Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы - Христофор Колумб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ближайшем селеньице мы устроили привал — равнина та была густо заселена, и еще у них там были жилища подземные, вроде пещер, где тоже обитало множество индейцев. А место, где произошло это сражение, называется Теуансинго, или Теуакасинго, и состоялось оно 2 сентября 1519 года.
Одержав сию победу, мы возблагодарили Господа, избавившего нас от столь великой опасности, и все как есть расположились лагерем у их «ку», храмов высоких и могучих, и жиром того индейца наши солдаты лечились от ран, пятнадцать человек поправились, лишь один умер, а также излечили четырех раненых лошадей.
В ту ночь мы знатно отдохнули и поужинали, ибо нашли в домах множество кур и собачек и, зорко охраняемые дозорными, часовыми и разведчиками, посланными в окрестности, отдыхали до утра.
В этом сражении мы захватили в плен пятнадцать индейцев, и двое были из знати. Тласкальцы в этом бою и во всех прочих отличались тем, что когда кто-то из них бывал ранен, они тотчас его уносили, и мертвых мы не видели.
Глава LVIIо том, как мы расположились лагерем в селениях и хуторах
После минувших баталий мы чувствовали большое изнеможение, к тому же многие солдаты и лошади были ранены, не говоря о тех, что скончались на поле боя, и нам было необходимо привести в порядок арбалеты, заготовить стрелы, а потому следующий день у нас прошел без событий, достойных упоминания.
Еще через день поутру Кортес сказал, что было бы неплохо, ежели бы верховые поездили по равнине, дабы тласкальцы не подумали, будто мы после того сражения больше не хотим драться, и дабы они видели, что мы их в покое не оставим; вчерашний, мол, день мы провели не затевая стычек, но все же лучше, чтобы мы их атаковали, чем они нас, надобно не дать им почувствовать нашу слабость, а самим воспользоваться тем, что местность тут ровная и густо заселенная. Итак, семеро верховых и несколько арбалетчиков и аркебузиров в сопровождении около двухсот пеших солдат и индейцев-друзей выступили, оставив в лагере по возможности больший резерв. Проходя через селения и хутора, мы захватили человек двадцать индейцев и индеанок, не причиняя им никакого вреда, а наши друзья-индейцы, как люди жестокие, спалили много домов и набрали всякой еды, да кур, да собачек.
Кортес рассудил, что пленных надо развязать и первым делом накормить, потом донья Марина и Агилар поговорили с ними ласково и дали им бусы и сказали, чтобы они больше не дурили и с нами примирились, ибо мы хотим им помогать и считать их братьями. Тогда мы заодно освободили первых двух пленных, которые были из знати, и им опять дали письмо, чтобы они пошли и сказали главным касикам в главном городе провинции, что мы пришли не с тем, чтобы причинять им зло и обиды, но просто нам надо пройти через их земли, чтобы добраться до Мехико и поговорить с Моктесумой.
Оба посланца отправились в лагерь Хикотенги, удаленный оттуда лиги на две, где было много усадеб и домов, и называлось то селение, кажется, Текуасинпасинго, и, когда они передали наше письмо и пересказали нашу просьбу, Хикотенга дал такой ответ: чтобы мы пошли в селение, где живет его отец, и там ужо заключат с нами мир, наевшись нашего мяса и попотчевав богов нашими сердцами и кровью, а потом, на другой день, мы узнаем, что ответят боги.
Когда Кортес и все мы услышали столь дерзкие слова, то, измученные прошлыми сраженьями и стычками, поняли, что ничего хорошего они нам не сулят. Кортес все же поговорил с посланцами по-дружески ласково, и ему показалось, что они нас перестали бояться; он приказал дать им еще несколько ниток бус, чтобы опять отправить их для мирных переговоров. На сей раз он их подробно расспросил, каков этот полководец Хикотенга да сколько у него воинов, и они ответили, что теперь у него куда больше войска, чем было в прошлом сражении, потому как к нему присоединились еще пятеро вождей и с каждым вождем пришло десять тысяч воинов, и, как они подсчитывали, и впрямь получалось, что от отца Хикотенги, полуслепого старика, прибыло десять тысяч, от другого знатного касика по имени Масеэскаси еще столько же, и от другого касика по имени Чичимекатекле столько же, и еще от одного касика по имени Текапанека, владетеля Топоянко, еще десять тысяч, и от касика Гуаксобсина[115] еще десять тысяч; таким образом, выходило пятьдесят тысяч, и все они должны были нести знамя Хикотенги и его знак — белую птицу, распростершую крылья как бы для полета и похожую на страуса, и у каждого касика его войско имело еще свой знак и одежду, у всех разные, как в нашей Кастилии у герцогов и графов.
Все это мы сочли весьма достоверным, потому как индейцы, взятые нами в плен и освобожденные в тот день, говорили это очень ясно, хотя им и не сразу поверили. И когда мы убедились, что все так и есть, то, поскольку все мы люди и боимся смерти, многие из нас, даже, наверно, большинство, исповедались у падре де ла Мерсед и у падре Хуана Диаса, и всю ночь простояли, слушая молитвы, и просили Бога избавить нас от поражения, и так провели мы время до следующего дня.
Глава LVIIIо большом сражении, которое было у нас с войском Тласкалы
На другой день утром — было пятое сентября — мы подготовили лошадей, даже тех, что были ранены, оседлали, чтобы они участвовали в бою и помогали сколько смогут, и арбалетчикам было наказано расходовать запасы стрел не слишком расточительно — чтобы одни заряжали, другие стреляли, так же и аркебузирам, а тем, кто с мечом и щитом, наносить удары прямо в живот, чтобы неповадно было индейцам слишком к нам приближаться, как было в прошлый раз, также и артиллеристам было все разъяснено, а верховым строго приказано помогать друг другу, держать копья наперевес и разить без перерыва, стараясь попасть в лицо и в глаза, а лошадей сильно не гнать ни взад, ни вперед и чтобы никто не отделялся от отряда; итак, с развернутым знаменем и четырьмя товарищами, охранявшими знаменосца Корраля, мы вышли из нашего лагеря.
Не прошли мы и получетверти лиги, как перед нами открылась равнина, вся заполненная воинами в уборах из перьев и со всякими знаками, оглушительно звучали дудки и раковины. Здесь бы много можно было рассказать и написать о том, что мы в этом опасном и неравном бою испытали, — со всех сторон нас окружили полчища воинов, только вообразите себе равнину в две лиги шириною и столько же длиною и посреди нее четыреста человек. Так оно и было: все поле вокруг кишело индейцами, а нас-то всего около четырехсот, из них многие раненые и больные. И мы точно знали, что в этот раз они намерены не оставить в живых ни одного на нас, всех заклать в жертву своим идолам.
Но возвратимся к нашему сражению. Лишь только вступили они с нами в стычку, как посыпались градом камни из пращей! Что ж до лучников, то вся земля, как ток колосьями, покрылась калеными двузубчатыми стрелами — они пробивают любые доспехи и вонзаются в тело; а воины с простыми мечами и щитами, и с другими мечами, большими, двуручными, и с копьями — ох, и давали они нам жару, яростно сшибались с нами, оглушительно крича и вопя! Мы же так умело действовали и пушками, и аркебузами, и арбалетами, что потери им причиняли немалые. А тех, кто на нас набрасывался с мечом, мы разили копьями, вынуждали отступать, и теперь они уже не валили толпой, как в прошлый раз. А верховые наши на своих лошадках знай только повертывались туда-сюда, да с такою отвагой, что, после Бога, хранившего нас, они были нашей лучшей твердыней.
Тут я увидел, как наше войско едва не рассеяли, — не помогли приказы Кортеса и других капитанов, призывавших нас сомкнуть ряды; такая лавина индейцев обрушилась на нас, что лишь чудом, отбиваясь одними мечами, нам удалось проложить себе путь, чтобы снова сплотиться.
Спасало нас одно — из-за того, что индейцев было так много и они сбивались в кучу, был им от наших выстрелов большой урон, вдобавок сражались они без всякого порядка, потому как не все вожди имели возможность управлять своими отрядами, и, как потом мы узнали, после первой битвы у них там были споры и ссоры между их вождем Хикотенгой и другим вождем, сыном Чичимекатекле; Хикотенга попрекал того за неумелое ведение боя, а сын Чичимекатекле возражал, что, мол, он сражался куда лучше и он еще покажет этому Хикотенге, каков он военачальник. Так что в этом сражении Чичимекатекле со своими воинами не пожелал помогать Хикотенге, и мы потом узнали из верных рук, что он даже призывал войско из Уэксосинго не вступать в бой. Кроме того, все они с прошлого сражения были напуганы нашими лошадями, выстрелами, шпагами и арбалетами и храбростью в бою, а главное, помогло нам милосердие Господне, давая силу выстоять. Поскольку два вождя Хикотенге не повиновались, мы причиняли индейцам большой урон, перебили их множество, однако они своих павших тут же прятали — народу у них было много, и как только кого-то из них ранят, они мгновенно заворачивали его платом и утаскивали прочь, так что ни в этой битве, ни в прошлой мы ни одного убитого индейца не видели. Бились они неохотно и, убедившись, что отряды двух вождей, мною упомянутых, им не помогают, быстро начали сдавать, да еще, кажется, мы убили в том сражении одного весьма важного военачальника, — о тех, что попроще, я уж не говорю, — и вскоре они, соблюдая порядок, отступили, а наши верховые, не слишком гоня лошадей, преследовали их, но недолго, ибо сами были еле живы от усталости. И когда мы убедились, что это полчище от нас отошло, мы возблагодарили Господа.