Белорусский набат - Дмитрий Черкасов

С дельфинами американцы немного перебрали.

В порту Омана российскому судну точно ничего не грозило. Да и аквалангистов, за исключением «тюленей» из Куантико, поблизости не наблюдалось. [52]

Однако морпехи тащили службу с таким усердием, как будто бы танкер находился в территориальных водах Ирака и в — любой момент можно было ожидать нападения злых янычаров Саддама Хуссейна. Не проходило и двух часов без того, чтобы кто нибудь из американцев не преграждал путь идущему по своим делам российскому моряку или не подбегал к леерам и не начинал водить туда сюда стволом штурмовой винтовки, словно заметил — морского диверсанта. Трижды в день командир группы выстраивал красу и гордость военно морских сил США на юте и минут тридцать что то втолковывал замершему по стойке «смирно» личному составу. Морпехи время от времени вскрикивали «Йес, сэр!» и щелкали каблуками.

— Скукота, — заявил вахтенный и оперся на ограждение мостика. — Карп Данилыч, как думаешь, нам еще долго тут торчать?

Крепко сбитый невысокий боцман раскурил трубочку:

— Хрен его знает. Пока анализы не сделают.

— Кэп говорил, что экспертиза может ничего не дать.

— Может...

— Тогда что делать?

— Да ничего! — боцман зыркнул на двух американцев, без остановки обходящих судно вдоль бортов. — Наше дело маленькое. Залился, прошел по маршруту и разгрузился. Топливо то все равно ихнее. Мы ж не себе нефть тащили, а итальяшкам. Вот пущай макаронники с америкосами и базарят... Главное, Василий, чтоб суточные капали.

— Это верно, — вахтенный потянулся. — Карп Данилыч, а правду ребята говорят, что ты на флоте диверсом был?

— Ну... — хмыкнул отставной капитан третьего ранга.

— И как тебе эти? — Василий кивнул на неподвижно стоящую на баке фигуру морского пехотинца.

— Детский сад, — коротко выдал боцман. — Дурачки с автоматами.

— Наши бы их уделали?

— А чо их уделывать! — экс диверсант расплылся в широкой улыбке. — Они сами от нервных срывов передохнут.

— Не, я имею в виду реальное столкновение...

— Когда сталкивались, наши их резали. Я сам, правда, не участвовал, — слукавил боцман, отправивший на корм рыбам десятка три зарубежных «людей лягушек», — но слышал. Кстати, эти у нас на борту к диверсионным службам отношения не имеют. Обычные морпехи из так называемых ударных батальонов. «Тюленей» среди них нет. Хотя психи и те, и эти...

— Чего так?

— Ты киношки штатовские смотришь?

— Конечно.

— Вот и подумай, что в башке у человека может быть, ежели над ним издеваться несколько недель подряд.

— Ты имеешь в виду их курс выживания?

— Ага...

— А что, Карп Данилыч, в фильмах правду показывают? — удивился вахтенный. — Я то думал, что это фантастика.

— В том то и дело, что нет, — боцман выпустил густые клубы дыма. — В киношках даже смягчают. На самом деле ихний «курс молодого бойца» — это двенадцать недель тупого ада. А у «тюленей» — все полгода. Потому и отсев до девяноста процентов... Причем остаются не самые подготовленные физически, а натуральные маньяки. Которые готовы терпеть все, что угодно, лишь бы попасть в элитные части... Глупость это беспросветная. Никому на самом деле такие тренировки не нужны. Задача командира у нас — воспитать профессионала. А у них делают из полусумасшедших стопроцентных психов. Пригодных только для однократных операций. Вон, во время войны с Ираком штатники пытались использовать «тюленей». Ни фига не вышло. Три группы на побережье высадили, ни одна не вернулась...

— А почему?

— Потому что идиоты. Вместо скрытного продвижения по территории и выполнения поставленной задачи они сцепились с береговыми патрулями. Иракцы их танками и подавили. У «тюленей» крутизна из всех щелей прет. Увидели противника — и вперед! Будто у них по девять жизней. Привыкли к тренировкам с холостыми патронами и на своей территории, где и сортир теплый, и апельсиновый сок на завтрак. Это еще с Вьетнама повелось. Там америкосы иногда отказывались от службы, если еда была не того ассортимента, что положено. Узкоглазые это быстро просекли и стали громить их продовольственные колонны. А потом нападать на те части, куда жрачка не дошла. И в половине случаев брали штатников голыми руками... Запомни, Вася, америкосы воевать не умеют. Только издалека могут ракетами пулять. А в прямом столкновении — полные нули. Если поставить друг против друга ихних «зеленых беретов» и наших мотострельцов срочников, то наши их уделают в два счета.

— Ты сам то, Карп Данилыч, во Вьетнаме был? — уважительно спросил матрос.

— Пришлось немного... — боцман выбил трубку в ящик с песком. — В шестьдесят седьмом. Инструктором. Мне тогда всего двадцать три было, помладше тебя. Год по джунглям пролазал.

— А какие из вьетнамцев вояки?

— Хорошие. Один вьетнамец пятерых янкесов стоит. А некоторые — и сотни. Был у нас в отряде один такой. Маленький, худенький, даже для вьетнамца низкорослый. Лю Ши Вон его звали, как сейчас помню... Вот это монстр был! Огнестрельного оружия вообще никогда не носил. Руками, ногами да примочками разными, как ниндзя, работал. В одиночку штатовские карательные команды вырезал. После войны, говорят, он у дедушки Хо в личной охране служил. [53]

— Здорово...

— Таких у Пхеньяна не один десяток был. Янкесы их как огня боялись. Почти так же, как наших летчиков, — кап три улыбнулся каким то своим воспоминаниям.

— Получается, что мощь штатовской армии — миф? — подытожил вахтенный.

— Выходит, так, — согласился боцман. — Супротив нас они уж точно ничего сделать не могут. И техника у них, сказать откровенно, дрянь. Под Москвой один полигончик есть, наши туда захваченные западные танки и самолеты таскали. Был я там пару раз, на «абрамсах» и «брэдли» [54]катался. Дабы узнать возможности боевых машин вероятного противника. Комфорт, конечно, не чета нашим. Но в остальном — полный отстой. Броня тоненькая, подвеска слабая, топливо нужно хорошее. Чуть что не так — и кранты. Встает машинка на вечный прикол... У европейцев не лучше дела обстоят. Вон, был такой случай. Как то раз немцы решили учения масштабные провести. Соорудили полигон, примерно повторяющий кусок рельефа Ленинградской области, нагнали войска и ну маневры совершать! Получаса не прошло, как ихние «панцири» [55]в грязи завязли. Ни туда ни сюда! Гусеницы узкие, вес большой, вот по башню и вляпались. Потом две недели технику вытаскивали. Наши разведчики, говорят, чуть от хохота не сдохли, на натовские учения глядючи... Они ж, если в реальной жизни границу бы перешли, только до Выборга бы и дотянули.

— А в Великую Отечественную?

— У фашистов бронетехника другая была. Что бы про вермахт ни говорили, но подготовились они хорошо. Хотя и тогда немецкие танки вечно в нашей грязи застревали...

Морские пехотинцы опять выстроились на юте.

— Начинается, — усмехнулся боцман. — Щас лейтенант им снова начнет про великую опасность иракских аквалангистов втюхивать. «Mister Saddam is the principal enemy of the democracy. Our task is to protect the US conquests in this region...» — с тягучим прононсом уроженца южных штатов выдал экс диверсант. [56]

— Я смотрю, Карп Данилыч, ты в английском неплохо рубишь. А изображаешь полное непонимание, когда к тебе янкесы обращаются...

— Не фиг штатникам знать, что я по ихнему разумею, — боцман подкрутил пышные усы. — Чем меньше информации у них будет, тем лучше. Никогда не знаешь, как все обернется. Учись, Василий, пока я жив...

К восьми часам на площадке появились первые работяги.

Завизжала лебедка, загрохотал раскручивающийся барабан бетономешалки, взревел двигатель подъехавшего к воротам грузовика, крановщик полез к себе в кабину, с первого этажа раздался веселый матерок прораба, споткнувшегося о выпавший из общей кучи мешок с цементом.

Заискрила электросварка, гулко хлопнули сброшенные вниз доски, кто то прогремел сапожищами по настилу, скрипнул подъемник, на который взгромоздили поддон с кирпичом.

— Михалыч! — высокий парень в зеленой брезентовой куртке вывалился из бытовки. — Седня без горячего будем!

— Я те дам «без горячего»! — прораб показал парню кулак.

— Тока нет!

— Как это нет?! Вона все работает!

— Так то триста восемьдесят. А двести двадцать — тю тю! — парень развел руками.

— Вот...! — прораб выдал тираду, являющуюся близким родственником «малого матерного загиба» царя Петра Алексеевича. Каковой загиб, как известно, состоит из восьмидесяти трех слов и содержит всего лишь девять литературно употребительных.

«Молоток! — восхитился Влад, с интересом прислушиваясь к беседе. — И ведь ни разу не повторился. Вот это искусство. Не то что тщатся накорябать представители современной „элитарной“ литературы...»

Парень в зеленой куртке расхохотался.

— Ну ты дал, Михалыч! Токо электричества все равно нетути!

— Трансформатор поставь!

— А где я его возьму то?