ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ - ДЖОРДЖО ВАЗАРИ

XXXVI. Между тем, так как синьор герцог Козимо хотел, чтобы Книга жизнеописаний, почти что мною уже законченная с величайшей старательностью, на какую я только был способен и при содействии некоторых из моих друзей, была напечатана и издана, я отдал ее герцогскому печатнику Лоренцо Торрентино, и, таким образом, ее начали печатать. Но не было еще закончено печатание теоретической части, как я узнал о смерти папы Павла III и стал сомневаться, уезжать ли мне из Флоренции до окончания напечатания этой Книги. Поэтому, выехав за Флоренцию, чтобы встретиться с кардиналом ди Монте, проезжавшим по пути на конклав, я едва успел выразить ему свое почтение и обменяться с ним несколькими словами, как он мне сказал: «Я еду в Рим и наверняка буду папой. Спеши закончить свои дела и, как только получишь известие, отправляйся в Рим, не дожидаясь других указаний или вызова». И он не ошибся в своем предвидении. Действительно, находясь во время карнавала в Ареццо для устройства всяких празднеств и маскарадов, я получил известие, что названный кардинал стал Юлием III. И вот, тотчас же оседлав коня, я прискакал во Флоренцию, откуда, по настоянию герцога, я отправился в Рим и, поставив лошадь в доме мессера Биндо, явился к Его Святейшеству, чтобы склонить перед ним колена и приложиться к его ноге. Не успел я это сделать, как он с первых же слов напомнил мне о том, что предвидение, которое он мне высказал, оправдалось. И вот, после того как его короновали и он несколько отдохнул, первое, что он решил сделать, было исполнение обязательства, которое он имел перед памятью монсиньора Антонио-старшего, первого кардинала ди Монте, и которое состояло в сооружении его гробницы в церкви Сан Пьетро а Монторио. После изготовления моделей и проектов гробница эта была выполнена из мрамора, как о том пространно уже говорилось в другом месте. Я же между тем написал образ для ее капеллы, на котором я изобразил обращение св. Павла. Однако, дабы не повторять того, что сделал Буонарроти в капелле Паолине, я изобразил, как оного св. Павла после падения с лошади и еще слепого солдата, как он сам об этом пишет, ведут к Анании, который через рукоприложение возвращает ему потерянное зрение и его крестит. Все же то ли из-за недостатка места, то ли по другой причине, но работа эта полностью меня не удовлетворила, хотя другим она, может быть, и понравилась, и в частности Микеланджело. Написал я для этого первосвященника и другой образ в одной из капелл его дворца. Однако по причинам, уже однажды указанным, образ этот был мною перевезен в Ареццо и поставлен в главном алтаре приходской церкви. Впрочем, не удивительно, что я ни этим алтарным образом, ни вышеупомянутым для церкви Сан Пьетро а Монторио не удовлетворил ни себя, ни других. Действительно, находясь волей-неволей в постоянном распоряжении этого первосвященника, я не находил себе покоя, то есть был непрерывно занят составлением архитектурных проектов главным образом потому, что я был создателем первого проекта и всего замысла виллы Юлия, которую он строил с расходами невероятными. И хотя после меня ее осуществляли другие, все же я всегда оставался тем, кто папские прихоти воплощал в рисунках, передававшихся затем Микеланджело, который их пересматривал и исправлял. На основании многочисленных своих рисунков Якопо Бароцци из Виньолы закончил там комнаты, залы и многие другие украшения, нижний же водоем придуман мною и Амманати, который после этого остался там работать и выстроил и лоджию над водоемом. Однако в этой работе никто не мог ни показать своего умения, ни что-либо сделать как следует, так как этому папе приходили в голову все новые и новые причуды, которые нельзя было не выполнять, подчиняясь ежедневным распоряжениям форлийского епископа, мессера Пьер Джованни Алиотти. Между тем, так как мне пришлось в 1550 году по другим делам целых два раза съездить во Флоренцию, я в первый приезд закончил образ св. Сигизмунда, который герцог как-то увидел в доме мессера Оттавиано деи Медичи, где я над ним работал. Понравился же он ему настолько, что он мне сказал, чтобы я, закончив свои дела в Риме, непременно переехал к нему на службу во Флоренцию, где мне будет указано, что я должен делать.

XXXVII. Итак, возвратившись в Рим, закончив названные выше начатые мною произведения и написав для главного алтаря в сообществе Мизерикордиа Усекновение главы св. Иоанна, причем совершенно иначе, чем это обычно делается (я пометил его 1553 годом), я совсем уже было собрался вернуться во Флоренцию, но был вынужден, не имея возможности отказаться, отделать для мессера Биндо Альтовити две очень большие лоджии лепниной и фресками. Одну из них, а именно на его вилле, я расписал, изменив ее архитектуру, так как она была настолько велика, что небезопасно было перекрывать ее сводами. Поэтому я их вывел на деревянном остове с заполнением из камышовой плетенки, по которой можно было, как по стене, тянуть лепнину и писать фреской, впрочем, она и имеет вид стены и за таковую принимается всяким, кто ее видит, будучи к тому же поддерживаема украшающими ее античными и редкостными колоннами из мискио. Вторую лоджию в нижнем этаже его дома в Понте я всю заполнил историями, написанными фреской. После этого для украшения плафона одной из прихожих я написал маслом четыре большие картины с четырьмя временами года, но, закончив их, был вынужден написать с натуры для моего большого друга Андреа делла Фонте портрет его возлюбленной, подарив ему в придачу большую картину с фигурами в натуральную величину, изображавшую Несение креста и в свое время исполненную мною для одного из родственников папы, которому мне оказалось невыгодным ее отдавать. Для вазовского епископа я написал тело Христа, поддерживаемое Никодимом и двумя ангелами, а для Пьерантонио Бандини – Рождество Христово в ночном освещении и с разными выдумками.

XXXVIII. Пока я был занят этими работами и все ждал, что еще затеет папа, я в конце концов увидел, что надежда на него плохая, а служить ему – напрасный труд, поэтому, хотя мною были уже нарисованы картоны для фресковой росписи в лоджии, над водоемом названной виллы, я решил во что бы то ни стало перебраться на службу к флорентийскому герцогу, тем более что меня на это уговаривали мессер Аверардо Серристори и епископ Рикасоли, послы Его Превосходительства в Риме, а в своих письмах – мессер Сфорца Альмени, его виночерпий и первый камергер. И вот, переехав в Ареццо, чтобы оттуда направиться во Флоренцию, мне пришлось для епископа этого города монсиньора Минербетти написать, как для своего синьора и близкого друга, на большом холсте в натуральную величину фигуру Терпения в том виде, в каком впоследствии синьор Эрколе, герцог феррарский, ею воспользовался для своей эмблемы и для оборотной стороны своей медали. Закончив эту вещь, я явился приложиться к руке синьора герцога Козимо, которым я был милостиво и охотно принят, и пока обдумывался вопрос, к чему именно мне в первую очередь надлежит приступать, я поручил Кристофано Герарди из Борго расписать фасад дома мессера Сфорца Альмени светотенью и по моим рисункам, а также тем способом и с теми выдумками, о которых подробно говорилось в другом месте. А так как я в то время входил в число синьоров приоров города Ареццо, коллегии, управлявшей этим городом, синьор герцог письмом вызвал меня к себе на службу и освободил меня от этих обязанностей. Приехав во Флоренцию, я увидел, что Его Превосходительство начал в этом году строить в своем дворце те апартаменты, которые выходят на площадь дель Грано, по проекту резчика Тассо, тогдашнего дворцового архитектора. Однако крыша была положена настолько низко, что всем комнатам этих апартаментов не хватало простора и они казались сущими карликами. Но для того чтобы поднять ферму и кровлю, требовалось много времени, почему я посоветовал сделать расчлененный потолок в раме, сколоченной из брусьев, с большими кессонами в два с половиной локтя между прогонами и с отвесно поставленными филенками, образующими над прогонами фриз высотой примерно в два локтя. Все это очень понравилось Его Превосходительству, и он тотчас же отдал приказания так и поступить, поручив Тассо деревянную резьбу и рамы кессонов, в которых должна была быть написана родословная богов, с тем чтобы уже потом перейти к другим комнатам.

XXXIX. И вот, в то время как выполнялась деревянная резьба на этих плафонах, я, попросив разрешения у герцога, отправился провести два месяца между Ареццо и Кортоной, отчасти чтобы закончить кое-какие свои дела, отчасти же чтобы завершить фрески, начатые мною в Кортоне на стенах и на своде сообщества Иисуса, где я написал три истории из жизни Иисуса Христа и все жертвы, которые приносили Господу в Ветхом Завете от Каина и Авеля и до пророка Ноэмии. В Кортоне же я за это время обеспечил моделями и проектами строительство церкви Мадонны Нуова за стенами города. Закончив работу в сообществе Иисуса, я со всем семейством в 1555 году вернулся во Флоренцию на службу к герцогу Козимо. Там я начал и закончил роспись кессонов, стен и плафонов названной верхней залы, именуемой Залой Стихий, написав в кессонах, которых одиннадцать, оскопление Неба Воздухом, а на плафоне террасы рядом с этой залой – похождения Сатурна и Опсы, и далее на плафоне другой большой комнаты все, касающееся Цереры и Прозерпины. Рядом, в еще большей комнате и также на плафоне, весьма богатом, я изобразил историю богини Верекинфии и Кибелы, ее триумф и четыре времени года, а на стенах – все двенадцать месяцев. На плафоне другом, не столь богатом, – рождение Юпитера, его вскармливание козой Амальтеей и все остальное, что о нем более всего известно. Рядом с этой же комнатой, на другой террасе, богато украшенной резным камнем и лепниной, – другие истории про Юпитера и Юнону. И, наконец, в следующей комнате – рождение Геркулеса и все его подвиги. А то, что не умещалось на плафонах, было написано на фризах каждой комнаты или же изображено на аррасских шпалерах, вытканных по приказу герцога по моим картонам для каждой из комнат и согласованных с росписями в верхней части стены. Умолчу о гротесках, орнаментах и росписях в лестничных клетках, а также о многих других мелочах, выполненных моею рукой для убранства этих комнат, ибо, не говоря о том, что я надеюсь в другой раз подробнее о них поговорить, каждый может их увидеть и высказать о них свое суждение. В то время как расписывались верхние комнаты, внизу закладывались другие, расположенные на уровне большой залы и отвечающие по отвесу верхним, с которыми они очень удобно сообщаются при помощи общедоступных и потайных лестниц, связывающих самые верхние помещения дворца с самыми нижними.