И четверо ангелов за спиной (СИ) - Медведева Анастасия "Стейша"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исайя на экране отбрасывает от себя очередного противника и поднимает голову, словно прислушиваясь к звуку.
— Исайя, со мной всё в порядке, — поизношу в микрофон, напряженно глядя на экран; затем поворачиваюсь к Давиду и прошу, — Пожалуйста, уберите ваших людей. Неужели вам их не жалко? Это же человеческие жизни!
— Пропустите его, — произносит мужчина в микрофон, а затем отстраняется, складывая руки на груди, — вы будете жалеть всех своих врагов?
— Это не мои враги, — кивнув на экраны, отвечаю, — это ваши люди.
Взгляд Давида меняется. Он словно становится более заинтересованным.
— И вы будете пользоваться моими людьми, если понадобится? — спрашивает он не без провокации.
— Если в этом будет необходимость… я не побрезгую их силами, — произношу без эмоций.
Я понимаю, под чем сейчас подписываюсь. Но жизни этих людей для меня имеют вес. Ведь если Исайя заберёт их, то это будет на моей совести.
Да. Выходит, теперь я ответственна за них.
И за тех, кто сейчас лежит на полу без дыхания.
Это я виновата в том, что они умерли.
— Не думайте о них. В тот момент вы не имели к ним никакого отношения, — произносит Давид, словно почувствовав мои мысли.
— А в какой момент начала иметь? — с легким вызовом смотрю на него.
— В тот момент, когда приняли их силу. Когда приняли мою силу, — взгляд Давида становится физически ощутим, — никто не должен знать об этом, Анна. Никто, кроме нас двоих. И Исайи.
— Нам нужно выйти к нему, — отвожу глаза.
Несколько секунд мужчина смотрит на меня, а затем указывает на дверь:
— Прошу.
Глава 14. Решение, которое должно быть принято
Мы вместе выходим в прокуренный зал и идём вперёд. Пока пересекаем первый коридор, Давид раздаёт команды паре подчинённых, и к тому моменту, как мы встречаемся с Исайей, все помещения успевают опустеть. Даже тела с пола исчезают, словно и не было их там ещё минуту назад…
— Исайя, — произносит Давид, останавливаясь в паре метров от молодого человека.
Мне откровенно сложно смотреть на него. Но я всё же поднимаю взгляд и встречаюсь с ним глазами.
— Спасибо, что пришёл за мной, — проговариваю ровно, пытаясь не думать о тех людях, что из-за этого лишились жизни.
Очень сильно пытаясь…
— Что ты здесь делаешь? — вопрос, заданный голосом без эмоций, откровенно пугает. Мне становится страшно за жизнь Давида. Я даже открываю рот, чтобы объяснить, но мужчина спокойно поднимает руку, останавливая меня.
— Это мои люди. На Анну поступил заказ, и я принял его. Теперь она в безопасности.
Удивленно смотрю на Давида. Вот так, в паре фраз, можно объяснить всё, что здесь произошло?..
— Кто заказал? — второй вопрос от Исайи.
— Не надо, — опережая Давида, произношу взволнованно; Исайя переводит взгляд на меня, — не надо ничего делать с этим человеком. Я сама с этим разберусь.
— Это моя обязанность, — ровно отрезает Исайя.
— Кто на тебя её возложил? — почему-то начиная сердиться, спрашиваю, — Я?
— Нет, — логический ответ.
— Мне не нужен телохранитель, который не слушается меня, — превозмогая себя, произношу серьёзно; затем не выдерживаю и искренне продолжаю, — Исайя, я очень благодарна за то, что ты пришёл спасти меня… за то, что смог выяснить — где я… Но я просила тебя больше никого не убивать! А ты проигнорировал мою просьбу!
Исайя молчит, глядя в мои глаза, а в моей голове вновь всплывает картина того, как просто он сломал шею тому человеку… Рвотный позыв удаётся погасить, но моё лицо бледнеет, и это замечают и Исайя, и Давид.
— Вам плохо, — мужчина склоняется надо мной.
Качаю головой, зажав рот ладонью. Медленно выдыхаю. И вновь поднимаю взгляд на молодого человека.
— Почему ты ослушался меня?
— У меня есть поручение. Я должен охранять твою жизнь. Если бы я просто отталкивал от себя всех, кто здесь был, меня бы смяли. И я бы не добрался до тебя.
Боже, как у него всё логично в голове!
Но, самое ужасное, будь моим похитителем кто-то другой, я бы, наверно, и слова не сказала против методов Исайи: я была бы счастлива оттого, что осталась жива.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Наверно.
— Ты можешь выводить из строя, не забирая жизнь, — напоминает Давид, спокойно глядя на молодого человека
— Это требует больше времени и концентрации, — звучит такой же спокойный ответ.
— Боже, мы же о человеческой жизни говорим! — не выдерживаю я, затем поднимаю голову и смотрю на Исайю в упор, — Ты хочешь, чтобы я боялась тебя? Хочешь, чтобы я не знала, что с тобой делать? Почему ты не хочешь услышать мою просьбу?! Я не спрашиваю, в какой момент жизнь человека обесценилась для тебя, но ты ведь вполне адекватен и можешь понять, что я категорически против убийств?
— Могу, — ровный ответ.
— Тогда вбей это в свою голову: ты больше не можешь убивать! НЕ МОЖЕШЬ!
— Почему? — такой же ровный вопрос.
— Потому что я этого не хочу, — чувствуя, как намокают щеки, произношу тихо — разом растеряв весь запал; я вижу, что он не понимает; я вижу, что в его сознании смещены границы, и что он действительно не видит проблемы в своём методе.
Так вот, о чём говорил Давид. Вот, почему он предупреждал меня. Исайя неуправляем не потому, что он — агрессивный боец, которого заносит в драке, а потому что он не видит разницы между добром и злом. В прямом смысле слова.
Кто-то когда-то не объяснил ему, что — правильно, а что — нет. Кто-то когда-то исказил его сознание и исковеркал мысли.
Кто-то когда-то вместо того, чтобы дать ему любовь и заботу, взрастил в нём холод и тьму. Хотя нет, даже не тьму — безразличие.
А это ещё хуже…
— Я ненавижу его за это, — шепчу, закрыв лицо руками.
— Ты ненавидишь меня?
Сердце сжимается. Почему мне его так жалко?..
— Не тебя, Исайя, — отводя руки и устремляя на него взгляд, произношу через силу, — а своего деда. За то, что он не объяснил тебе…
— Тебе… больно от этого, — в голосе молодого человека вдруг отчетливо слышится попытка понять…
— Я хочу дать тебе так много любви, сколько смогу… лишь бы ты увидел, наконец, эту разницу — между жизнью и смертью, — шепчу, потому что не могу найти в себе сил говорить в голос.
— Анна… — предупреждающе произносит Давид.
— Вас воспитывал монстр, — отрезаю, не желая ничего слышать.
— Нас воспитывала жизнь, — ровным голосом парирует мужчина, напоминая, что они жили в приюте, — а ваш дедушка дал нам возможность стать полезными.
— Каким было твоё поручение? Дословно? — складывая руки на груди в попытке заранее защититься от того, что услышу, спрашиваю у Исайи, — Я хочу понять, с чем мне предстоит бороться в будущем. Ведь совершенно очевидно, что наказы деда для вас важнее, чем мои просьбы. Так что он тебе приказал?
— Охранять твою жизнь, как свою, — поизносит молодой человек.
— И всё? — немного растерянно уточняю.
— Если нужно — умереть за тебя.
Обхватываю себя ещё крепче, недоверчиво глядя на него.
— Я не хочу, чтобы…
— Анна, — неожиданно произносит Давид, прерывая меня.
Поворачиваюсь к нему.
— Не суть. Формулировка, — мягко замечает он, и до меня, наконец, доходит…
Дед, кем ты был? Гением? Или злодеем?..
Ты ведь знал, что я узнаю об их поручениях. И знал, что я услышу их содержание.
Ты мне не защитника оставил. Ты на меня крест повесил.
Сомневаюсь, что кто-то вроде Исайи правильно понимает, что значит любить себя. А без любви к себе он вряд ли способен полюбить кого-то ещё — я сама лишь недавно это поняла… Так, вот… ценность моей жизни в сознании Исайи напрямую зависит от ценности его собственной жизни для него самого. Как только он перестанет видеть смысл в своём существовании, моя спина перестанет быть защищенной, а в какой момент это произойдёт, учитывая, какие потемки его душа, — большой вопрос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Выходит, я должна следить за Исайей. И я должна помочь ему понять этот мир. Привить любовь — если это возможно.