Грани нового мира - Евгений Голомолзин

Многое зависит от личности самого изобретателя. Кто–то мудрый сказал: «Чего боишься, то и получаешь». Боишься потерять изобретение, обязательно его потеряешь. Если не украдут, то не реализуешь. Не следует также забывать, что «свято место пусто не бывает»: ты не используешь, другие придумают и реализуют. Есть, к тому же, еще один важный момент.

Неспроста говорят, что «идеи витают в воздухе». Это означает, что изобретатель является всего лишь приемником, а идеи, принятые им, принадлежат всем. Представьте себе, что радиоприемник, который поймал песню Аллы Пугачевой, возомнил себя певицей! Явный нонсенс: он всего лишь передатчик голоса певицы и песни. Так может, лучше не держать при себе то, что получил свыше, а отдать всем? Кстати, есть множество примеров, когда люди, поступая так, становились одновременно знаменитыми и богатыми.

Для того, чтобы убедиться, что изобретение своевременно, а значит жизнеспособно, можно воспользоваться различными системами прогноза. Так, прогноз петербуржца Станислава Варварина, открывшего циклы человеческой жизнедеятельности, убедительно показал завершение цикла использования горючих ископаемых в ближайшие десятилетия. А это означает, что грядет эра новых источников энергии. Неспроста, видимо, в последние годы идет вал изобретений в области «вечной энергетики».

Наконец, мы подошли к изобретениям, которые не внедряются ввиду своей преждевременности. Первый признак того — неудачи, которые вдруг сваливаются на голову изобретателей.

«Как только продвижение установки доходило до определенного уровня, все в мгновение ока начинало рушиться», — вспоминает пермский изобретатель Евгений Крылов. «Когда начали делать расчеты, под машину вдруг попал мой помощник, потом под КАМАЗ попал я сам, затем умерла мать. Я понял, что это последнее предупреждение», — рассказывает новгородский изобретатель Владимир Михайлов. У московского изобретателя Евгения Папушина первую установку украли, вторую разбили, а на третью «заморозили» финансирование.

Как поступить в данной ситуации? Ввиду того, что изобретатели — народ увлеченный, они часто не замечают нависшей над ними угрозы, продолжают работать и порой рано уходят из жизни. По этой причине можно было бы создать группу поддержки для отслеживания ситуации. Ее задача вовремя сказать: «Стоп! Дальше двигаться опасно!» В этом случае, изобретателю лучше на время отложить «опасную» разработку, и заняться другой.

Можно также использовать методику «разгрузки событий». Что это такое? Вспомните, как «разряжают» снежные лавины. По ним изредка стреляют из пушки. При этом маломощные лавины сходят, не представляя большой опасности. Таким образом, суммарная энергия сошедших лавин равна энергии большой лавины, а ущерб при этом минимальный.

Точно так же, когда у. изобретателя складывается критическая ситуация, группе поддержки следует «разрядить» обстановку: тайно украсть какой–нибудь болтик у «вечного двигателя» или напугать изобретателя холостым выстрелом из газового пистолета. При этом сумма мелких неприятностей будет достаточна, чтобы нейтрализовать критическую ситуацию, а вред окажется минимальным.

В общем, безвыходных ситуаций не бывает. Важно не зазнаваться, смотреть на шаг вперед и быть бдительным. «Ищите, да обрящите!»

ЧЕЛОВЕК

НЕСТИНАРСКИЕ ИГРЫ

Я отдыхал в Китене — небольшом курортном городке, что на черноморском побережье Болгарии недалеко от Бургаса.

Август выдался жарким, и я с удовольствием грелся под щедрым южным солнцем, лежа на горячем золотистом песке. Вода в море была необычайно теплой. Ее пенистые буруны с тихим шелестом лениво выползали на берег и, оставив обрывки изумрудно–зеленых водорослей и пеструю цветную массу мелких камешков, грузно осев, также лениво, с неохотцей, сползали обратно в море. Иногда на горизонте появлялся величавый белоснежный теплоход, который оживлял бескрайнюю голубую гладь, но в то же время своей медлительностью и важностью навевал сладкое полудремное состояние. Справа и слева пляж ограничивали острые серые скалы, твердые и неприступные, словно часовые, охраняющие покой этого мирного уголка. Легкий ветерок, иногда прорывающий их заслон, приятно холодил, словно нежной ладонью поглаживая разомлевшее тело.

В один из таких погожих солнечных дней я встретил на пляже знакомых, которые восторженно сообщили, что видели афишу, приглашающую посетить «нестинарские игры» — танцы на раскаленных углях. Об этом удивительном явлении ходило много слухов, больше напоминающих мифы или легенды, нежели просто свидетельства очевидцев, и возможность посмотреть на это чудо своими глазами казалась необыкновенной удачей.

Ребята недавно приехали работать в Болгарию, плохо знали язык и нуждались в переводчике. Узнав, что я немного владею болгарским, они обрадовались и пригласили меня с собой. Я охотно согласился.

Встретившись поздно вечером, мы отправились в Центр молодежного туризма, куда приглашала рекламная афиша. Представление должно было состояться в небольшом летнем ресторанчике с экзотическим названием «Кукери».

Идти нужно было несколько километров по шоссе, вдоль высокого берега моря. Дорога была пустынна. Она то и дело ныряла в густые заросли деревьев и кустарника, петляла из стороны в сторону, повторяла причудливые изгибы и повороты скалистого обрыва, о который внизу с глухим шумом тяжело разбивались соленые волны. Нагретый за день асфальт мягко продавливался под ногами, и казалось, что мы шагаем по длинной мармеладной ленте. Вокруг все благоухало. Сочные мясистые листья деревьев и яркие пестрые цветы дурманили своим ароматом. От темного уже неба, сумрачного леса, земли исходило вечернее тепло. Оно нежило нас, и казалось, что мы не идем, а парим или плывем в густом теплом потоке.

Вскоре показались многочисленные огни, которые, колыхаясь, отражались на поверхности волн. Из гущи огней слышалась приглушенная расстоянием музыка. Ее веселые звуки дисгармонировали с шорохом прибоя, шелестом листьев и легким потрескиванием цикад, и потому казалось, что нас окружает другой, неземной мир, отгороженный от шумного человеческого мира необозримой бесконечностью.

Наконец, дорога еще раз резко повернула, вынырнула из зеленой гущи, и мы очутились у соломенной изгороди ресторана.

Как и большинство болгарских приморских ресторанчиков, «Кукери» отличался своеобразием, сочной экзотикой и был по–домашнему уютен, располагая к спокойному отдыху. У калитки начиналась и вела сквозь заросли деревьев каменная дорожка, вымощенная круглыми, обкатанными водой булыжниками. Их поверхности были отполированы подошвами множества людей.

Дорожка вывела нас на освещенную круглую площадь с земляным полом, по окружности которого стояли островерхие хижины, напоминающие жилища папуасов. За площадью располагалось деревянное, украшенное резьбой здание кухни, откуда доносились потрясающие ароматы жаренного на открытом огне мяса, специй и приправ. На берегу бушевал гигантский костер — нестинарцы готовили место для своих игр.

Хижины имели форму конуса и были сплетены из тугих пучков желтой соломы. Внутри было просторно и прохладно. В центре стоял круглый стол и деревянные скамьи вокруг него. На столе горела свеча. От ее неровного света наши тени метались из стороны в сторону, словно находились в вечном беспокойстве. Пахло сухими травами и горячим воском. Обстановка была предельно проста и удобна.

Мы жаждали впечатлений и потому устроились под открытым небом, уже мерцающим серебряными звездами, за небольшим столиком на четырех человек. Входные проемы хижин были слабо освещены пламенем огня. Изнутри доносились приглушенные голоса, напоминающие шепот. Иногда раздавался женский смех, который ненадолго отодвигал тишину куда–то за темную

стену деревьев. Происходящее казалось сном и его хотелось смотреть бесконечно долго.

Подошел официант — молодой болгарин в национальном костюме — и принял наш заказ. Людей становилось все больше, они ручейком вытекали на «площадь по булыжной дорожке, растекались по хижинам и занимали свободные места за столиками на улице.

Прямо перед нами, в обрамлении прибрежных деревьев, раскинулась почти черная гладь моря. В темноте, еще сильнее, чем днем чувствовалась его невероятная мощь. Море с необычайной легкостью, свойственной всему большому и сильному, давало понять, насколько мы, люди, возомнившие себя царями природы, на самом деле по–детски слабы и беззащитны. От понимания этого становилось страшно, начинало томить смутное беспокойство, переходящее в легкую тревогу. Но снова в темноте раздавался приглушенный смех, и тревога растворялась в ночи.

Официант вернулся с подносом, и через минуту деревянный столик ломился от аппетитных блюд болгарской кухни. На большом медном листе вкусно дымилась скара — горка румяного от огня мяса, приготовленного разными способами. Здесь была пыр–жола — тонкие ломтики нежнейшей свинины с узеньким кантиком золотистого сала, которое таяло во рту, придавая мясу чудесный вкус и аромат. Свинину по кругу сменяли кебапчет — толстенькие короткие колбаски из говяжьего и свиного мяса, полосатые от следов железной жаровни, с необычным, но приятным вкусом из–за присутствия в фарше приправ — различных травок с терпким, пряным запахом, возбуждающим аппетит. Замыкало круг еще одно мясное блюдо — дроб — жаренная на углях печень. В центре высилась горка картофеля во фритюре, янтарные ломтики которого были необычайно привлекательны. К мясу подали бутылку красного вина с романтическим названием «Монастырско шушуканье». Вино, разлитое по фужерам, казалось густым и в бликах костра отливало рубином. Создавалось впечатление, что в фужере плещется не жидкость, а расплавленный самоцвет. Тонкий аромат прекрасного напитка необычайно гармонировал с резким, неожиданным вкусом скары.