Сильные. Книга первая. Пленник железной горы - Генри Олди

Когда он напомнил про маму, в груди у меня что-то ёкнуло, заныло.

— Маму да, — бросил я, набычившись. — Маму жалко. А брата от меня прятать — хорошо?

— Какого брата?

Притворяться Мюльдюн не умел совершенно.

— Нюргуна!

— Не твоё дело!

— Моё! Мой брат — моё дело!

— Заткни пасть, щенок!

— Давай, рассказывай!

Я прямо обрадовался, глядя на Мюльдюна. Когда я решал, о чем парням рассказать, и понимал, что не о чем — наверняка краше был.

— Нет.

— Не расскажешь — сам узнаю! Сам найду!

Слово было сказано. Теперь семья знает мою тайну. Вернее, знает, что я знаю их тайну. Я уставился на брата с вызовом. Снизу вверх? Нет, вровень! Не уступлю, решил я. Ни брату, ни родителям. Провалиться мне на этом самом месте!

Земля задрожала. Почудилось? Нет, вот — снова. Кто-то из-под земли лезет? Уот в гости заявился? Так у нас не Средний мир, у нас Небеса — откуда тут лезть? С нижних Шестых небес, что ли? Мюльдюн тоже почуял дрожь. Отложив распри на потом, мы озирались по сторонам. Твердь вроде не трескается, дым не валит…

А это что? Дым? Нет, пыль.

Возле леса, за сопками, где ручей. Точно, пыль.

Дрожь стала явственней. В уши ударил далекий топот копыт. Облако пыли росло, расползалось; огибая сопки, оно выкатилось на широкую луговину — и я увидел.

Три десятка всадников неслись к улусу. Отряд разворачивался птицей, парящей в вышине, расправлял крылья, словно желал заключить поселок в объятия. Солнце блестело на пластинах брони, клинках мечей, на кованых шлемах, похожих на юрты, украшенные поверху лентами и пучками перьев. Зерцала доспехов, круглые, с бахромой острых лучиков, сами превратились в маленькие солнышки. Кожаные набедренники гулко хлопали по бедрам воинов, по бокам лошадей, усиливая сходство с взлетающей вороньей стаей, когда вороны бьют крыльями по воздуху. Кажется, всадники заметили нас с Мюльдюном, потому что птица начала перестраиваться на скаку. Крылья укоротились, вперед выдвинулся хищный клюв, вобрав в себя две трети отряда. Честно говоря, я не знал таких птиц: куцые крылышки, здоровенный клювище. Мне вообще померещилось, что был миг, когда отряд едва не повернул назад, и причиной этому послужили сыновья Закона-Владыки, случайно решившие выяснить отношения на поле для праздников.

— Адьяраи, — буркнул Мюльдюн.

И уточнил:

— Верхние. Южане, с Первых небес.

— Гости? — спросил я.

Мюльдюн не ответил. Сказать по правде, я и не нуждался в ответе. Все мое существо криком кричало: гости? Гори они огнем, такие гости! Я еще не расширился, словно расстояние между нами и шайкой верхних адьяраев имело значение для превращения в настоящего боотура, но сердце уже билось так, как если бы занимало втрое больше места, чем отведено сердцу. Бум! — дын-дын! Бум! — дын-дын! Два кузнеца лупили молотом и молотком, без жалости, без снисхождения, и вот сейчас тот кузнец, что постарше, скажет: «Давай на закалку…»

Мне нравилось: бум! Мне нравилось: дын-дын!

Мне это очень нравилось.

— Думали, мы еще не вернулись, — Мюльдюн приставил ладонь ко лбу, вглядываясь вперед из-под могучего козырька. Губы его сложились в улыбку: серп месяца над зарослями багульника. Мой брат улыбался редко, и мне наконец стало ясно, почему. Есть улыбки, которыми только волков пугать. — Ошиблись. Теперь поздно. Поздно теперь…

— Что поздно? — спросил я.

Воистину сегодня был день дурацких вопросов.

— Ты не бойся, — велел Мюльдюн.

— А я и не боюсь! — возмутился я.

— Ты сейчас не бойся. Потом уже не важно. Потом мы уже не боимся…

— Я не боюсь!

— Ну и ладушки. Это тебе не Уот, это мелкота.

— Уот?

Он сплюнул под ноги:

— Мы их в хлам раскатаем, братишка…

«Братишку» я запомнил на всю жизнь. Ни раньше, ни позже — никогда больше Мюльдюн-силач не называл меня так. Еще запомнилось настроение — праздничное. Мы стояли на поле для праздников, и настроение было под стать месту, где вот-вот начнется самый большой праздник, какой возможен для боотура.

Три душѝ? Вся моя троица пела и плясала.

— Птиц видишь?

— Каких птиц?

Сперва я решил, что Мюльдюн намекает на конный строй. Но он указал рукой поверх всадников, и я действительно увидел птиц. Я даже удивился, почему не приметил их сразу. Крупные, с ворону, горбатые, отчего мне сразу вспомнилась вечно голодная старуха Бёгё-Люкэн, птицы щелкали клювами и топырили когти, словно на добычу. На когтях, хлопьями осыпаясь вниз, мохнатилась темно-рыжая ржавчина, а клювы издавали мерзкий лязг, похожий на лязг кузнечных клещей. Края перьев заострились, больше всего напоминая лезвия ножей.

— Илбисы[36]. Всегда там, где драка.

— Илбисы?

— Привыкай. Пока ты жив, они тебя не тронут.

Я оглянулся. Мальчишки давным-давно удрали прочь. Молодцы, кивнул я. Соображают. Не хотелось бы орать на них: «Кыш отсюда!» Тут вам не шутки, тут вывихнутым плечом не отделаешься.

— Облако! Притяни облако, Мюльдюн!

— Нет времени.

— Я сбегаю за Мотыльком.

— Нет времени, говорю.

— Я…

— Прискачет твой Мотылек, не переживай…

— Он привязан!

— Ну и что? — удивился Мюльдюн.

На лбу его вспухли жилы. На шее вспухли жилы. На руках, по всей длине предплечий — жилы, веревки, иссиня-черные тетивы. Кожа возле них уплотнялась, меняла вид и цвет. Она превращалась в хребтовую часть шкуры лося или быка, которую мажут лиственничной смолой, круто смешанной с песком, а потом пускают на доспех. Местами кожа шла пятнами блестящего металла, будто кто-то выплеснул на Мюльдюна бурлящий расплав. Металл быстро застывал: ребристые чешуйки, листья ольхи, бляхи и пластины. Мой брат мотнул головой, отгоняя докучливую муху, отряд налетчиков пересек невидимую границу, и я перестал задавать вопросы. Вот же ответ, ясней ясного! А что? Обычное дело.

Плохие адьяраи. Плохие адьяраи.

Очень плохие адьяраи.

5

Поле для праздников

Колотушка. Бьет.

Хрясь. Хрясь. Хрясь.

— Кырык!

Крик. Хорошо. Нравится.

Толстая кожа. Черная кровь. Становые жилы. Хребты. Мягкие утробы. Длинные кости. Короткие кости. Макушки. Лбы. Жирная печень. Грудные клетки. Хрупкие позвонки. Ключицы. Челюсти. Скулы.

Крушу. Крушу. Крушу.

Нравится. Нравится.

Очень нравится.

Панцирь-стена. Панцирь-чешуя. Панцирь-копыто. Шлем-миска. Шлем-сопка. Зерцало. Щит-доска. Щит-плетень. Щит-кожан. Щит-железо. Наручи. Поножи. Оплечья.