Тени Мали - Вадим Павлович Фефилов

возникала закавыка. Разве миледи взялась бы зашивать ягодицы Портоса? Впрочем, герои меняются, и не только положительные. Откуда она? Кто по национальности? С такой-то светлой кожей… Возможно, берберка, уроженка северной Африки. Из Ливии или Марокко… Берберская миледи. Но почему живет в Дире среди фульбе? О хирурге с подобными внешними данными пастухи и кочевники уже давно бы растрепали в радиусе пятисот километров. Вот потому и живет здесь, поскольку фульбе умеют держать язык за зубами. Как говорил Баба Файер в отеле у пожарной части: «Сдержанность – основа морального кодекса pulaaku моего народа фульбе». Как быстро и уверенно она ищет, где кровит, находит кровоточащие сосуды, прижимает их, перевязывает. Заявила, что на кураже может справиться одна. Опытный хирург, несомненно. Судя по произношению, долго жила во Франции, а может, и сейчас живет, а в африканскую глушь выбирается время от времени, собирает какой-то научный материал. Как она могла стать партнером Омара Хомахи по террористической операции?

– Мы почти закончили, – сказала тетушка Маммас, – возьми тот зажим Кохера, да, правильно угадала… Зажми здесь… Да, подержи. Мне надо измерить давление, взять анализ крови и мочи.

Бенфика не успела удивиться. Женщина отошла от операционного стола, сняла перчатки, помыла руки, измерила себе давление на автоматическом аппарате. И заговорила, обращаясь не к ней, а куда-то в пустоту:

– Ну что же… это моя шестая операция подряд, и мне, увы, пришлось обратиться за помощью к непрофессиональному ассистенту… Время – час ноль восемь после полуночи. Зафиксировала повышение температуры тела до 37,5 градусов. Давление 140 на 65.

Можно было подумать, тетушка Маммас сошла с ума, но Бенфика сообразила, что где-то в помещении работает диктофон, включающийся на звук голоса.

– Появились боль в горле, першение. – Тетушка Маммас взяла со стола контейнер для биопроб и, совершенно не стесняясь, быстро присела на корточки, наполнила колбу мочой, затем уверенно взяла у себя кровь из вены. – Фиксирую симптомы хронической усталости, мышечноскелетные боли. Есть болезненные ощущения в шейных, затылочных и подмышечных лимфатических узлах…

Хирург ткнула локтем в дозатор, помыла руки и вернулась к операционному столу.

– Что тут у нас? Так, я не могу четко сфокусировать зрение на инструментах, они расплываются. Пора заканчивать. Сейчас наложим провизорные швы, завтра на свежую голову еще раз все обработаю…

– Где вы учились? – спросила Бенфика.

– École normale supérieure de Lyon[24], – ответила тетушка Маммас, соединяя края разреза на ягодицах с помощью шовного материала. Держалась она превосходно; и не было заметно вовсе, что у нее «мышечноскелетные боли». – Пишу интересную работу для очень крупной фармацевтической компании. Они заказали мне разработку особых поливитаминов для людей в экстремальных условиях.

– В Дире есть люди, которые могли бы помочь в этой операции?

– Конечно, но мне надо было обязательно одной…

– А зачем меня попросили?

– Ну, ты появилась, когда я почувствовала себя… В общем, кураж прошел.

Да, это была миледи, способная ради назначенной цели шагать даже по трупам. Бенфике захотелось спросить у нее прямо, без обиняков: зачем маститому ученому похищение натовского военачальника? Однако повстанец на операционном столе был в сознании: складывал губы уточкой, часто моргал мокрыми глазами. И Бенфика махнула рукой, точнее – пошла мыться. На все воля Аллаха!

Два блестящих ведра, наполненные водой, стоящие в центре полутемного помещения, кусок нового мыла в яркой упаковке и недавно вскрытый шампунь – вся эта роскошь предназначалась для нее, алжирской журналистки Ольги Блохин. Да, она сейчас помоется и тут же заговорит по-русски… Как же… «Прибегаю к защите Аллаха от козней шайтана. Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Веди нас прямым путем, путем тех, кого ты облагодетельствовал, а не тех, на кого пал гнев, и не заблудших…»

Все помывочные в домах – от алжирского Тиндуфа до малийского Гао – одинаковы. Это небольшая пристройка, врытая глубже в землю, чем само здание, освещаемая внутри скромной лампочкой в сорок ватт. В дальнем углу на неровно залитом бетонном полу дырка размером в три-четыре мужских кулака – нужник. Тут же обязательно светлый пластиковый кувшин для подмывания и мыло в мыльнице. Рядом на полу длинный резиновый шланг двойного назначения – для смыва испражнений и душа. В другом углу стиральная машина, закутанная полиэтиленом, купленная пять или десять лет назад, но так и не подключенная. А куда ее подключать-то? Пара старых неподъемных металлических стульев, один легкий пластиковый с надломленной ножкой, гладильная доска с утюгом, тазы и ведра (много), велосипед у другой стены. Иногда в помывочной живет коза с козлятами.

Бенфика отстегнула кобуру с пистолетом, нож и положила оружие на железный стул. Сверху бросила снятую одежду и нижнее белье. Тщательно намылившись, присела на корточки и принялась экономно поливать себя водой из ковшика. Этой тетушке Маммас не под сорок, как показалось вначале, а лет сорок пять, может, сорок восемь. Она ровесница ее покойной мамы, может, на пару лет старше. Красивая строгая берберка из Ливии. Красивая строгая ливийка… Очень красивыми и очень строгими были «амазонки» Муаммара Каддафи, так говорил Омар Хомахи. Нет, не может быть! Бенфика выпрямилась и убрала мокрые волосы с лица. В двух шагах от нее стоял Маки. О Аллах! Сколько времени он ее разглядывал? Пальцы девушки сами собой сжались в «крючки», и она чуть было не ударила мальчика по глазным яблокам, но в последний момент прикрыла левой рукой низ живота, а правой грудь.

– Маки, выйди, пожалуйста, отсюда, – произнесла сухо, без истерики, почти вежливо.

Маки положил стопку белья на стул, поправил каску и, не взглянув на девушку, бесшумно вышел. Она вытерлась оставленным полотенцем, надела просторную, в ярких орнаментах рубаху до колен и тут вспомнила про «глок» в тактической кобуре, нож и одежду. Ни оружия, ни штанов, ни свитера, ни даже нижнего белья, которое собиралась сейчас же постирать, на стуле не было. Проклятый маленький маньяк Маки… Нет, это скорее проклятая усталость… Ее двадцать пять для оперативника очевидная старость. Она надела ботинки и прошла в большую и абсолютно пустую «спальню». Три крохотных узких окошка под потолком, тонкий ковер, в дальнем углу по бедуинскому обычаю на полу расстелена постель. Идти в операционную и спрашивать, где мальчик, который утащил ее трусы, пистолет и нож, не хотелось. Она сняла ботинки и легла, нарушив священное правило – не отдавать личное оружие в чужие руки. Положила голову на подушку. Постельное белье пахло свежестью, какая бывает только благодаря хорошему стиральному порошку, горячему утюгу и умелым рукам. Возможно, тут имелась еще одна помывочная с работающей стиральной машинкой. Да, и будет странно, если вторую ночь подряд на нее спящую