Ядовитый привкус любви - Есения Маас

я прикусила язык и пошла следом. Нам нужно было спуститься. Так что моим вниманием всецело завладела тропинка. А Кейну будто было всё равно, он даже насвистывать начал какой-то очень простой и прилипчивый мотив.

Когда мы спустились, он провёл меня на тонкую полоску земли между двумя бассейнами и, сбросив рюкзак, вытащил тонкий коврик.

— Садись.

Послушно опустившись, я прикрыла глаза и принюхалась: запах воды был просто одуряющим. Тихий плеск соседок, шум падающей воды и стрёкот насекомых уносили в воспоминания. Последний раз я так отдыхала с мамой и Ромой, когда мелких и в помине не было. Точнее, мама уже была беременна Вовкой, но не догадывалась об этом. Это был первый уик-энд после ареста Бориса.

В памяти вспыхнули синие глаза и наглая ухмылка моего кошмара. Даже треклятая серёжка отпечаталась в памяти. Вздрогнув, я открыла глаза и едва не закричала: лицо Кейна было прямо напротив моего. Я не сразу поняла, что это уже муж, а не Борис.

Надо успокоиться.

Я обхватила колени руками и сжала пальцы в замок: дядя мёртв, и больше никогда не сможет причинить нам вред. Никогда.

Фух.

— Ты чего? — Рука Кейна опустилась на мой лоб. — Испарина. Что случилось, Лиз?

— Ничего. Просто вспомнилось кое-что. Ты… напоминаешь мне одного человека, которого я хотела бы никогда не знать.

— Вот как. — Он упал рядом и отвернулся. — И чем же насолил тебе тот человек?

— Он… А знаешь, неважно. — Я вымучила улыбку. — Нельзя позволять даже воспоминаниям портить мне жизнь. Забудь. Так как мы будем купаться, если купальник я оставила в деревне?

— Для этого у тебя есть я. — Он изобразил барабанную дробь и вытащил из рюкзака купальник.

Он другой. Кейн не они.

Не они.

Пока муж держал полотенце, я быстро переоделась и села подъедать остатки божественных роллов. Когда последний кусочек исчез, над головой послышался вздох:

— Лиз, ты ничего не хочешь мне сказать?

— Сказать? Что? — Я удивлённо повернулась, скользя взглядом по тренированным ногам с кучей мелких кудряшек на икрах.

— Например, — начал отстранённо муж, — почему ты не доверяешь мужчинам, кроме тех, что значатся твоими друзьями. Или, почему ты держишь в доме целый арсенал и потратила несколько миллионов на защиту дома, где из драгоценностей только подвеска, что тебе подарил Джон. Разбитую вазу не берём в расчёт, — отмахнулся он от моей попытки сказать. — О том, что она стоит больше трёх миллионов знают только коллекционеры. Я бы хотел знать, для чего тебе оружие на кухне, если вся коллекция собрана в подвале? У тебя есть причины для твоего… хобби?

— Есть, — глухо ответила я и поднялась. — Но это не твоё дело, Кейн.

В прыжке с высоты нескольких метров что-то есть. Стоя на краю скалы, я смотрела вниз, понимая, что мой азарт не вполне здоров, как и желание получить адреналиновый кайф. Когда-то Мэттью сказал, что я адреналиновая наркоманка.

Может быть. Психолог утверждал, что подобные желания, как и патологическая недоверчивость людям кроются в моём прошлом.

Сложив руки клином, я оттолкнулась от земли, закрывая от восторга глаза. Сердце забилось чуть быстрее, когда тело вошло в плотную воду. Сотни мелких иголок воткнулись в лицо, но вынырнув, я лишь рассмеялась, поглощённая восторгом. Отфыркивая воду, я посмотрела вверх и махнула приглашающе рукой. В туже секунду, Кейн ласточкой полетел вниз.

— Тебе здесь нравится? — спросил муж, вытирая волосы полотенцем.

Время давно перевалило за пять часов вечера. Совсем скоро нам нужно будет покинуть этот райский уголок и вернуться к реалиям, не всегда успешным.

— Да. — Обхватив руками поджатые ноги, я опустила подбородок на колени и задумалась. — Жаль, что скоро возвращаться.

— Жаль, — эхом отозвался он, натягивая штаны. — Но мы можем когда-нибудь вернуться и пройти до самого конца. Здесь есть ещё водопады. А можно остаться на ночь в палаточном лагере вдоль реки.

Передавая друг другу бутылку с водой, мы ещё посидели с полчаса и пошли обратно. Путь в деревню занял меньше времени, чем я думала и, когда впереди забрезжили огни, я даже расстроилась. Совсем немного, но расстроилась.

Пилот ждал нас у заведённого вертолёта. Вернув бирки с номерами, мы устроились на сиденьях и замолчали. Говорить не хотелось совсем, ведь тогда сказка этого дня неумолимо бы исчезла. А в совместном молчании было что-то волшебное — тайна, которую знали только мы двое.

Тайна.

— В моей жизни был период, когда я боялась ложиться спать, — начала я издалека, смотря на отражение мужа в стекле.

В конце концов, он имеет право знать.

— Когда? — тихо отозвался Кейн.

— Мне было восемь. Ты, наверное, не в курсе, но о том, что Виктор Домогаров мой дед, я узнала только приехав в Америку. Незадолго до переезда случилось кое-что… нехорошее.

— Что именно?

— Ммм. — Я пожевала губу и тяжело вздохнула. — Только никогда при маме не упоминай этих имён, пожалуйста. Иначе, она сломается. Теперь уже навсегда.

Кейн замолчал, и только через долгую, очень долгую минуту, пообещал хранить в тайне всё, что услышит. Я даже не знаю, почему решилась сказать обо всём именно ему, а не Тею, к примеру. Или Мэттью.

Нет. На самом деле, я знала почему. Потому что МакАлистер был похож на меня. У него тоже была какая-то травма, о которой даже вспоминать не хочется. Он точно сможет понять мою боль.

И страх. Много страха.

— М-моя бабушка… Нет, пожалуй, начну сначала, так будет понятнее. — Я провела пальцем по стеклу и зажмурилась, вспоминая взрывы фейерверков. — Мой отец, мой настоящий отец, приходился сыном моему деду. Усыновлённым, конечно. Тогда об этом знала только моя бабушка. И он… как бы сказать… — Я судорожно вздохнула, набираясь храбрости. — Не интересовался мнением матери. Понимаешь? — Я не стала поворачивать голову, чтобы убедиться. Понимает. Его красноречивый взгляд в отражении говорил о многом. — Мама родила меня в Англии, когда ей было семнадцать.

— Неужели, Виктор ничего с ним не сделал? — глухо спросил Кейн.

— Он не знал. Мама воспитывалась в другой семье, считая своими родителями чужих, в общем-то людей. Нет, ты не подумай. Отец любил её, а вот мать… ну, то есть, бабушка. Ах, это сложно объяснить. — Я сжала пальцы в кулаки и упёрлась лбом в прохладное стекло. В общем, моя мама была внебрачной дочерью Домогарова и его любовницы — сводной сестры моей бабушки. Та женщина, она умерла во время родов, а Виктор не мог взять в семью внебрачного ребёнка, тем более, что уже успел усыновить на тот момент детей жены. Братьев Домогаровых. — Я сжала челюсть и втянула носом воздух, стараясь сдержать