Стая бешеных - Фридрих Незнанский

Хозяева не удержались, расплылись в улыбках, но Бухгалтер их сразу охладил.

– Я беру ровно половину. Если вам не нравятся мои условия, я попрошу вас высадить меня у ближайшего метро.

Старик, сидевший за рулем, стал прижиматься к тротуару.

Остановились у метро «Парк культуры».

– Всего доброго, – сказал Бухгалтер. – Неприятно было познакомиться.

– Двадцать процентов, – сказал Старик.

– Целуйте фикус, поливайте бабушку. – Бухгалтер взялся за ручку двери.

– Двадцать пять, – сказал Амир.

– Это несерьезно. – Отпустил ручку Бухгалтер.

– Сколько? Только по-честному? – спросил мрачный Мурза.

– Тридцать пять процентов. Но я к сбыту денег не имею никакого отношения.

– Куда ехать? – спросил Старик.

– Давайте заглянем в одно местечко, я вам бумагу покажу. Это здесь рядом, на Комсомольском.

Огромные рулоны бумаги были упакованы на совесть.

Чеченцы потоптались возле них, Амир попробовал разорвать упаковку, но Бухгалтер закричал так, словно тот пытался выдернуть чеку у гранаты:

– Не трогай! Засветишь! Распаковывать можно только в полной темноте. На ней специальный телурициновый слой. Вскроешь – пиши пропало. Кстати, срок ее годности истекает через неделю. Слишком высокая чувствительность. Поэтому надо быстрее. Как раз времени осталось – напечатать.

Чеченцы понимающе закивали.

– Все, поехали дальше, – скомандовал Бухгалтер.

Конторка, о которой говорил Бухгалтер, была на территории МГУ. Через глазок в двери, которая вела в подвальное помещение, их долго изучал охранник, потом приоткрыл.

– Чего надо?

– Мы к Володе. Я – Иван Ливанович.

Охранник закрыл дверь. Послышались его удаляющиеся шаги.

– Так, господа, деньги при себе? – обернулся к спутникам Бухгалтер. – Если мы только на экскурсию, то нечего людей и беспокоить. Они и так всего боятся.

Чеченцы молча закивали.

Охранник вернулся и открыл дверь.

Подвал был заставлен множеством импортных коробок и ящиков.

Володя оказался очкастым долговязым парнем, суетливым и рассеянным.

– Володя, я, как обещал, – почему-то стал заискивать перед ним Бухгалтер. – По списочку. Вы приготовили?

– У вас система Бэ Цэ двенадцать-двенадцать?

– Нет, у нас Игрек Бета двадцать четыре-ноль семь.

– А да… Бэ Цэ – это документы. У вас, кажется, посложнее что-то.

– Посложнее, – улыбнулся Бухгалтер.

– Пройдемте.

Володя по длинным переходам проводил всю компанию в дальний придел подвала и распахнул дверь небольшого зальчика, уставленного диковинной техникой.

– Вот.

– Заверните, – с купеческим жестом произнес Бухгалтер.

– Э! – поднял палец Мурза. – Нет. Посмотреть надо.

Чеченцы согласно кивнули.

– Пожалуйста, пожалуйста, – суетливо защелкал кнопками Володя. – Имеете право.

Чеченцы уставились в гудящие и мигающие механизмы, мало что понимая.

– Володя, вы выйдите на минутку, – попросил Бухгалтер. – Мы проверим оборудование в деле.

Володя пожал плечами и удалился.

– Значит так, я надеюсь, вы прихватили с собой детектор купюр?

Чеченцы кивнули.

– Молодцы, – похвалил Бухгалтер. – Основательные люди. Попробую удовлетворить ваше любопытство.

Бухгалтер покрутил ручки настроек, пощелкал тумблерами.

– Отвернитесь, – попросил он. – Мне так спокойнее будет. Я тоже человек основательный.

Вагик скосил глаза и заметил, как Бухгалтер вставил в какую-то машину несколько металлических пластинок.

«Клише», – догадался он. Такие пластинки он видел в фильмах о фальшивомонетчиках.

– Можно смотреть. Андрюша, там за тобой выключатель, погаси свет. Я вставлю бумагу.

Телохранитель щелкнул выключателем. Горела лампочка только на лотке большого ризографа.

– Ну, ловите, – сказал Бухгалтер. – Андрюша, можно включать свет.

Аппараты зажужжали, запищали, дернулись многочисленные стрелки на них.

И из лотка ризографа выползла пятисотрублевая купюра.

Чеченцы невольно шагнули вперед.

Но Бухгалтер опередил их, взял купюру, посмотрел на свет и только после этого подал Старику.

Детектор проглотил ее, как родную.

– Еще, – сказал Амир.

– Но – последнюю, – вздохнул Бухгалтер.

Вторая купюра выползла чуть быстрее.

На этот раз ее схватил Мурза. Бумажка была горячей.

– Ага, – утробно выдохнул он.

Детектор снова даже не пикнул.

И в этот момент в дверь застучали.

– Иван Ливанович, все, хватит! – умоляющим голосом просил Володя.

– Действительно, – развел руками Иван Ливанович. – Пора и честь знать, господа. Не дай бог…

– Еще, – сказал Старик.

– Иван Ливанович, я вас прошу…

– Господа, имейте совесть!

– Еще, – сказали чеченцы хором.

– Нет-нет! – замахал руками Бухгалтер. – На первый раз достаточно.

– Еще.

– Не буду. Все.

– Не, ты понял? – зло улыбнулся соплеменникам Шамиль.

– Еще, – шагнул вперед Мурза и сунул руку в карман.

– Вот же зануды! Володя! Еще минутку! – разозлился Бухгалтер. – Мы быстро.

Он снова нажал что нужно, снова все загудело и зажужжало – и выползла купюра.

– Все! Больше ни одной. За показ деньги платят.

Бухгалтер стал поспешно выключать аппаратуру.

На этот раз чеченцы остались довольны.

Володя оказался упрямым как осел.

– Нет, деньги вперед, – твердил он чеченцам, хотя они уже и упрашивали его, и угрожали и даже доставали пистолеты.

– Деньги платите, забирайте все. Денег нет – ничего не получите.

Бухгалтер в спор не влезал.

Чеченцы горячились около часа, а потом, кряхтя, стали раскрывать свои чемоданчики и выкладывать доллары.

– Куда доставить? – спросил Володя.

– Мы сами заберем, – сказали чеченцы. – Три машины хватит?

– Вполне.

Чеченцы оставили в подвале Вагика, а сами поехали организовывать машины для перевозки оборудования, бумаги, краски и прочего, подыскивать помещение для работы. Бухгалтер уехал с ними, а телохранитель его остался.

Вагику предложили чай или кофе. Он предпочел кофе и через пять минут спал непробудным сном. Его уложили в комнатке, крепко заперли.

Володя побежал вставлять в ризограф новые купюры (из нехитрого аппарата вылезали вставленные туда заранее самые настоящие деньги, которые с успехом и выдавались за фальшивые). Прибежал охранник.

– Чип, там Нина Николаевна.

– За час успеем? – спросил Чип телохранителя Бухгалтера.

– Должны, – ответил Сынок.

– Впусти, – кивнул Чип охраннику.

Вошли пятеро угрюмых азербайджанцев и одна подвижная дама, которая тут же обратилась к Чипу:

– Володя, я, как обещала. За списочком. Вы приготовили?

– У вас система Бэ Цэ двенадцать-двенадцать?

– Нет, у нас Игрек Бета двадцать четыре-ноль семь.

– А да… Бэ Цэ – это документы. У вас, кажется, посложнее что-то.

– Посложнее, – хитро улыбнулась дама и подмигнула азербайджанцам.

– Пройдемте.

– Так, господа, деньги, надеюсь, при себе? – обернулась к азербайджанцам дама. – Если мы только на экскурсию, то нечего людей и беспокоить. Они и так всего боятся.

И новая компания пошла смотреть, как из ризографа вылезают «фальшивые» купюры.

Всего таких падких до легкой наживы компаний в этот день побывало в подвальчике аж пять.

Глава 41. ЧИСТОПЛЮЙ.

Гордеев привычно прислонил карточку к электромагнитному датчику и вошел в офис. «Эрикссон» впустил адвоката, как всегда обдав его запахом ксерокса и озона. Сослуживцы, не отрывая седалищ от сидений, приветствовали его, блестя лысинами и очками. Прошуршала ресепшионистка со следами неопределенного торжества в лице. За столом Ирины Пастуховой сидела новая девушка – низенькая, коротконогая, уродливой и добродетельной наружности, кажется, ирландка. По офису уже ползли слухи о крахе Пастуховой – кто-то, оказывается, видел ее в «Патруле», кого-то вызывали к следователю, и, разумеется, добрые вести не лежат на месте – девяносто процентов офиса были уже в курсе событий. В то же время – странно – были люди, которые пребывали в полнейшем неведении. Во-первых, это были честные служаки, не завязавшие приятельских контактов с сотрудниками, а оттого лишенные информаторов. Во-вторых – иностранцы. Гордеев был убежден, что Владимир Дмитриевич, самодовольно склонивший сытую физиономию над бумагами, был не осведомлен о повороте в судьбе своей бывшей подчиненной. В тайниках души Гордеев надеялся, что когда-нибудь Ирина освободится от заточения и победно вернется в «Эрикссон». Как бы то ни было, Юрий Петрович был мечтателем, но мечтателем трезвым. Даже если ему и удастся выпутать Ирину, он понимал, что она вряд ли вернется в «Эрикссон», ставший для нее символом зла и клеветы.

К сожалению, полностью отдаться раздумьям об Ирине, о том, как помочь ей, у Юрия Петровича не было возможности. Толчея разных дел – вздорных, пустых – занимала немалую часть его времени. Второе место после Ирининого дела занимало дело депутата Кобрина, с которым еще предстояло повозиться. Надо заметить, что депутат проявлял все большую и большую активность, все большее любопытство о том, как движутся его дела, – это и понятно, Аркадий Самойлович был человек нервный, не выносящий и малого дискомфорта в своей полной благ жизни государственного деятеля. Статья в «Новом экспрессе», очевидно, была не так уж безобидна, и развернутая газетой кампания уже получила огласку. Во всяком случае, волнение Аркадия Самойловича возрастало день ото дня.