Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана - Александр Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме членов Исполнительного Комитета активно боролись с царем и агенты Исполнительного Комитета первой и второй степени: Айзик Арончик, двадцать лет, арестован в марте 1881 года, в 1888 году замучен в Шлиссельбурге; Михаил Ашенбреннер, подполковник, отказался усмирять поляков в 1863 году, член военной организации «Народной воли», которая должна была отбить С. Перовскую и А. Желябова, но их охраняли двенадцать тысяч солдат гвардии, выдан С. Дегаевым, двадцать лет провел в Шлиссельбургской крепости; Лев Гартман, тридцать лет, участник взрыва царского поезда в ноябре 1879 года под Москвой, переправлен за границу, в результате шумного антисамодержавного скандала, поднятого из России «Народной волей», объявлен политическим эмигрантом и не выдан царю, возглавлял Заграничный комитет «Народной воли», Виктор Гюго сказал о нем руководству Франции: «Вы не выдадите этого человека!»; Геся Гельфман, двадцать пять лет, хозяйка конспиративной квартиры на Тележной улице, где метальщики получали бомбы и инструкции, беременная приговорена к повешению по делу первомартовцев, через несколько месяцев родившийся ребенок отобран, а она сама замучена в Петропавловской крепости; Игнатий Гриневицкий, дворянин, студент Петербургского Технологического института, вел пропаганду среди студентов и рабочих, организатор «Рабочей газеты», взорвал Александра II и погиб; Николай Клеточников, тридцать лет, по предложению А. Михайлова по собственному желанию устроился в Третье отделение делопроизводителем в агентурную экспедицию, два года предупреждал «Народную волю» об атаках на нее властей, арестован в январе 1880 года, на суде на всю Россию рассказал о преступлениях жандармов, в 1883 году замучен в Секретном доме Алексеевского равелина Петропавловской крепости; Андрей Пресняков, двадцать три года, организатор «Рабочей дезорганизаторской группы», несколько раз бежал от жандармов, всегда отстреливался, убил нескольких провокаторов, повешен в ноябре 1880 года вместе с А. Квятковским, после чего «Народная воля» официально объявила Александру II смертный приговор; Николай Саблин, тридцать лет, участвовал во многих терактах «Народной воли», при аресте 3 марта 1881 года на Тележной улице оказал вооруженное сопротивление и погиб; Макар Тетерка, двадцать шесть лет, рабочий, после ареста в январе 1881 года замучен в Петропавловской крепости; Андрей Франжоли, тридцать три года, руководил типографией «Народной воли» в Москве после 1 марта 1881 года, через два года умер от чахотки; Лейзер Цукерман, двадцать восемь лет, наборщик газеты народовольцев, арестован в январе 1880 года, замучен на карийской каторге в 1881 году; Александр Штромберг, двадцать пять лет, лейтенант-руководитель военной организации «Народной воли», в 1881 году арестован и из-за отсутствия улик сослан в Забайкалье, выдан С. Дегаевым и расстрелян в октябре 1884 года.
Одиннадцать револьверщиков собрались в Липецке, чтобы выработать свои предложения к съезду «Земли и воли», о внесении в программу партии требования о временном ведении политической борьбы для того, чтобы добиться от власти демократических свобод. Будущие народовольцы, не имевшие денег, власти, поддержки армии, официальных газет и журналов, находившиеся на нелегальном положении, решили убить Александра II, самодержавца и государя миллионов подданных, охраняемого полицией, жандармами, армией, если он не пойдет на изменение политического строя в России. Александр Михайлов обвинил царя в реформенном лицемерии, а обмане народа, в кровавом подавлении польского восстания 1863 года, в подавлении инакомыслия, казнях революционеров, издевательствах в обращении с политическими заключенными. Меньше, чем через три года народовольцы привели приговор в исполнение, победив в дуэли, в которой победить невозможно. Но в небольшой роще у реки Липенки на Песках в течение трех дней, 17–20 июня 1879 года о политической борьбе с использованием террора говорили только как одном из средств достижения цели, называя главным делом револьверщиком агитацию и пропаганду в обществе, среди студентов, рабочих, солдат, крестьян. Политическая борьба должна была создать условия идеологической борьбы для проведения социальных преобразований в империи. В пылу споров Николай Морозов заявил, что принудить царя к уступкам можно только силами членов небольшой революционной организации террористов: «Политическое убийство – это прежде всего акт мести. Только отомстив за погубленных товарищей, революционная организация может прямо взглянуть в глаза своим врагам, только тогда она поднимется на ту нравственную высоту, которая необходима деятелю свободы, чтобы увлечь за собой народ. Политическое убийство – это единственное средство самозащиты при наших условиях и отличный агитационный прием. Удар в самый центр правительственной организации со страшной силой заставляет содрогнуться всю систему. Тайное общество с политическим убийством как приемом борьбы сделается страшным для врагов, которое должны будут каждую минуту дрожать за свою жизнь, не зная, откуда и когда придет к ним месть. Неизвестно откуда появилась карающая рука, совершила казнь и исчезла». Андрей Желябов ответил Морозову: «Социально-революционная партия не имеет своей задачей политических реформ. Это должно всецело лежать на тех, кто называет себя либералами. Но эти люди у нас совершенно бессильны и не могут дать России гарантии личных прав и свободные учреждения, которые совершенно необходимы – без них никакая другая деятельность не возможна. Поэтому социал-революционная партия вынуждена взять на себя обязанность сломать деспотизм и дать России те политические формы, при которых станет возможна идейная борьба. Мы должны захватить власть и передать ее в руки народа. Партия может свергнуть деспота восстанием, наказать его лично, если не хватает сил, она обязана громко протестовать». Долго обсуждали будущие народовольцы то, кто может стать членом политической партии – тот, кто сможет отдать в борьбе свою жизнь и имущество, у кого есть несколько рекомендаций, тот, кто обязан хранить все тайны партии. У новой организации должен быть единый центр, боевые группы, своя газета и типография, группа хранения архива, группа добывания денег, литературный отдел, группа заведения нужных связей, финансовый секретарь, шифровальщики, паспортное бюро, оружейная, динамитная мастерская, конспиративные квартиры с оружием, продовольствием, одеждой для переодевания. Револьверщики много спорили о жестокостях власти при ведении любой оппозиционной работы – если все равно каторга и крепость, не нужно из-за этого погибать, а надо совершать громкое дело, которое эхом раздастся в империи.
Собравшиеся в Тамбове к 17 июля землевольцы, среди которых было несколько женщин, катаясь на лодке по реке, чтобы найти поляну для съезда, запели вольнолюбивые песни в совершенно пустынном месте. По возврате на лодочную станцию их ждала полиция, проверившая и переписавшая паспорта и выяснявшая, зачем молодежь приехала в Тамбов. Было решен переехать в находившийся недалеко Воронеж, куда в это время стекалось много паломников.
Воронежский съезд организации «Земля и воля» продолжался три дня, с 18 по 20 июня 1879 года. На него приехали девятнадцать землевольцев, обладавших голосами почти сорока членов организации. Револьверщиков представляли А. Баранников, А. Желябов и С. Ширяев, принятые на съезде в «Землю и волю», А. Квятковский, Н. Колодкевич, А. Михайлов, Н Морозов, М. Ошанина, Л. Тихомиров, М. Фроленко. Группа деревенщиков состояла из десяти человек – О. Аптекмана, Н. Короткевича, О. Николаева, С. Перовской, Г. Плеханова, М. Попова, Е. Сергеевой, Г. Тищенко, В. Фигнер, С. Харизоменова. Два дня двадцать землевольцев в роще у реки Воронеж говорили о путях продолжения борьбы. Съезд получился тяжелым и нервным. В самое начале А. Михайлов прочитал прощальное письмо повешенного в мае Валериана Осинского:
«Дорогие друзья и товарищи! Последний раз в жизни приходится писать вам. Самым задушевным образом обнимаю вас и прошу не поминать меня лихом. Мне же приходится уносить в могилу лишь самые дорогие воспоминания о вас. Мы ничуть не жалеем о том, что приходится умирать, ведь мы же умираем за идею, и если жалеем, то единственно о том, что пришлось погибнуть почти только для позора умирающего монархизма, а не ради чего-либо лучшего, и что перед смертью не сделали того, чего хотели. Желаю вам, дорогие, умереть производительнее нас. Не тратьте даром дорогой крови! Ибо – все берут и берут. Мы не сомневаемся в том, что ваша деятельность теперь будет направлена в одну сторону. Для того, чтобы серьезно повести дело террора, вам необходимы люди и средства. Дай же бог вам, братья, всякого успеха! Это единственное наше желание перед смертью! А что вы умрете, и, быть может, очень скоро, и умрете с не меньшей беззаветностью, чем мы, – в этом мы ничуть не сомневаемся. Наше дело не может никогда погибнуть – эта-то уверенность и заставляет нас с таким презрением относиться к смерти. Прощайте и Прощайте. А вообще пусть забывают нас, лишь бы самое дело не заглохло.