Микенский цикл - Валентинов Андрей

Случилось это на пятый день торжеств, когда все возможное было уже выпито и съедено. Впереди намечалась большая охота, но перед этим гостеприимный хозяин решил превзойти самого себя.

Когда я впервые услыхал о «Таинстве» – именно так это все называлось – у меня свело скулы. Нелепые храмовые обряды скучны и противны, а тупая напыщенность посвящений, когда тебя то бьют топором по голове, то заставляют есть сырое мясо, всегда вызывала боязливое отвращение. Но все прочие отнеслись к Таинству с немалым энтузиазмом.

Вскоре я понял – почему.

Нас посвящали в нечто, о чем мы обязывались молчать до конца жизни. Происходило все это в небольшом храме в часе езды от Фив. Глупости со слушанием таинственных голосов в роще и лицезрением всякой пакости кончились быстро и началось главное...

В Баб-Или мы часто имели дело с жрицами Иштар. Для таких, как мы, они и предназначались, и, надо сказать, были весьма искусны. Но то, что поджидало нас после Таинства, признаться, потрясло. Особенно после года жизни с Дейотарой, которая понимает обязанности супруги весьма своеобразно. В общем, к утру я несколько очумел.

Остальные тоже изрядно размякли. Толпу базилеев отправили отсыпаться в рощу, а для крыс покрупнее отвели удобные ложа с мягкими хеттийскими покрывалами.

...С утра все началось опять и кончилось лишь на третий день.

Для базилеев, еле волочивших ноги, устроили пир, означавший завершение торжеств, а наша компания, включая хозяина и одноглазого старичка Кодра, приехавшего сюда явно лишь из любопытства, собралась в небольшом зале возле главного святилища.

Владык было не узнать. Даже вечно мрачный Фасс повеселел, услаждая наш слух сальными байками из своей пиратской молодости, а старикашка Кодр хихикал, приглашая всех в Атаны. Соль шутки я поняли лишь когда мне объяснили, что Атана, дочь Великого Дия, считается вечной девственницей. Я тоже был не прочь пошутить, прикидывая, что смогу не заглядывать в спальню к царице по крайней мере месяц.

Итак, всем было весело, но как только рабы закрыли дверь, шутки мгновенно смолкли. Кажется, хозяин устроил Таинство, чтобы гости сочувственнее отнеслись к войне с лешаками, но слово попросил не он, а Итарай.

Плешивый горбун, над которым мы тайком подшучивали, заговорил о таких вещах, что мысли об обольстительных девах сразу же вылетели из головы. Вскоре я уже начисто забыл о том, где нахожусь. Крысиная нора впервые за многие месяцы по-настоящему удивила.

Крысы решили превратиться в волков и напасть на льва...

«Лев болен, » – именно так и начал Итарай. Особых пояснений не требовалось – пилосский ванакт говорил о Хеттийском льве. Каменные львицы над воротами Микасы – память о давнем господстве. Но теперь Хаттусили больна, и больна неизлечимо.

Голос горбуна стал резок и визглив, слушать его было нелегко, но ему внимали, словно лучшей певице. Да, лев болен, его логово скоро опустеет. Гиены, шакалы, олки уже бродят вокруг, присматриваясь к будущей добыче...

...В Пилосе неплохо разбирались в делах Востока, значительно лучше, чем я мог предположить. Итарай напомнил о многом. Ашурбалит Ассурский отбросил хеттийцев от верховьев Тигра. Урарту теснят их к подножиям гор. Города юга готовы отделиться. И, наконец, каска – вечное проклятие Хаттусили. Лев уже не нападает, не думает о земле Та-Кемт или Баб-Или – а ведь хеттийцы бывали и на Евфрате, и на Хапи! Лев замкнулся в логове, на каменистых нагорьях своего полуострова, оберегая накопленную за века добычу...

Я незаметно оглянулся – ванакты слушали, затаив дыхание. По-моему, им было страшно. Козьи цари, отбивавшие дюжину коров у соседей и тем гордившиеся, замахнулись – пока еще в мыслях – на великое Царство Хеттийское. Но Итарай прав – лев болен, лев стар, к тому же враги теснят его с востока, юга и севера.

Оставался запад, а на западе – мы.

Критянин и милавандиец согласно кивали – они-то давно присматривались к близкой добыче. Гарп, как и я, был вначале удивлен, но вскоре тоже весь обратился в слух. Я его понимал: удачная война – большая добыча. С хеттийским золотом можно не бояться каких-то лешаков.

Старикашка Кодр то и дело поглядывал в мою сторону – ему было интересно, и недаром. Ведь разговор предназначался главным образом для меня. Ахиява – это прежде всего Микаса: без моего золота, воинов и кораблей о походе нечего и мечтать.

...Мне приходилось бывать на военных советах, но там речь шла о подкопах под вражескую стену, о ночных вылазках или тайной разведке. Я не знал, как объявляют войну, как ее готовят и, тем более, ведут. Оставалось изображать из себя каменную статую из тех, что стоят в земле Та-Кемт, и слушать с непроницаемым лицом. Кажется, мне это удалось.

Итарай сделал паузу, явно ожидая ответа – моего ответа. Можно было промолчать или отделаться цветистой фразой о больном льве и его шкуре, которую мы начали делить слишком рано. Но разговор меня изрядно задел. Да, лев болен, однако крысам в его логове делать нечего. Удара одной лапы хватит, чтобы разметать все воинство богоравных козопасов.

Я не выдержал и рассказал то, чему был сам свидетелем – о большом военном смотре в Хаттусили. Великое Солнце – Царь хеттийский – собрал войско, чтобы идти на халибов. Колесницы, панцирная конница, легконогая пехота в шлемах с красными перьями и, конечно, Сыновья Солнца – гвардия с оружием из железа. Что может противопоставить этому Ахиява? Толпу свинопасов с дубинами во главе с базилеями, закованными в дедовские панцири, мешающие сделать лишний шаг? Неповоротливые колесницы, неспособные одолеть легкий подъем? Тупые мечи из скверной местной бронзы?

Я – не Адад весть какой рассказчик, к тому же мне было изрядно стыдно за свой акцент. Но слушали внимательно – не меньше, чем Итарая. Слушали – и кивали. Пилосский ванакт не думал возражать и даже сочувственно качал головой, когда я говорил о том, насколько слабы крысиные зубы. Но как только я закончил, тут же встал толстяк Номион.

Стало ясно – разговор готовился заранее.

Ванакт Милаванды и не думал спорить, но выбросил из пояса беспроигрышную кость – флот, сотни чернобоких кораблей, способных высаживать войска в любой точке побережья. Хеттийский флот слаб, он почти весь занят на юге. Берега же подвластные хеттийцам царьки, которые воюют не лучше нашего. Достаточно занять плацдарм – и уже оттуда удар за ударом добивать льва. И начать следует, конечно, с Вилюсы.

При этом слове ванакты стали переглядываться – о Вилюсе здесь мечтали давно. И не зря! Город, конечно, не сравним с Баб-Или, но богат – золота там побольше, чем во всей Ахияве. Огромная ярмарка, дорога на восток, наконец, проливы, ведущие в Море Мрака. Взяв Вилюсу и соседние города, Троасу и Пергам, мы вцепимся в живую плоть Хаттусили.

А за первым шагом последует второй.

У присутствующих вновь заблестели глаза. Спорить не приходилось – в таким походе я и сам был готов участвовать даже простым наемником. Кодр, не выдержав, вскочил и с гневом стал припоминать какие-то давние обиды. Кажется, сын вилюсского царька украл чью-то жену или не выплатил штраф в Дельфы. Во всяком случае, поводы для войны имеются, и гнев Дия вкупе с Землевержецем Поседайоном, без сомнения, готов обрушиться на нечестивцев.

Теперь уже все шумели, и все чаще взгляды обращались на меня. Я вновь ощутил себя самозванцем. От микенского правителя ждут решения, которое я принять не могу...

...Но и отказаться невозможно. Для всех я – не старшой полутысячи разведчиков, а богоравный ванакт. Моими устами говорит Ахиява.

И тут я вспомнил – шардана! В моем поясе тоже спрятана кость, способная побить все прочие. Тысячи усачей на сотнях кораблей – и об этом знаю один я...

Я не говорил, а спрашивал. Войска, корабли – сколько? Серебро – откуда? Союзники – наши и Вилюсы? И главное – тыл. Что будет в Ахияве, когда мы уйдем на восток? Гарнизоны против лешаков? Гарнизоны охраняющие побережье? Резервы?

Мне отвечали вразнобой, затем голоса стихли. Ванакты и базилеи вновь переглядывались, но уже куда менее уверенно. Наконец, Итарай развел руками, признав, что никто из них не вел большую войну. Ахиява вообще давно не воевала, если не считать стычек из-за угнанных коров. Но ванакт микенский – опытный воин...