Божий Дом - Сэмуэль Шэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С грустью заметив, что даже Бэрри начала называть этих несчастных «гомерами», я сказал:
— Он говорит, что любит их.
— Это обычная антифобия. Вторичный нарциссизм.
— Что все это значит?
— Антифобия — это когда ты делаешь то, что больше всего боишься; например, кто-то боящийся высоты становится строителем мостов. Первичный нарциссизм, как Нарцисс в озере, когда он пытается любить себя, но не способен обнять собственное отражение. Вторичный нарциссизм — это когда он обнимает других, которые любят его за это, и он влюбляется в себя еще сильнее. Толстяк обнимает гомеров.
— Обнимает гомеров?
— И все его за это любят.
...Все любят докторов, и твои пациенты тебя уже полюбили. Смотрел игру «Никс» по кабельному, и они доказали, что баскетбол — командная игра...
Толстяк назвал нас великой командой. Но, все-таки, что это за команда, если ее СЛИ начинает задавать вопросы тренеру.
15
— Я хочу есть! — сказала Тина, женщина, прибывшая в такси.
— Вы не можете есть, — сказал Глотай Мою Пыль.
— Я хочу есть.
— Вы не можете есть.
— Почему?
— Ваши почки не работают.
— Работают.
— Не работают.
— Работают.
— Не работают. Когда вы в последний раз мочились?
— Я не помню.
— Ну вот видите? Не работают.
— Я хочу есть.
— Вы не можете есть с неработающими почками! Вы подпишете разрешение на диализ и станете жить еще хуже.
— Тогда я хочу умереть.
— Вот теперь я вас слушаю, дамочка, теперь слушаю! — сказал ГМП и проскользнул мимо таксиста, требующего свою плату — двести с чем-то долларов плюс чаевые. Мы с Эдди оставили Тину и отправились на обход с Толстяком.
— Первая карточка, — сказал Толстяк. — Голда Меир.
— Отличный случай, — начал Эдди. — Королева Вшей. Семьдесят девять, найдена на полу своей комнаты, гримасничающая, как гибрид куклы Барби с девочкой из «Экзорциста». Лимфоузлы размером со сливу по всему телу, считает, что находится на ветке «Т» Сант-Луисского метро и полна вшей.
— Вшей?
— Ага. Ползающие вши. Медсестры отказываются за ней ухаживать.
— Хорошо, — сказал Толстяк, — нет проблем. Чтобы ее СПИХНУТЬ нам надо найти либо рак, либо аллергию. Делайте тесты кожи: туберкулез, стрептококк, летающее говно, яичная лапша, все на свете. Один положительный результат объясняет лимфоузлы, что значит СПИХ обратно на пол ее комнаты.[164]
— Поцель, ее Частник, говорит, что не позволит ей вернуться обратно. Он требует, чтобы мы ее разместили.
— Отлично, — сказал Толстяк, — я позвоню Сельме. Следующий? Сэм Левин?
— Кстати, — добавил Эдди, — я забыл сказать Поцелю про вшей. Он как раз ее сейчас осматривает.
Ползучий заговор!
— Сэму восемьдесят два, слабоумная развалина, живет в одиночестве в приюте, полиция арестовала его за бродяжничество. Когда копы спросили о его месте жительства, он ответил: «Иерусалим», — и сделал вид, что потерял сознание, так что они СПИХНУЛИ его нам. Тяжелый диабет. При этом он всем известный извращенец. Основная жалоба: «Я — голоден.»
— Конечно, голоден, — сказал Толстяк, — диабет сжирает всю его энергию. Вши и извращенцы. Куда катятся евреи?!
— К Черному Ворону, — сказал Хупер.
— Город инсулина, — сказал Толстяк. — Нелегкий будет СПИХ. Следующий?
— Должен предупредить, — продолжал Эдди, — Сэм Левин поедает все. Следи за своей жратвой, Толстяк.
Толстяк поспешно поднялся и запер свой шкафчик, в котором хранил запас еды, включающий пару батонов еврейской колбасы.
— Следующая — Быстрая Тина, «женщина в такси», — сказал Эдди. — Личная пациентка Легго. — При этих словах, мы опять услышали крики таксиста, требующего оплаты, и Толстяк СПИХНУЛ его в ПОМОЩЬ. Матерясь, тот ушел, но вошла Бонни и обратилась к Эдди:
— Бутылка с внутривенным твоей пациентки, Тины Такерман, закончилась. Что ты хочешь повесить следующим?
— Тину![165]
— Это неподобающе! Теперь по поводу вшей: это не наше дело от них избавляться. Это — работа интернов.[166]
— Дерьмо, — сказал Эдди, — это работа медсестер. Тем более у них уже есть вши.
— Что?! Прекрасно! Я звоню своему начальнику! А по поводу вшей, я звоню в ПОМОЩЬ! У нас проблемы со взаимопониманием. До встречи!
— В любом случае, — продолжал Эдди, — Вот она, Тина, и я подумал: «Ага, деменция. Отправлюсь-ка я прямо за диагнозом.» Так что я сделал ей спинномозговую пункцию.
— Первым делом?! Ты хоть обсудил это с Легго?
— Не-а.
— Личная пациентка Легго прибывает в такси из Олбани, а ты начинаешь с болезненного вмешательства. Зачем?
— Зачем?! Ситуация была: я или она. Вот зачем.
— Но она была не против, не так ли? — поинтересовался Толстяк.
— О, она была против. Она вопила, как тысяча демонов. А в три утра я услышал, как кто-то напевал: «Ромашка, Ромашка, дай мне отвеееет....»»
— Ромашка, Ромашка... — промурлыкал Толстяк, глядя из окна на строительные леса, паутиной оплетающие строящееся крыло Зока. — Не может же быть, чтобы Легго был здесь в это время? Зачем бы ему? Я хочу сказать, что у нас пока нет крыла Такерманов, а?[167]
— Тина была в ярости и ударила меня по носу так, что зазвенело в ушах и слезы потекли из глаз. Так что я решил, что ей нужна большая линия в яремной вене для измерения Центрального Венозного Давления, ЦВД.
— Ты ведь не поставил линию для ЦВД, ведь, как ты знаешь, Легго их ненавидит? Они обходились без этого в прошлом, и он все равно ни черта в них не понимает.
— Нет, не поставил.
— Отлично, Эдди, отлично, — просветлел Толстяк.
— Но, видит Бог, я пытался, а пока я пытался, в палату зашел Легго и спросил: «Все в порядке, моя дорогая?» и Тина завопила: «Ничего не в порядке! У меня огромная игла в шее!» и Легго сказал мне: «Мы обходились без них в мое время. Прекрати это и зайди завтра с утра в мой кабинет.» И Тина вновь отказалась от диализа.
— Эдди, — тихо сказал Толстяк, — не делай того, что ты делаешь. Поверь мне, не стоит злить этих ребят. Расслабься, проще расслабиться, понимаешь? Это тяжелый случай: единственное лечение ее слабоумия — диализ, но она слишком слабоумна, чтобы на него согласиться. Очень тяжелый СПИХ.
— Как насчет того, чтобы вложить ей в руку ручку и нацарапать ее имя, — спросил Хупер. — Я так делаю со своими гомерами, когда нужно подписать разрешение на вскрытие.
— Что?! Прекрати этим заниматься! Это незаконно! — заорал Толстяк.
— Не дрейфь, — сказал Эдди, — когда Тина сообразит, что ночью, когда я дежурю, она в моей власти, она подпишет, Толстяк, все подпишет!
Тем же утром мы сидели у поста медсестер, Толстяк углубился в свой «Уолл Стрит Джорнал», а мы с Хупером глазели на работу отделения. Мы до сих пор хихикали над Лайонелом из ПОМОЩИ, который был вызван медсестрой, проверил номера палат и, решительно одернув пуловер и поправив челку, вошел в комнату Королевы Вшей, кишащую паразитами. Эдди отправился в кабинет Легго, и мы за него волновались, но успокоились, увидев Легго, идущего с ним по коридору с рукой на плече у Эдди. Пока мы ждали Рыбу для очередного обхода, Толстяк схватил Эдди, затащил нас всех в дежурку, запер дверь и сказал:
— Так, Эдди, у тебя серьезные неприятности.
— Ты что? Мы отлично поболтали. «Полегче с Тиной,» — все, что он сказал. Он даже обнял меня, когда мы шли по коридору.
— Именно, — сказал Толстяк, — эта рука. Ты когда-нибудь приглядывался к анатомическим подробностям этой руки? Пальцы, как у древесной лягушки с присосками на концах. Арахнодактилия, как у паука. Двойные суставы в фалангах, локтях и запястьях. Когда Легго кого-то обнимает — это означает конец многообещающей карьеры. Последний, кого он так обнял, был Взрывоопасный Даблер, и знаешь, куда он пошел на специализацию?
— Нет.
— И никто не знает. Сомневаюсь, что на Американском континенте. Легго обнимает тебя и шепчет на ушко слова, вроде «Акрон», или «Юта», или «Куалалумпур», и именно туда ты и отправляешься. Я не хочу получать свою специальность в ГУЛАГе, понимаешь?
— Твою?! А как насчет моей? — заявил Эдди. — Онкология.
— Что?! Ты?! Рак?!
— А то! Что может быть лучше гомера с раком.
Рыба объявил профессорский обход, пациентом на котором был Мо, здоровяк, водитель грузовика, которому пришлось ждать завоза топлива на морозе во время бензинового кризиса. У него было редкое заболевание крови — криоглобулинемия, когда на холоде кровь свертывается и закупоривает мелкие сосуды, и большой палец ноги Мо стал ледяным и белым, как труп на разделочном столе в морге.
— Какой великолепный случай! — воскликнул Легго. — Позвольте задать вам пару вопросов.
На первый вопрос, очень сложный, отвечал Хупер. Он сказал: «Я не знаю», и Легго ответил на вопрос сам и прочитал небольшую лекцию по этой теме. Следующий вопрос, несложный, достался Эдди, который ответил: «Я не знаю.» Легго посмотрел на него с сомнением и прочитал небольшую лекцию, из которой ни Эдди, ни остальные не узнали ничего нового. Рыба и Толстяк смотрели с неодобрением на наше поведение. Напряжение нарастало, Легго повернулся ко мне и задал вопрос, на который даже полный кретин, читающий «Тайм», смог бы ответить. Я задумался, нахмурился и сказал: