Вы только не обижайтесь - Барбара Серанелла

– Вот черт! – отозвался Алекс, глядя на уходящее в обе стороны шоссе. – Их уже давно и след простыл.

Они снова заглянули в открытую дверцу машины. Сиденье пропиталось кровью. Осколки кости и красные желеобразные кусочки мозга прилипли к винилу и ткани. Если второй раз стреляли намеренно, то не вложен ли в выстрел особый смысл? Никто не болтает с пулей в горле.

Блэкстон посветил фонариком за кресло и увидел, что пули пробили и листовой металл кабины.

Следователи собрались на импровизированное совещание подальше от водителя эвакуатора. Блэкстон обратился сначала к коронеру:

– Что вы нашли?

– В заднем кармане – бумажник, но удостоверение личности поддельное.

– Фамилию я передал по рации в Управление дорожного транспорта, – добавил полисмен Керр. – Но в их данных ее нет. Пикап числится в угоне со вчерашнего дня.

– Что-нибудь обнаружил? – спросил Блэкстон у своего напарника.

– Нет. Он, похоже, был один.

– Мы все так умираем, приятель.

– Спасибо за сообщение.

Пока они дожидались приезда экспертов, Блэкстон сказал Алексу:

– Нужно найти ту женщину, что была за рулем «гранд-тура». Если она сама не обратится в полицию, давай проверим местные типографии.

– Кого мы ищем?

– Белую женщину лет двадцати – двадцати пяти, которая набирает текст или обслуживает печатные станки.

Они повернулись, заметив, что рабочий-дорожник отодвинул три конуса, пропуская передвижную лабораторию криминалистов. Блэкстон поздоровался с вышедшим из машины Джеффом Хагучи из отдела огнестрельного оружия.

– Что у нас тут? – спросил Хагучи.

– Один убитый, два ранения, три выстрела.

– Выстрел с земли выбил бы заднее окно, – сказал Хагучи.

– Ага, – отозвался Блэкстон. – Мы так и подумали, но нам нужно мнение специалиста.

– Тогда вам сегодня везет.

Хагучи достал два длинных деревянных штыря и осторожно просунул их в отверстия на лобовом стекле, сопоставляя второй конец с отверстиями в сиденье. Он заставил фотографов сделать новые снимки лобового стекла с закрепленными в нем штырями.

– Гильзы не нашли? – спросил Хагучи.

– Пока нет, – ответил Блэкстон, указывая на полисменов, бродивших по пустому шоссе от обочины к обочине.

Он подвел Хагучи к тормозному следу. Одна из пуль застряла в асфальте. Хагучи обвел отверстие желтым мелом и вернулся с Блэкстоном к грузовичку.

– Возможны два варианта, – сказал Хагучи. – Конечно, я буду знать больше, когда исследую пули. Либо стреляли с большого расстояния по навесной траектории…

– Три раза?

– Либо из проезжающего мимо высокого автомобиля. Найди гильзы – и получишь скорость и угол. Когда машина будет в отделении, я извлеку две оставшиеся пули.

Блэкстон показал Хагучи места, где пули пробили стальную обшивку кабины за сиденьем. Хагучи присвистнул.

– И что ты об этом думаешь? – осведомился он.

– Это не обычные пули, – сказал Блэкстон. – Иначе они бы расплющились при ударе. – Быть может, в цельнометаллической оболочке? – спросил он, имея в виду пули армейского образца.

– Скорее всего, – подтвердил Хагучи. – Может, даже бронебойные.

Блэкстон мрачно кивнул. Ему определенно не нравилась мысль о разъезжающем в автомобиле снайпере, стреляющем бронебойными пулями. Он сделал пометку в записной книжке, написав слова, которые вслух никто не произносил. У бронебойных пуль было еще одно название: «Смерть копам».

4

«Может, это был не он», – думала Манч, сворачивая на шоссе, ведущее на запад, к Санта-Монике. Потрясение и ужас, испытанные в первое мгновение, сменились в ее сердце странным спокойствием. Конечно, если бы мертвым там лежал Слизняк, она бы не могла быть спокойной. После всего, что было между ними, она бы непременно почувствовала, что он покинул эту маленькую планету и удалился в мир иной. Нет, прежде чем о нем горевать, ей нужно получить доказательства. А пока она не верит в его смерть.

Она стала размышлять о предстоящем свидании с инспекторшей.

Едва познакомившись с миссис Скотт, Манч поняла, что эта женщина не заводит дружбы со своими клиентами. Ее кабинет был сплошь увешан грамотами с благодарностями от организаций, занимающихся охраной правопорядка. На письменном столе стояла фотография с дарственной надписью, запечатлевшая начальника полиции, пожимающего руку миссис Скотт. Вероятно, преступники начинали перевоспитываться, бросив на фотографию един-единственный взгляд.

«Готов ее трахнуть, если она поймет мою шутку», – сказал бы о ней Цветочек Джордж. Но он уже умер. И его неуместные замечания надо похоронить вместе с ним. Все эти прежние мерзкие мысли надо оставить.

И к тому же она старается больше не выражаться.

Манч все еще находится под надзором, и она с этим примирилась. Люди, державшие в руках ее судьбу, – судьи, адвокаты, полисмены – не рассчитывали, что кому-то удастся благополучно выдержать трехлетний условный срок, но она их удивит. Условный срок – это способ держать человека на крючке. Будто тебе говорят: «Сейчас ты можешь уйти, но мы тебя загребем когда захотим». Система случайных проверок позволяла собрать сведения для применения дальнейших мер. Наркоманы не исправляются. Этот факт всем известен. Рецидив неизбежен.

Рецидив. Она узнала это слово в наркологическом отделении. По статистике девяносто семь процентов наркоманов снова садились на иглу, в лучшем случае – начинали курить траву.

Это означало, что три процента все же вылечивались!

Она уже восемь месяцев в завязке. Приближается День благодарения. Она отпразднует его, отправившись в город Корону, в Калифорнийскую женскую тюрьму, как член делегации общества Анонимных Алкоголиков. Если бы все шло, как раньше, она сейчас сама сидела бы именно в этой тюрьме.

Прошлый День благодарения Манч провела в камере предварительного заключения в местной тюрьме «Сибил Брэнд», ожидая суда по обвинению в различных преступлениях, связанных с наркотиками. В ее прежней жизни все было связано с наркотиками. Если бы ее замели за нарушение правил перехода улицы, то можно было не сомневаться – хоть держи пари! – что она переходила улицу для того, чтобы раздобыть наркотик, или принять дозу, или найти способ заработать деньги на наркотик.

Прошлогодняя отсидка оказалась самой долгой в ее жизни – больше месяца.

Черно-белый автобус шерифа с дизельным двигателем, изрыгавшим черный дым, затормозил перед ней на съезде к зданию суда Санта-Моники. Он напомнил ей о множестве поездок из тюрьмы в суд – ее единственных выходов на волю в течение того долгого месяца. Они называли этот автобус «Серым Гусем». Почему – она не знала. Она знала только, что внутри он был грязный и разделялся на отделения стальными решетками. Более вместительная задняя часть с рядами скамеек, как в церкви, предназначалась для мужчин. Женщины сидели в передней части на длинных скамьях, расположенных вдоль стенок. Разделенные, но равные.

Этот автобус, казалось, всегда появлялся рядом с ней, когда ее мысли принимали опасное направление. Очередное таинственное совпадение, которое заставляло ее чувствовать, что Всевышний проявляет личный интерес к ее делу. Он использовал неуклюжие черно-белые машины, словно закладки в ее жизни, напоминая о том, что, какие бы события сейчас с ней ни происходили, все могло быть гораздо хуже.

Заезжая на стоянку, Манч вспомнила тело в грузовике, ногу в ботинке, разбитое лобовое стекло. Если это Слизняк, то что станет с его малышкой? Раз Карен умерла, Эйша стала сиротой. Вероятно.

«Живи этой минутой, – сказала она себе. – Паркуйся. Отключай двигатель. Вдохни и выдохни».

На стоянке было полно полисменов. Манч не стала запирать машину. Если она и здесь не в безопасности – тогда к черту все. Она прошла мимо большой скульптуры из заржавленных корабельных цепей, установленной на газоне перед зданием суда. Отделение полиции находилось по другую сторону от него. Арестованных содержали на первом этаже. С едой давали молоко, оно нравилось Манч больше, чем горький черный кофе, который давали в Ван-Найсе. Но в отличие от Ван-Найса в Санта-Монике запрещалось курение. Во время ее недолгих заключений в этой тюрьме это казалось ей жестоким наказанием, несоразмерным тяжести преступления.

«Больше никогда!» – подумала она.

Она вошла в здание суда, прошла в дверь, ведущую в отдел надзора за условно осужденными, и назвала свою фамилию регистраторше. Та предложила Манч пройти в кабинет.

– Знаете, куда идти? – спросила женщина.

– Ага, – ответила Манч. – Я уже здесь была.

Она шла по коридору из своих кошмаров. В ее снах у этого коридора не было конца, а она вдруг оказывалась в другом здании и знала, что опаздывает, что, если срочно не отыщет нужный кабинет, условия ее срока будут нарушены и ее отправят обратно в «Сибил Брэнд». Она просыпалась с колотящимся сердцем, запутавшись в простыне ногами.