Прощание с Днем сурка - Александр Бруссуев

После стремительного ополаскивания, постоянно ожидая визита аборигенов, почувствовал себя гораздо свежее. Лишь сердце кровью обливалось, стоило узреть в зеркале огромный сизо — бурый лобешник, оплывающие в смотровые щели глаза, и не узнавать в отражении себя самого. Нога, досаженная железякой, тоже увеличивалась в размерах. Горе мне, убогому! Но ведь есть волшебная мазь, под названием «Гепарин»! И тюбик блеснул бриллиантом, извергая из недр бальзам на тело и душу. Спасибо тебе, моя дорогая супруга, что, собирая меня в дорогу, уложила это средство от синяков и воспалений! Боже, как я хочу домой!

Интенсивно намазавшись, сделав тугую повязку на ногу, а потом замотав и голову, с сумкой наперевес гораздо энергичнее начал спуск в машинное отделение. На голове тюрбан, укутав почему-то и уши, опустил на меня занавесь тишины. Слышно было только свое легкое, как ветерок дыхание. Пытался высунуть ухо, но тщетно: то ли ухо у меня маленькое, то ли мышцы на моих слуховых аппаратах слабенькие и не могут поддерживать их в разведенных позициях. Словом, проделал весь путь до машинного отделения глухой, как тетерев, останавливаясь после каждого пролета трапа, чтоб приослабить свою головную повязку и выставить на долю секунды локатор, моментально втягивающийся обратно под уютное безмолвие бинта.

Однако, тем не менее, добрался до ЦПУ без приключений, где меня уже поджидал развалившийся в единственном кресле Стюарт.

— Харекришна — харерама, — приветствовал он меня, помахивая зажженной сигаретой и оставляя в воздухе чуть видимые дымные траектории.

— Иншалла, — ответил я, хотя почти не услышал его слова, и снова начал вытаскивать на свежий воздух свое багровеющее от такого обращения ухо.

— Еду и питье я собрал, — он кивнул на баул у распределительных электрических щитов. — Аптечку тоже прихватил. Вижу, ты начинаешь оживать.

Стюарт окинул взглядом мою сумишку и вздохнул:

— А у меня лэптоп увели, суки. Ну да ладно, все равно никакой ценной информации в нем уже не было, собирался менять после рейса. Но жалко, до безобразия! — оскалившись, шумно втянул он в себя воздух.

— Ключ от провизионки в старом укромном месте лежал? — задал я ненужный вопрос. Ведь если бы ключ отсутствовал, разжиться съестными припасами не удалось. Спасибо тебе, наш друг, повар экстра-класса, старшина второй статьи запаса могучего Северного флота Советского Союза, житель Ялты, а стало быть — гражданин Украины, Олег Кривоножко. Несмотря на жесточайшую немецкую экономию, Олег оставлял для второго механика и электроинженера лазейку в провизионную каюту, чтоб мы могли при желании перекусить. Изредка, но мы все же пользовались возможностью залезть на промысел, особенно в поисках легкой закуси. Как там тебе Олежка, в плену?

Нас, русскоязычных, на судне было всего трое: боцман, повар и я. Однако, это не являлось решающим фактором установления теплых и дружеских отношений. Общались, конечно, но не пытались набиться друг другу в кореша. Это нормально. Это — морская практика. Узкий круг лиц, с которыми вынужден контактировать на всем протяжении контракта, а это от 4 до 6 месяцев, заставляет дистанцироваться от людей. Потому что при достижении определенного возраста потребность в новых друзьях отпадает, если, конечно, понимать под словом «друг» близкого тебе человека, которому можно довериться, а не какого-нибудь нужного субъекта, способного влиять на ситуацию положительно либо отрицательно. Да к тому же, чем меньше общаешься, тем меньше риска оказаться в конфликтной ситуации. Попробуй находиться в замкнутом пространстве с приятелем в состоянии ссоры, когда некоторое время хочется не видеть и не слышать своего «друга». Тяжело, если учесть, что желание начистить харю как-то не притупляется, а наоборот постепенно разогревается при неизбежных контактах помногу раз в день. Речь, естественно, не ведется о профессиональных несогласиях. Трудовой спор, как правило, прекращается с момента начала рабочего процесса. Там уж некогда дуться, надо заняться делом, что, как известно, требует включение головы в мыслительный процесс. Ссора отодвигается на второй план, а в случае успеха вообще тает, как дым.

С поваром Олегом Кривоножко мы вместе прилетели на контракт, правда, на разных самолетах. Мой маршрут был утомительным, за сутки пришлось поменять три аэроплана, причем времени едва хватало, чтоб успевать на окончание регистрации последующего рейса. Сначала торчал всю ночь в Пулково, потому как в шесть утра должен был лететь на Франкфурт. Потом торопливо читал вывески и указатели в немецком аэропорту и с сумкой наперевес мчался к столу регистрации: пустите меня в Америку, граждане европейцы! Предварительно совершил противолодочный маневр и в ближайшем таксфри приобрел заветную литрушечку Teachers, дрожащими пальцами отслюнявив чернокожему надутому и важному немцу, кровную десятиевровую купюру.

Но в дельтовский межконтинентальный шатл запускать меня вовсе не собирались, несмотря на мою хитрую визу и посадочный талон. Служба безопасности полетов Соединенных Штатов (а это, конечно же, были они, ушлые афроамериканцы!), ничтоже сумняшеся заставили меня раздеться до трусов. Пришлось мне скинуть с себя весь груз свитеров — в Питере было -21 градус мороза, приседать и поднимать руки, искренним голосом подтверждая, что свой багаж я собирал сам и не спускал с него влюбленного взгляда всю дорогу до чудесного Франкфурта. Вокруг стояли и сидели люди, одному особенно любопытному пассажиру я осторожно показал кулак, стараясь, чтоб он (мой кулачище) выглядел поувесистее. Скрашивало мое унизительное положение лишь то, что рядом изверги в неизвестных мне погонах старательно осматривали полураздетую юную особу. Лица ее мне было не разглядеть — она стояла ко мне спиной, но изгибы тела были вполне приятны для созерцания. Меня осматривали кингконгообразные женщины, девушку — австралопитеки мужского пола. Тем не менее, добро на посадку я получил и погрузился на 8 с лишним часов в утлую неудобную железную птицу. Американская компания «Дельта» славится хамством стюардесс, отвратительной кухней и отсутствием спиртного. Впрочем, по цене 6 долларов за 0, 25 литра пивасика можно приобрести двухградусное пойло. Но зачем же тогда опытный второй инженер прикупил целую бутыль отличнейшего шотландского вискаря? Уж, наверно, не старшему механику или капитану в презент! Этот фактор скрасил мне все неудобства полета. Сходишь в лилипутский туалет, свернешь голову емкости, получишь глоток умиротворения — и опять можно идти на место, чтоб, сложившись в три рубля, забыться в полудреме.