Ярость дьявола - Али Вали

У Бракато пробежал острый холодок по спине, когда Кейн рассмеялась.

– Спасибо за комплимент. По крайней мере, я считаю это комплиментом. Глупость – это то, чего я всеми силами стараюсь избегать. Иногда, знаешь, пара глупостей – и ты в морге. Или за решеткой. Или в каком-то стремном месте, где тебя никто не найдет, сидишь, привязанный к стулу, – Кейн снова забросила ногу на ногу. Она смотрела на Бракато так, точно видела его впервые. Наклон головы и прищур говорили о том, что она действительно его изучала.

– Вопрос, собственно, в том, знаешь ли ты, почему ты здесь? Из-за жадности или глупости? Или того и другого?

– Ну, Кейн, прекрати, я же тебя знаю. Что у тебя может быть против меня? Ты же за одну только фамилию не убиваешь, правда?

– Ой, прошу тебя, не собираешься же ты сидеть и разыгрывать святую невинность? – нахмурилась Кейн.

– Ты глава клана. Ты знаешь, каково это. Мой отец тоже. К теркам между вами я не имею никакого отношения. Как и эти все парни, которых ты притащила. Я всего лишь подчинялся приказам.

– Приказам подчинялся или необъяснимому желанию тусоваться именно с Блу? А я-то и не знала, что ты главный благодетель игроков-неудачников и то, что ты поддерживаешь их значительными финансовыми средствами, для меня тоже что-то новенькое, – смеялась Кейн. У Бракато засосало под ложечкой. – Ладно, хватит об этом. Блу – дохлый номер. А вот почему мы с тобой оказались здесь, тема куда интереснее.

– И почему же?

Кейтлин достала из кармана небольшую шкатулку, похожую на портсигар, и положила на подоконник.

Стефано знал, что Кейн и ее охрана умели снимать, кого бы то ни было со своего хвоста, здесь им нечего было бояться, потому что все предосторожности, конечно же, соблюдены. До него даже доходили слухи, что из особняков Кэйси были прорыты тайные ходы, «на всякий случай». У Бракато были все основания полагать, что на помощь от федералов ему рассчитывать не приходится.

– Мы здесь, потому что я хочу поделиться с тобой тем, чем ты делился с многими другими.

Из шкатулки достали иглу. Кейтлин в черных латексных перчатках выглядела как рехнувшийся медик из сюрреалистических кошмаров.

По шее Стефано сбегали струйки пота.

– Ты здесь для того, чтобы откинуться. От тебя ничего не требуется, просто сиди и наслаждайся приходом, – проговорила Кейн.

Человек, стоявший позади Кейтлин, зажег небольшую горелку и насыпал белый порошок в миниатюрный металлический черпачок с длинной ручкой.

– Я на себе никогда не проверяла, но много читала об этом. Говорят, ощущения, как будто летишь. И хочешь, чтобы полет не кончался.

– Это уже слишком, – слабо запротестовал Стефано. Легкий «химический» аромат порошка смешивался с жутким тошнотворным запахом гниения, от которого затхлый воздух казался густым. Стефано казалось, что смерть пахнет именно так.

– Шутишь, да? Мне для тебя ничего не жалко, Стефано. Если даже от небольшого количества ты взмоешь в воздух, я хочу, чтобы ты парил, слышишь? А если переживаешь за качество, то напрасно. Мой человек покупал у кого-то из твоих дилеров. Думаю, ты только качественной кокой торгуешь, не так ли?

Кейтлин погрузила конец иголки в горячую жидкость и вытянула поршень, наполняя всхлипнувший шприц.

Стефано, словно в трансе, смотрел, как Кейн вынула из кармана опасную бритву и открыла ее отточенным грациозным движением. Когда лезвие раскроило его левый рукав, Бракато зажмурился. Открыл глаза он только тогда, когда Кейтлин обмотала вокруг его плеча жгут, ниже которого мгновенно проступили вены, точно от немыслимого желания принять все, что Кейтлин загнала под поршень.

– Нет, не делайте этого, – он знал, что мольба его звучала жалко, но выражение лица Кейн не изменилось. – Ты всегда была так коварна! Но и мы не отличаемся от тебя. Несмотря на наше происхождение, в жилах-то у нас течет одна кровь.

Кто-то, чьего лица Бракато не видел, нажал ему на вену у сгиба локтя.

– И ты просишь о спасении, оскорбляя память моего отца? Говоришь, что в наших жилах течет одна кровь? – Кейн стиснула ладони, пытаясь удержаться, чтобы не ударить его. – У нас нет ничего общего. Я наслаждаюсь тем, чем занимаюсь. А ты? Что же ты смотришь на иглу с таким ужасом?

Подошла Кейтлин и всадила иглу в пульсирующую вену, совсем немного нажав на поршень. Судя по тому, как билась выпуклая сонная артерия Стефано, кока уже начала стремительное путешествие по его телу. Кейн видела, как остекленел взгляд Стефано. Приход был уже близко.

– Хм, видишь, не так и плохо, правда? Улавливаешь, в чем себе отказывал, толкая коку другим людям? – Кейн медленно кивнула, и Стефано пустили еще одну дозу.

– У меня такое чувство, что я сейчас могу марафон пробежать, – проговорил Стефано радостным голосом, в котором звенела убийственная энергия. Веревки вокруг его запястий натянулись и было похоже на то, что он думал, будто ему под силу их разорвать. Он не знал и не мог чувствовать, что путы оставляют на его руках глубокие багровые следы.

Кейн наблюдала за тем, как Бракато уносился в полет по кокаиновому миру, разверзшемуся внутри него. Руки Бракато были уже синими и одутловатыми, но он все натягивал веревку. Кейн не могла понять, ощущает ли он боль и скованность.

– Ты ничего не сможешь мне сделать, понимаешь? – он затих, практически прижав подбородок к груди.

Кейн не отрывала от него внимательного взгляда.

Вдруг Бракато разразился инфернальным хохотом, запрокинув голову, глаза его были полны слез.

– Даже, несмотря на то, что мы тебе сделали, тебе нечем нам ответить. Ты не сможешь мне навредить, – пророкотал он.

Кейн подняла руку – немой приказ Кейтлин замереть. Та застыла, держа огромный шприц, где оставалось еще, по меньшей мере, три четверти того, что было.

– О чем ты?

Хохот сменился высоким припадочным хихиканьем, от которого могли бы лопнуть барабанные перепонки, или могла съехать крыша. Стефано, явно, получал огромное удовольствие.

– А какое твое дело? – пропел он.

– Мне нет никакого дела. Я просто подумала, что ты… того, если начнешь рассказывать. Если то, что вы сделали, меня заденет, представь себе, а как я отреагирую, когда ты мне все выложишь?

Видя улыбку на его лице, Кейн заключила, что ее логика ему прозрачна.

– А ты все плачешь по этой кретинке, да?

Кейн понадобились все терпение и вся выдержка, чтобы заставить себя остаться на месте, не вскочить и не перерезать ему горло. Она не могла вынести, что о покойной сестре говорили в таком тоне.

– Да, если ты имеешь в виду мою сестру Мари. Я никогда не смогу смириться с ее гибелью.

Стефано снова зашелся в диком хохоте. Он смеялся так, что поперхнулся собственной слюной, но и после того как откашлялся, не мог остановиться.