Эйс Аткинс

– Это все здешние достопримечательности? – поинтересовалась девушка.

– В общем, да, – ответил Квин. – Найти тебе место для ночлега?

– Я справлюсь сама, спасибо.

– Тебе могут помочь в церкви. Видишь тот мотель, что как раз напротив железнодорожных путей? Я сниму тебе на ночь номер, а утром, отдохнув, ты сможешь пойти дальше. Я тоже переночую в мотеле.

– Знаем эту песенку, – сказала она, повернувшись, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Я не святоша, – парировал он, – но никогда не стану связываться с беременной девчонкой-подростком.

Девушка ничего не ответила. Квин дал полный газ и проехал над железнодорожными путями, спустившись к «Отдыху туриста», старому мотелю в виде подковы, окна номеров которого выходили на шоссе. Он вспомнил, что прежде за тридцать баксов парочки могли уединиться здесь во время выпускного вечера. Теперь владельцы рекламировали ловлю окуней в пруду и бесплатную беспроводную связь.

Квин взял свою сумку, заплатил за номера и бросил девушке ее ключ.

– Удачи, – пожелал он, отправляясь в свой номер.

– Утром я отдам тебе деньги.

– Вряд ли получится, – заметил Квин. – Меня не будет, я должен присутствовать на похоронах.

– Кто умер? – спросила она.

Похороны начались ровно в девять часов. Всем было ясно, что дядя, несомненно, оценил бы такую пунктуальность. Присутствовало около двадцати человек. Квин ожидал бо́льшего количества участников похорон, но понимал, что этому помешало холодное, дождливое утро, то, что праздновался День благодарения и прочее. Большинство пришедших были мужчины, старые ветераны, знавшие дядю еще с корейской войны, задолго до того, как в 1973 году он стал шерифом. Когда тело Хэмптона Бекета опускали в могилу под салют из двадцати одного выстрела, они прижимали к своим усталым сердцам бейсбольные кепи с обозначениями родов войск, в которых служили. Казалось, что некоторые из стариков были бы рады взять ружья и пальнуть пару раз. Оглушительный грохот каждого залпа заставлял Квина вздрагивать. Он ненавидел себя за это, наблюдая, как складывают снятый с гроба флаг и передают его официантке с химической завивкой из станционной закусочной Филлина, женщине, с которой Хэмп пять лет встречался после смерти своей жены. Присутствующие оживленно беседовали и дружески жали друг другу руки, но затем дождь припустил сильнее, все попрятались под зонтики и побежали к своим машинам. Панихида должна была продолжиться в клубе ветеранов зарубежных войн.

Когда Квин подошел к дверце своего пикапа, Люк Стивенс перебрался через канаву, чтобы пожать ему руку. Он не виделся с Люком со времени окончания школы, но тот почти не изменился с того времени: те же каштановые вихры, смазливое лицо и самоуверенная улыбка. Стекла его очков в золотой оправе усеяли дождевые капли, костюм промок. Стивенс коротко улыбнулся, пожал Квину руку и неуклюже заключил его в объятия. Он чувствовал себя неловко из-за того, что увел Анну Ли, когда Квин служил в армии. Люк окончил медицинский колледж Тулейн и вернулся жить и умирать в Иерихон.

Квин начал было что-то говорить, но Люк быстро повернулся и пошел к своей машине. Квин увидел со спины Анну Ли в черном платье, которая забралась в салон машины и захлопнула дверцу. Черт, он все равно не знал, что сказать.

Клуб ветеранов зарубежных войн располагался в здании из шлакобетона с настенными росписями на европейские, вьетнамские и иракские сюжеты. Рекламные плакаты, вывешенные снаружи две недели назад, гласили: «ПО СУББОТАМ БИНГО И ЖАРЕНЫЕ СОМЫ». Квин снял мокрое пальто, ослабил влажный галстук и сел за стол с тремя стариками. Один из них оглядел пустую комнату, больше для вида, чем из опаски, и вытащил бутылку виски Wild Turkey. Другой пошел на кухню за чашками для кофе.

– Ты так и не увиделся с матерью? – спросил старый мистер Джим, ветеран Третьей армии, который рассказывал посетителям в своей парикмахерской истории о встречах с Паттоном. У него даже хранилась карточка этого святого, снятого во время их вторжения в Бельгию. Нос старика напоминал брюкву, глаза – бледно-голубые щелки.

– Нет, сэр.

– Она хочет тебя увидеть.

– Да, сэр.

– Не сердись на нее.

– Хэмп был ее братом, – напомнил Квин. – Не большой труд – поприсутствовать на его похоронах.

– Они некоторое время не разговаривали, – заметил мистер Джим. – Поссорились.

– Ссора из-за ничего, – возразил Квин. – Хэмп почти месяц не разговаривал с ней, после того как она назвала Джона Уэйна пидором.

Старый судья Блэнтон, седоволосый коротышка в черном костюме, откупорил бутылку виски. Лютер Варнер, бывший морпех во Вьетнаме, владелец «Квик-Марта», вернулся с четырьмя разномастными чашками. Варнер закурил длинную дешевую сигарету. Квин предпочел бы, чтобы он принес сигары.

Он чувствовал себя среди них, с их обращениями «сэр» друг к другу и вежливыми рукопожатиями, не в своей тарелке. Квин не входил в компании парней, сидевших по утрам в заведении Варнера, поглощая кофе. Но сейчас он находился здесь после службы в армии, а старшие парни словно поощряли его: «Посидим и поболтаем. Ты ведь теперь один из нас».

– Ты не надел военную форму, – заметил судья Блэнтон.

– Я поносил ее достаточно.

– Вас перебрасывают в другое место? – поинтересовался мистер Джим.

– Мы только что вернулись, – пояснил Квин. – Третий батальон пробыл в Афганистане шесть месяцев.

– Много воевали?

– Как всегда.

– Молодых парней всегда призывают, когда дело швах, – сказал Варнер.

– Не понимаю, зачем он так поступил, – произнес мистер Джим. Он пристально смотрел в пустой угол, не прислушиваясь к разговору.

Квин насторожился. Другие старики переглянулись и опустили глаза в стол.

На добрых двадцать секунд установилось молчание. Квин слышал лишь дыхание присутствующих и шум дождя, барабанящего по крыше. Он сидел и ждал.

– Ты не знаешь, – вновь подал голос мистер Джим.

– Не знаю чего?

Мистер Джим взглянул на Варнера, а Варнер – на старого судью Блэнтона.

Судья Блэнтон сделал большой глоток виски.

– Прости, Квин. Старый Хэмп засунул в рот пистолет 44-го калибра и спустил курок. Поди разбери.

Глава 2

Лена стояла перед потрескавшимся зеркалом мотеля, завернувшись в полотенце и расчесывая гребнем влажные волосы. Только шестнадцатилетняя девчонка, думала она, могла быть настолько глупой, чтобы очутиться в американской глубинке беременной и без денег. Но она решила найти Джоди, и она дойдет до Техаса, чтобы выяснить правду о том, почему он скрылся. Он сказал, что свяжется с несколькими верными друзьями в штате Миссисипи и достанет достаточно денег для того, чтобы они с Леной могли не думать о работе, беспокоиться об оплате счетов или о том, как занять денег у родственников. Они въедут в город в большом лимузине, который поразит прохожих. Промчатся так быстро, что едва заметят людей на тротуарах. «Ты сможешь наплевать на этих тупоголовых», – говорил он с широкой улыбкой, а Лена была настолько наивной, что ни на минуту не усомнилась в его словах.

Ее отражение в запотевшем от пара зеркале затуманилось. Она протерла стекло и взглянула на себя. В сонных глазах отражалось несколько меньше решимости, чем требовала ее порывистая душа.

Лена порылась в сумочке и обнаружила маленький изящный пистолет 22-го калибра, который стащила у бабушки.

Несколько минут она смотрела в зеркало, воображая, что скажет, когда направит пистолет прямо в Джоди: «Отвечай, беби, или я стану стрелять из этой штучки».

Квин обнаружил номер девушки в мотеле пустым. Кровать не застлана, на полу влажное полотенце. Он вернулся в свой номер, сменил тесный черный костюм на голубые джинсы и переодел ботинки. Затем выгладил помятую голубую рубашку горячим утюгом. Почистил зубы, причесался, хотя только вчера подстригся под «бокс», и запихнул все свои вещи обратно в рюкзак.

Ливень перешел в непрерывную серую изморось.

Он попытался узнать, что с девушкой, у ночного дежурного. Но тот ее не видел.

Спросил горничную. Она сказала, что видела, как девушка рано утром шла по дороге. Квин взглянул на часы.

Идти не хотелось. Но он знал, что пойдет.

Сукин сын.

Мать открыла дверь, держа одной рукой ребенка, а в другой сжимая бутылку текилы. Она окинула Квина взглядом, поставила бутылку на стол и обхватила его за шею. Квин чувствовал приторный запах духов, который всегда сопровождал ее. Она всхлипывала и спрашивала, почему он не заходил. Он слышал, что на магнитоле она проигрывала песню «Как Ты велик» в исполнении Элвиса Пресли. В доме Колсонов почитали Элвиса и Иисуса. Иисуса и Элвиса. Если оба сочетались в одной песне, то это была большая удача.

Квин обнял ее в свою очередь, но мальчик, оказавшийся между ними, мешал.