Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

— С-с-с-сделка с-с-с-сорвана! — с таким пылом, словно по вине демонов должен был теперь обрушиться мир, прошипел шептала. — С-с-с-сорвана!!!

— Сколько вы хотите получить за них, суссуры? — зная ответ, упрямо повторил вопрос старый демон.

— Забудьте про них-х-х-х-х! С-с-с-спрос-с-сите лучш-ш-ш-ше, с-с-сколько мы хотим получить за вас-с-с! — злорадно прошелестел вожак.

— Сколько бы они ни дали — я дам в десять раз больше, плюс моя вечная дружба, — прокатился над плато вкрадчивый баритон.

— С-с-сделка? С-с-с-с тобой?.. — щупальца главного шепталы задумчиво поиграли шестью серебристыми камнями, извлеченными словно из ниоткуда, и снова их спрятали. — С-с-с… как твое имя? Впрочем, неважно. Хорош-ш-ш-шо. Пятьс-с-сот вес-сов в золоте за каждого — и забирай. В кредит. Под с-с-с-сто проц-ц-ц-центов. В день.

— Я согласен! — не колеблясь, воскликнул Гаурдак.

— Надеемс-с-с-ся, жить они будут плох-х-х-хо, но недолго. И ес-с-с-сли хочеш-ш-ш-шь, то и эти два ненужных кус-с-ска пус-с-с-стой породы тоже твои.

— Почему бы и нет? — задумчиво хмыкнул полубог. — Мне всегда хотелось выяснить, есть ли у них душа.

— В таком с-с-случае… Обещ-щ-щ-щанное дос-с-ставлено.

— Обещанное доставлено верно, — бархатистый баритон сочился гармониками доброй воли, вечной дружбы и позолоченной жвачки.

— Но мы же знакомы не первый век, суссуры! Неужели словам чужака вы верите больше, чем… — попытался увещевать их Туалатин.

— Вы не можете продавать то, что вам не принадлежит! Тем более живых существ! Пусть даже самых низших из них! — рассерженно перебил его Конро. — Рабство — выдумка мясокостных! В горах рабов нет!

— Думайте лучш-ш-ше про с-с-с-себя, глупые и лживые креги, — ядовито усмехнулся вожак. — Пока ес-с-с-сть время.

Повинуясь его жесту, десятка с три шептал отделились от застывшей и замуровавшей демонов массы и потянулись к людям.

— Отдайте, — прошелестел команду вожак.

— Отдать? — недоверчиво уставился на группу захвата Конро. — Отдать человека Ивана?

— С-с-сделка с-с-сорвана! — не умея отличить риторический вопрос от экзистенциального, взъярился предводитель.

— Суссуры, опомнитесь! Мы ж соседи! Мы всегда жили в мире и понимании! Зачем вам связываться с этими… этими… — Туалатин снова воззвал к отправленному в нокаут здравому смыслу, указав подбородком — единственной свободной частью тела, для этого пригодной — в сторону яйцелицых, — …и их хозяином? С теми, кого вы даже не знаете по имени?!

— Нам ш-ш-шурш-шать на имена, бестолковый крег! У с-сус-с-с-суров нет с-с-соседей, ес-с-сть покупатели и воры, — прошипел вожак. — А тот, кто с-с-с-срывает с-с-с-сделки — с-с-сам хуже мясокос-с-с-стных. Отдай эту кожаную дрянь нам живыми — или мы заберем их-х-х мертвыми! Они убили наш-ш-ших родичей и ответят за это — а сус-с-с-суры будут любоватьс-с-ся! И еще хозяин белых чучел обещ-щ-щал нам золото за каждого!

И, повинуясь его сигналу, опергруппа шептал приподнялась на кончиках средних щупальцев, ухватила крайними беспомощных людей, обвила и рванула на себя.

— Выпус-с-с-сти! — злобно прошелестел их предводитель с сине-зеленым камнем стихий в отведенном для броска щупальце. — Наш-ш-ш-ше!

— Видят Горы, я не хотел, — тихо вздохнул Туалатин, задрал голову и вдруг выкрикнул, словно загрохотал камнепад: — Пора!!!

И не успело затихнуть эхо, как позабытый в суматохе провал, из которого вышли внук и дед, озарился оранжевым светом, и их него один за другим стали выбираться люди. Молодые и старые, поджарые и грузные, одетые в куртки шахтеров, рубахи матросов, туники с эмблемами гильдий, кожаные безрукавки наемников или армейскую кольчугу — но все в пятнах крови и копоти, рваные и прожженные. Но объединяло их не только это.

Все бойцы разношерстного отряда в одной руке сжимали меч, кинжал, алебарду или топор, а в другой — пылающий факел.

Возглавлял атаку однорукий черноволосый мужчина. В кулаке его тоже был стиснут шипастый медный прут с полой расщепленной головкой, набитой пропитанным особым составом тряпьем. Такой факел мог гореть по часу и дольше, надежно освещая самые темные закоулки даже при сильном ветре, и одновременно служить палицей. «Волшебная палочка» прозвали его атланские острословы — и не зря.

— Атланда, Атланда, Атланда!!! — вырвался хриплый рев из десятков глоток одновременно, и сталь и огонь бешено вгрызлись в чернильную твердыню ловушки мстительного народца.

При виде и прикосновении пламени закаменевшее черное море — сотни шептал, ставших единым организмом — содрогнулось и пошло рваной рябью боли, отвращения и страха. В несколько мгновений монолит превратился в кисель. Еще через несколько секунд — рассыпался на отдельные особи.

В атакующих полетели камни стихий, и взрывы со вспышками выпущенной на волю магии снова потрясли плато. Люди, застигнутые взметнувшимся градом камней или разверзавшейся под ногами землей, падали оглушенные или с пробитыми головами, роняя оружие и огонь — но магия, как бешеный зверь, разбору не знала. Тут и там рядом с раненым или убитым человеком лежали, агонизируя, или медленно распадаясь на клочья, бесформенные тела, похожие на сгустки тьмы, и даже бело-серые фигуры с изломанными крыльями и потухающими голубыми мечами.

Предводитель шептал хотел что-то крикнуть, может быть, остановить своих подданных, приказать отступать — но не успел: мощная каменная лапа прихлопнула его, вбивая в землю как гвоздь в масло.

— Гаденыш… — выдавил сквозь зубы Конро — и получил в грудь плюющийся жидким льдом голубой шар.

— А это что? — яростно рявкнул он, глянул в том направлении, откуда прилетел заряд — и встретился глазами с человеком.

Еще трое рядом с ним вскинули руки — и к лицу горного жителя устремился комок бордового пламени.

— Мать ваша суссура… — разъяренно прищурился Конро, мотнул головой, стряхивая остатки недоуменно потухающего огня, словно пыль, и двинулся к шарахнувшимся в стороны ренегатам сквозь шарахнувшихся в стороны[247] шептал.

Воодушевленный и горящий жаждой отомстить за недавнее поражение, в бой рванулся и отряд Наследников.

Не однажды шепталы пытались обездвижить их, контрабандистов и их союзников и даже демонов, но почти всегда точный удар факелом или огненным шаром рушил чары прежде, чем они успевали удушить свою жертву. Самым разумным для шептал было бы сейчас бросить всё и уйти под землю, как нефть в песок, и они то и дело порывались это сделать… Но в горячке рукопашной схватки, когда промедление даже в долю секунды могло обернуться многовековым ожиданием Страшного Суда, инстинкт самосохранения древнего племени шел по пути наименьшего сопротивления.