Беда - Гэри Шмидт

– Ну, – сказал отец, – как ты сегодня?

– Как огурчик, – ответил Генри.

– Через десять минут будем в гостинице, – сказал он.

– Она у озера. Номера очень удобные. Вид из окон просто чудесный, – добавила мать.

Его родители старались выглядеть жизнерадостными, но немножко перебарщивали – они вели себя так с тех пор, как Луиза рассказала им о несчастном случае.

Но в гостиницу и правда приехали быстро, и номера в ней действительно были вполне удобные, и озеро синело очень соблазнительно – хотя врач и предупредил Генри, что если он полезет купаться, то может подцепить инфекцию. Впрочем, этот соблазн оказался не настолько силен, чтобы выманить Генри под открытое небо, и, когда он ради эксперимента прилег на кровать в номере, который отвели им с Санборном – и в котором нелегально обитала еще и Чернуха, – его почти мгновенно сморил сон и он проснулся только вечером, когда родители вместе с Луизой зашли его проведать.

– Со мной все нормально, – сказал он, опередив их вопрос.

Отец кивнул.

– Мы подумали, ты не заскучаешь, если останешься здесь ненадолго с Луизой и Санборном.

Мать как будто слегка сомневалась.

– С тобой все будет в порядке?

– И со мной, и со всеми нами.

Отец потер ладонью щеку.

– А мы завтра утром встречаемся с мистером Черчиллем.

Чтобы обсудить… Чтобы разобраться, какие у нас могут быть варианты.

Отец посмотрел на Луизу, а потом на мать.

– Но какие бы они ни были, – сказал он, – это… в общем, ты прав, Генри. Нельзя построить свой дом далеко от Беды.

Генри кивнул.

Отец улыбнулся снова. Как хорошо было видеть его улыбку!

– Так значит, ты считаешь, мы можем оставить здесь вас троих – и Чернуху?

На следующее утро родители Генри сели в БМВ и уехали в Блайтбери-на-море.

Санборн с Луизой пошли вниз, чтобы принести Генри континентальный завтрак – который был гораздо лучше континентального завтрака на курорте «У Лесного озера».

Когда они вернулись в номер, Генри стоял рядом с кроватью, полностью одетый. Санборн поставил завтрак на тумбочку.

– Куда это ты собрался?

– «Я бы пошел на Катадин, если бы попал в беду». Так сказал Чэй. Он сказал, что ждал бы там, пока что-нибудь не случится. Пока кто-нибудь не придет.

– Кто например? – спросил Санборн.

– Например мы. – Он посмотрел на Луизу. – Мы идем на Катадин. Отыщем Чэя и спустимся вместе.

– Генри, – сказал Санборн, – если бы не парочка швов, из тебя уже вывалилась бы вся начинка.

– По-моему, двадцать два – это значительно больше парочки. И знаешь, что самое удивительное, Санборн? Я все равно залезу на гору быстрее, чем ты.

– Но папа запретил мне садиться за руль, – сказала Луиза. – Сто раз повторил: ни в коем случае.

– Они забрали обе машины?

– Нет.

– Мама оставила ключи от «фиата»? – спросил Генри.

Луиза улыбнулась.

Через полтора часа Луиза медленно и осторожно вела «фиат» по улицам Миллинокета. Они миновали музей Таддеуса Бакстера и повернули к Катадину. Генри сидел сзади с Чернухой, и бок у него болел, но не так сильно, как тогда на лужайке, где они разбили лагерь. Вскоре она тоже осталась позади. Впереди – Катадин. Устрашающе огромный. Когда они подъехали к его подножию, к подолу его величественной мантии, Генри посмотрел вверх и, придерживая бок, окинул взглядом подъем, который им предстояло одолеть. «Боже святый», – прошептал он, но так, чтобы никто не слышал.

Они зарегистрировались в лесничестве и прочли все предупреждения о гипотермии, а также истории о глупых и неподготовленных туристах, которые не обратили внимания на погоду, или не захватили с собой нужный запас воды, или не прошли необходимые тренировки, или не запаслись теплой одеждой и в итоге погибли в страшных мучениях. «Боже святый», – снова сказал Генри, теперь уже погромче.

Но, несмотря на эти леденящие кровь истории, Санборн с Луизой вскинули на плечи рюкзаки – причем Генри даже не попытался напомнить сестре, что она девушка, а ни одна нормальная девушка не имеет права тащить на себе рюкзак, если рядом есть парень, способный сделать это за нее, – и вся их экспедиция отправилась на гору, чтобы найти Чэя и спуститься с ним обратно.

Немного отойдя от лесничества, они увидели на юге Кип-ридж. Над ним, ближе к северу, поднимался Хэмлин-ридж – он разреза́л синее небо невероятно четкой и ясной линией. Оба хребта были скалистые, изломанные и голые, открытые всем ветрам, каким только могло вздуматься залететь сюда, чтобы потрепать горе холку. Да и склон, по которому им предстояло подняться, нимало не походил на ровный: скала на нем лепилась к скале, валун к валуну, уступ к уступу, острая грань к острой грани, пока все не обрывалось где-то далеко-далеко наверху.

Интересно, сдюжит ли Санборн, подумал Генри. Потом приложил ладонь к своему боку. А сам-то он – сдюжит ли? Он спустил Чернуху с поводка, и та рванула вперед. Ни у кого не возникло вопроса, сдюжит ли она. И насчет Луизы тоже никто не сомневался – она уже захватила лидерство.

Санборн покосился на Генри.

– По-моему, у нас с головой не в порядке, – сказал он.

– Ага, – отозвался Генри.

И они двинулись дальше среди низких кустов, ступая по твердому и ровному граниту, который служил горе надежным фундаментом. Слюда поблескивала на солнце, и если бы не пятна лишайника и пружинистого ярко-зеленого мха, заселивших тропу уже много поколений тому назад, под ногами у них был бы сплошной камень. Но скоро Генри почувствовал, что Катадин приветствует их, словно все время чуточку облегчая дорогу. Они на минутку задержались у зарослей голубики – собирать ее было еще рановато, но некоторые ягоды уже посинели, – а примерно через милю остановились еще раз, когда тропа вдруг круто пошла вверх.

– Вот оно, – сказал Генри.

Он шагнул вперед – и так началось восхождение на сам Катадин.

Он старался уехать как можно дальше на север. Но, даже забравшись очень далеко от Блайтбери-на-море и от Мертона, он не мог думать ни о чем, кроме Луизы.

Думая о ней, он поднялся на Катадин. Думая о ней, нашел в скалах небольшую пещерку. Думая о ней, провел там первую ночь – на сосновых ветках, под навязчивое жужжание мух.

Но у нее все будет хорошо. У них у всех жизнь наладится. Генри отвезли в больницу, и его родители с ним рядом. Луиза тоже.

С ней все будет хорошо. И с его собакой все будет хорошо. И даже с Санборном.

Пусть у него нет ничего другого, зато есть хотя бы это.

Он прислонился к боку Катадина и ждал – без всякой надежды, – что принесет ему завтра.

24.

Они поднимались.

Примерно после четверти мили ребра у Генри стали ныть непрерывно. Он шел так, чтобы этого не показывать.

Примерно после полумили в ребрах у Генри начал отдаваться каждый шаг. Он старался ступать по тропе как можно мягче и осторожнее.

Примерно после трех четвертей мили боль, гнездящаяся у Генри в ребрах, начала простреливать все его тело – вверх до самых плеч и вниз до самых лодыжек. Он стал делать короткие передышки, притворяясь, что его интересует необычный рисунок коры на отдельных деревьях.

Когда они добрались до основания Кип-риджа и крутизна подъема возросла, у Генри в боку пульсировала такая боль, что его мутило, а это скрыть трудно – и Санборн наверняка заметил бы его муки, если бы не так радовался каждому минутному облегчению, которое приносил ему интерес Генри к древесной коре.

Они поднимались дальше. Медленно.

Крутые скалы. Гигантские валуны. Железные скобы, вбитые прямо в камень, чтобы сподручнее было взбираться. Луиза шла впереди, то и дело оглядываясь на них. Она даже не запыхалась и не вспотела, а у Генри грудь ходила ходуном, отчего в ребрах саднило еще нещадней, и время от времени он отступал с тропы в сторонку, чтобы отдышаться.

Они вышли из рощи осин и берез у подножия хребта, и их вновь обступили странные, почти что лунные пейзажи. Некоторые огромные валуны выкатились прямо на тропу – должно быть, поколебав при этом саму твердь земную. И колебали они ее, похоже, отнюдь не так уж давно. Бока у них были шершавые, как наждачная бумага, – и не только на вид, но и на ощупь. Тропа вилась между ними и поверх них, а иногда по оставленным ими ложбинам. Для Генри каждый такой валун означал новый приступ сверлящей боли, и даже Чернуха порой испытывала при их преодолении известные трудности. Однажды она обернулась к Генри, стоя четырьмя ногами на трех разных валунах, и посмотрела на него с укоризной.

Что вызвало у него смех. Из-за которого ему снова обожгло ребра. После чего он опять стал натужно хватать ртом воздух.

А когда Санборн вынул из наружного кармана рюкзака бутерброд с сардинами и майонезом и спросил: «Хочешь половину?», Генри стало еще хуже.

Он отвернулся и посмотрел с горы. Даже с этой не слишком большой высоты казалось, что весь штат Мэн расстелили внизу, точно карту.