В постели с Президентом - Владимир Романовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне нужно, чтобы ты оказал мне услугу.
— Так.
— Как поживаешь?
— Нормально.
— Если что нужно, скажи. У меня есть знакомые в здешнем полицейском департаменте.
— Ты уже сделал достаточно, чтобы я чувствовал себя обязанным всю жизнь, — сказал Лерой. — Миссия твоя выполнена. Ангелы аплодируют. К делу.
— Не сразу. Мне нужно сперва тебя спросить кое о чем.
Лерой пожал плечами.
— Да, ты все еще мне нравишься, — Лерой пожал плечами. — Ты хороший и умный. Но мысли у меня заняты другим.
— Понимаю. Красивое место, не правда ли?
— Да, ничего, — сказал Лерой, оглядывая местность будто в первый раз. — Особенно с наступлением темноты здесь красиво. Зажигаются фонари, исчезают прохожие. Если подождем, то увидим первых хулиганов и наркоманов.
— Ты очень циничен, как всегда, — отметил Роберт. — Тебе следовало стать врачом. Помнишь, в университете, была девушка… — Роберт сделал паузу. — Я был в нее влюблен. Единственная женщина, которую я когда-либо любил.
Лерой вздохнул. Каким-то образом он предчувствовал, что тема эта будет так или иначе затронута.
— Да, — сказал он.
— Гвендолин Форрестер.
— Да. Я ее помню. А что?
— Помнишь, как я тебе о ней рассказывал все время? Обо всем, что она читает, ест, любит, с какими людьми встречается.
— Да, ты за ней все время следил.
— Как ты думаешь, я бы мог быть с нею счастливым?
— Роберт, — сказал Лерой спокойно. — Послушай. Для кризиса среднего возраста ты еще слишком молод. Поменьше думай о прошлом. Не говорил ли я тебе давеча, что мысли мои заняты другим? К делу, Роберт.
— Я иногда думаю — вышла ли она замуж, или не вышла, или вышла, а потом развелась, — сказал Роберт.
Позади них проявилось какое-то движение. Кто-то там был. Двадцать футов, подумал Лерой. Кто-то смотрел и слушал. И, может быть, записывал. Слышно ничего не было — просто включилось у Лероя шестое чувство. Обычного хама со склонностью к подслушиванию почувствовал бы и Роберт. Но детективы, преследователи и папарацци умеют сдерживать свои силовые поля и делать свое присутствие незаметным.
— Подожди-ка, — сказал Лерой. — Не двигайся. Я сейчас.
Он выпрямился, прыгнул через спинку скамьи, и перебежал аллею, исчезая в густой тени деревьев, липнущих к базальтовому склону. Движения в тени усилились, стали более суетными.
— Дай сюда, — сказал Лерой.
— Что дать?
— Микрофон и камеру, и всю остальную аппаратуру. Давай, давай.
— А ну иди отсюда! — поспешно, тихо и сердито сказал Роджер Вудз, который всегда знал, откуда дует ветер сенсации. — Ай!
— Я мог бы тебя задушить, — сказал Лерой, держа его за воротник.
— Пусти!
— Тише, тише, — Лерой усилил хватку. Воротник врезался Роджеру в шею. — Не так громко, мальчик мой.
— Ладно, хорошо, — прохрипел Роджер. — На, вот.
Лерой взял камеру и микрофон.
— Лента?
— Цифровик.
— Диск?
— Что за проблемы, мужик?
— Предубеждение, — объяснил Лерой. — Терпеть не могу, когда подслушивают. Те, кто подслушивают — они хуже, чем негры и евреи. Дай сюда диск, сволочь.
Роджер медлил. «Нападение на Журналиста в Риверсайд Парке».
— На, — сказал он наконец.
— Будь добр, уберись из парка. У меня тут частный разговор. Понял? Частный. Да и кто, по-твоему, купит твои записи? Желтая пресса никогда не слышала о губернаторе Вермонта, ежедневные газеты не обратят внимания по обычной причине, а еженедельникам все равно. Кому ты собирался все это продать? Кто купит?
— Никто.
— Он бы тебе не заплатил.
— Оставь меня в покое, мужик, — сказал Роджер несчастным голосом. — Свобода прессы. Не всех нас можно купить, не всех достать своими глупостями о «частных разговорах».
— Да ну тебя. Заткнись, — сказал Лерой. — Свобода прессы, надо же. Я тебе покажу свободу.
— Отдай мне, что взял.
— Нет.
— Почему?
— Я решил, что мне оно нужнее.
— Не имеешь права!
— Имею. Я больше и сильнее тебя.
— Я вызову копов.
— А я по-твоему кто, примадонна нью-джерзийского балета? — сказал Лерой, показывая бляху. — Скажи, зачем ты нас записывал?
— Просто так.
— По привычке папарацци, — предположил Лерой.
— Я репортер, — возмущенно сказал Роджер.
— Настоящий репортер, или желающий быть таковым?
— Штатная единица.
— Странный мир у нас какой, — сказал Лерой, ломая диск пополам. Затем он разбил камеру о дерево и разломал на несколько частей звукозаписывающую приставку. — Вот, — сказал он. — Можешь идти.
— Ты действительно коп? — спросил Роджер.
— Да. А тебе-то что?
— Что ж… Если тебе интересно — этот парень скоро предложит тебе кое-что.
— Какой парень?
— На скамейке.
— Так. И что же?
— Думаю, что одна из его грязных тайн скоро откроется. Он хочет тебя нанять, чтобы ты не дал ей открыться.
Лерой подумал.
— Логично, — сказал он. — И все-таки — тебе-то что до этого?
— Не соглашайся.
— Поступлю так, как считаю нужным, — равнодушно ответил Лерой. — Все, иди отсюда.
— Ладно.
Возвратившись к скамейке, Лерой снова закурил и некоторое время молчал.
— Кто это был? — спросил Роберт, который за это время не сдвинулся с места.
Лерой молчал.
— Ну?
— Ты собирался просить о какой-то услуге, — напомнил Лерой.
— Я? Да. Хорошо. Почему я вспомнил о Гвендолин…
— Хватит о Гвендолин.
— …у нее была страсть к записывающим устройствам. Весь кампус начинен был ее аппаратурой.
— К делу, — сказал Лерой. — Во имя человеколюбия, Роберт, давай поговорим о деле.
— Ты ее совсем не помнишь?
— Помню смутно, — сказал Лерой.
— Время сейчас почти предвыборное, и демократические предварительные выборы кандидата…
Лерой внимательно на него посмотрел.
— Ты хочешь сказать, что собираешься баллотироваться в президенты? — удивленно спросил он.
— Я еще не решил.
Вот было бы здорово, подумал Лерой. Это бы избавило меня от всех моих проблем. Несколько подряд срочных реорганизаций наверху, и досье исчезает в бюрократическом болоте.
Он оценивающе посмотрел на своего троюродного брата. Нет. Никаких шансов. Этот парень в Белый Дом не попадет. Не тот материал. Но нельзя ему об этом сказать открыто, а то обидится.
— Хорошо, — сказал он. — В чем проблема?
— Два года назад у меня был… хмм… роман.
— У меня тоже, ну и что?
— Наличествовала скрытая камера.
— Надеюсь, не твоя собственная.
— Нет. Это и есть проблема. Мне позвонили и сказали, что запись пойдет в эфир, если я ее у них не куплю. Мы оба с тобой знаем, что это глупости. Наверняка есть копии.
— Не обязательно, — возразил Лерой. — Люди так ленивы нынче стали.
— Не на моем уровне.
— На любом уровне. Но продолжай.
— Это был не просто роман, как ты понимаешь, — сказал Роберт. — У всех бывают романы. Но даже просто намек на нестандартную сексуальную ориентацию может подорвать всю карьеру.
— Так. Понятно, — сказал Лерой.
— Ты — единственный человек в мире, кому я полностью доверяю, — сообщил Роберт.
Лерой подумал.
— Знаешь, у меня тот же случай, — сказал он.
— Не понял.
— Ты единственный, кому бы я доверился, если бы была такая необходимость, — сказал Лерой просто, и имел это в виду.
Роберта это признание слегка ошарашило.
— Э… Ага. Ладно. В общем, мне нужно, чтобы ты… что-нибудь сделал с этими сволочами.
Выражение «эти сволочи» не прозвучало естественно. Аристократические губы Роберта искривились. Он просто изобразил вежливость, используя лексикон Лероя, или думая, что использует его лексикон.
— Каким образом? — спросил Лерой.
— Откуда мне знать. Ты эксперт, ты и думай. Ты как-то целое правительство держал за яйца вместе с их тайной службой.
— После чего я бежал к тебе за протекцией.
— Это правда. И все равно — у тебя есть навыки и опыт. Я не прошу тебя сделать что-то такое, вселенское. Ничего особенного. Что можно сделать? Стоит ли… убрать… этих сволочей? Вообще?
— Убрать? Каким образом?
— Обычным способом.
— Ты вот что, Роберт, — сказал Лерой, — ты не дури, ладно? Я не знаю, что ты думаешь по поводу морали и так далее, но — я никогда никого не «убирал».
— Да брось ты.
— Можешь не верить, не обижусь. У меня другая специализация.
— Не верю. Но даже если это так, ты знаешь, как нужно действовать. Что-нибудь придумаешь.
— Придумаю? — Лерой засмотрелся на рябь на поверхности реки, отражавшую нью-джерзийские огни на противоположном берегу. — Хмм… Да. По-моему, лучше всего — ничего не делать.
— Пожалуйста…
— Ладно, — сказал Лерой, пожимая плечами. — Наличествуют — два [непеч. ], водящих цифровой видеозаписью у тебя под носом, на которой — твой альтернативный образ жизни, запечатленный для потомков.