Желтые небеса - Антон Орлов

Бронекар мок под дождем в лесочке, в двух километрах от Хоромали. До деревни Мартин и Сотимара дошли пешком. Фаяниец был одет, как представитель савашейской знати, броско и элегантно. Мартин, в потертой кожаной одежде и неказистой с виду кольчуге из сверхпрочного сплава (сделано на Лидоне), выглядел, как типичный наемник-телохранитель. По Хоромали они бродили уже около часа, потому что заблудились.

Деревней Хоромали считалась в силу келмацкого догматизма: по размеру это поселение вполне тянуло на небольшой город. Хитроумный деревянный лабиринт с добротными заборами, ярко-желтыми дощатыми тротуарами и месивом полужидкой грязи посередине. Обычно Мартин без труда ориентировался в пространстве, но в такую погоду в незнакомом месте даже он мог спасовать. Сознаваться в этом не хотелось, но в конце концов пришлось.

– Сотимара, где мы?

– Откуда я знаю? – расстроенно спросил до нитки промокший фаяниец.

– Вы же три года назад побывали здесь с караваном. Должны помнить.

– У меня близорукость. Я вижу еще меньше, чем вы, все расплывается…

– Тогда пошли вон туда! – вздохнул Мартин.

– Почему – туда?

– У вас есть другие предложения?

– Нет.

За углом находилась улица пошире, довольно оживленная, несмотря на слякоть. Двое оборванцев за умеренную плату переносили прохожих на закорках на ту сторону. А на той стороне был трактир.

– Куда-то вышли, – воспрянул духом Мартин.

Они остановились у края тротуара.

– Мы что, будем так же преправляться? – глянув на месиво бурой грязи (босые ноги оборванцев утопали в ней по щиколотку), сморщил нос фаяниец.

– Не знаю, как вы, а я пешком.

На Мартине были высокие сапоги из синтетической мягкой кожи, проницаемые для воздуха, зато непромокаемые. Снабдить такой же обувью напарника он не мог – не тот размер.

Грустно посмотрев на свои лакированные туфли с массивными фигурными пряжками, Сотимара состроил брезгливую гримасу и небрежным жестом подозвал оборванца. На противоположном тротуаре, спешившись и бросив парню медную монету, он вполголоса заметил:

– Хорошо, что идет дождь, немногие это видели…

– А в чем дело? – удивился Мартин.

– Дурной тон, – слегка поморщился фаяниец. – Если окружающие обратили внимание на то, что я переехал улицу верхом на келмаке, они могут подумать, что я переехал улицу верхом на келмаке.

– Ну, пожалуй… – Мартин хмыкнул, сохраняя на лице каменно-невозмутимое выражение.

Сотимара неглупый парень, но, когда в нем просыпается перлорожденный, он начинает рассуждать странно.

– Пошли выпьем пива? – предложил Мартин. – В самый раз будет.

Перед тем как войти в трактир, он сполоснул сапоги под водосточной трубой с химерической чугунной мордой.

Внутри было полно народу, в воздухе плавал теплый пар. Хоромали стоит на пересечении трех больших торговых путей, тут всегда людно. Столбы, стены, поперечные балки и спинки стульев покрывала волнистая потемневшая резьба. Пахло пивом и мясным супом. Голоса посетителей сплетались в плотный звуковой клубок, заполняющий собой все пространство, ограниченное стенами трактира, и не было возможности распутать его, вычленить из общей массы тот или иной отдельный голос.

Заняв место за столом, Мартин огляделся. Лица. Физиономии. Осоловелые пьяные рожи. Ему позарез нужен источник информации. Кто-нибудь, кто знает о Мадине Милаус. Как объяснил Сотимара, местных жителей отличает одежда похожего покроя: рубахи с короткими рукавами, вышитые жилетки и шаровары с надраенными медными заклепками. Таких здесь хватает, но, если Мартин начнет выспрашивать о чужой жене у степенных платежеспособных хоромалийцев, последствия непредсказуемы. Хватит с него одного трупа. Он не кривил душой, втолковывая Эшу, что вовсе не хочет испортить жизнь Мадине Милаус. Тут надо действовать потоньше…

– Сотимара, вы сможете снять девчонку?

– Какую девчонку? – повернулся к нему фаяниец.

– Одну из этих.

Мартин кивком указал на простоволосых девушек в цветастых шелковых платьях, которые мелькали в трактирном тумане. Других женщин здесь не было.

– На ночь? – уточнил Сотимара.

– Просто поговорить. Угостите ее пивом и постарайтесь узнать, не слыхала ли она о Мадине.

– Сначала я бы поел…

– Я тоже.

Докричавшись, хоть и не с первого раза, до трактирщика, они получили каравай хлеба, жирную мясную похлебку и выпивку.

– Кстати, Паад, – утолив голод, заговорил фаяниец, – что значит «яльен ват шименис ват тевран азителой кивель дас матги ват»?

– Чего-чего? – не донеся ложку до рта, заморгал Мартин.

Сотимара повторил.

– Это ведь не импер?

– Конечно, нет, – согласился Мартин. – Это абракадабра.

– А на каком языке? Не сочтите, что я лезу в ваши дела, но меня всегда интересовала сравнительная лингвистика…

– Не знаю, на каком. Импер возник около пяти тысячелетий назад из смеси двух основных древних земных языков, английского и русского. Но то, что вы сказали, даже близко не тянет ни на русский, ни на английский. Я тоже немного соображаю в лингвистике, специально прослушал курс в Арелском университете… Откуда вы взяли эту фразу?

– Так вы же сами ее произнесли! Позавчера утром, когда просыпались.

– Разве? – не поверил Мартин.

– Да. У меня хорошая память на слова. Я даже записал на всякий случай, но потом мы поехали в Раюсаны, и я забыл спросить.

А, тот самый «магический» сон, в котором он подавился гостевым рулетом…

– Повторите еще раз, – попросил Мартин.

– Яльен ват шименис ват тевран азителой кивель дас матги ват. Я уверен в ударениях, но не ручаюсь за интонационный рисунок.

Фраза совершенно непонятная, однако смутно знакомая. Ну да, раз он сам ее произнес… Перед тем, как проснуться, он выругался. Видимо, это и есть ругательство, как оно прозвучало вслух. Теперь Мартин припомнил, что в этих снах и его двойник, и все остальные говорили не на импере, а на каком-то ином языке. Причем во сне он знал тот язык, как родной.

– Я ругался. Кажется, послал в задницу богов…

– Каких богов? – Сотимара шокированно отпрянул.

– Несуществующих. Это же был сон.

Мартин рассказал ему о так называемых «рыбьих языках», на которых люди иногда начинают изъясняться во сне или под глубоким гипнозом. Ученые не знают, как объяснить этот феномен. Есть целая куча гипотез, но ни одна из них еще не заработала статуса одобренной научным большинством теории. Загадки человеческого мозга.

– У нас это тоже наблюдается, – согласился фаяниец.

Неподалеку от их стола остановилась смуглая желтоволосая девушка с изящным горбоносым профилем. Она улыбалась заученной зазывной улыбкой, цепко оглядывая посетителей.

– Давайте, пригласите ее! – шепнул Мартин. – Пока не перехватили…

Сотимара обратился к девушке на местном наречии и подвинулся, освобождая место на лавке. Та села, на груди у нее звякнули бусы из дутого цветного стекла в несколько рядов. Скользнув оценивающим взглядом по Мартину, она вновь повернулась к фаянийцу, который, подозвав слугу, заказал еще пива на троих и хрустящего соленого печенья, потом положил на стол перед девушкой серебряную монету. Монета мгновенно исчезла. Хорошее начало. Они разговорились, через некоторое время Сотимара сообщил на импере:

– Ее зовут Афла, она ширанийка. Трактирщик купил ее у проезжих купцов из Шираны в прошлом году. Говорит, ей здесь нравится: келмацких мужчин ублажить проще, чем ширанийцев. Ей восемнадцать.

– Ага, отлично. Не надо переводить все подряд. Пусть она побольше расскажет о Хоромали, и между делом спросите о женщине из Эгтемеоса. Только не акцентируйте, чтоб она не засекла нашего особого интереса.

Сотимара и Афла вернулись к приятной беседе. В трактир набивалось все больше народа. По залу слонялись две-три пьяные личности свирепого вида, нарочно толкая сидевших за столами и отпуская непонятные Мартину ехидные замечания. Шкафоподобный волосатый вышибала следил за ними из темного угла, но пока не вмешивался. Видимо, их поведение не выходило за рамки здешних норм. Один такой тип устремился было к Сотимаре, но, наткнувшись на ледяной взгляд Мартина, как будто слегка протрезвел, передумал и направился к другому столу. Внезапно общий гомон утих, и кто-то – Мартин не видел его в дальнем конце зала за клубами пара – красивым молодым тенором затянул песню. Посетители завороженно слушали, даже драчуны перестали напрашиваться на ссору.

– О чем это? – поинтересовался Мартин, когда певец замолчал.

– О славном и богатом келмацком купце, который съездил на ярмарку в Речную Страну и продал там десять рулонов холста за сто серебряных монет, пятнадцать рулонов шелка за четыреста пятьдесят серебряных монет, меру стеклянных бусинок за восемьдесят серебряных монет, меру расписных фарфоровых бусинок за двести сорок серебряных монет, двадцать изукрашенных седел для чиротагов за…