Магам можно все (сборник) - Марина Дяченко

Баронесса, натянуто улыбаясь, отдавала ненужные распоряжения слугам. Единственный сын и наследник Ятера, усаженный за стол вместе со взрослыми, ерзал на кресле — похоже, его недавно выпороли. Я жевал вареную морковку и смотрел, как на глазах расцветает мой друг, жестокий самодур и укротитель женщин.

— …природа…

— … И убил одним выстрелом!..

— …смелости…

— …С удовольствием! Недавно он пополнился еще одним трофеем…

— …трофей…

— …Трофей! Великолепнейший из трофеев!..

Глаза у барона были как два кусочка масла. Ора сияла, будто подсвеченная солнцем ледышка; я видел, что она хороша. Что она привлекательна. Что она пикантна; прежде она не была такой — или прежде я смотрел по-другому? Или я до сих пор одурманен запахом, который, будучи недоступен человеческому нюху, столь впечатляет молодых хорьков?

Баронесса смотрела себе в тарелку.

— Как необычайно оживлен Ил, — сказал я, давя в себе раздражение. — Баронесса, вам так не кажется?

Не поднимая головы, моя бледная соседка пробормотала невнятное опровержение.

— Господа! — Ил вскочил, расплескивая вино из бокала. — Госпожа Шанталья выразила желание осмотреть охотничью залу! Дорогая, развлеките пока Хорта, его вряд ли заинтересуют наша маленькая экскурсия — он ведь презирает охоту…

— У него другие интересы, — тонко улыбнувшись, отметила Ора. — Он предпочитает натуральную охоту!

Барон звонко захохотал, и, смело схватив Ору под руку, повлек ее прочь из зала.

Во рту у меня сделалось сухо. Сухо и скверно. Я успел увидеть, как при выходе из зала баронова рука упала Оре на талию — и как гордячка не воспротивилась, наоборот, рассмеялась в ответ…

Баронет проводил папашу долгим взглядом. Спина его в отсутствие родителя заметно распрямилась — кажется, он и ерзать стал меньше. Ил растит себе опасного наследничка, подумал я, глядя в миндальные глаза недоеденного поросенка. Во всех отношениях миндальные — из двух орешков миндаля.

— Вам пора, Гель, — сказала баронесса, будто спохватившись. — Вам пора спать. Завтра с утра занятия.

Я видел, как передернуло мальчишку — но он нашел в себе силы вежливо кивнуть. Поднялся со стула, поцеловал бледную руку матери, поклонился мне и удалился в сопровождении лакея.

В зале воцарилась тишина. Бесшумно подрагивали язычки свечей — где-то под гобеленами прятались потайные двери, оттуда тянуло сквозняком. Слуги — их осталось двое — замерли за спинками кресел. Баронесса молча страдала. Я методично опустошал блюдце с ломтиками вареной моркови.

Роса. Лопухи. Легкая, как ручеек, черная зверька. Стелящийся над землей шлейф — манящий запах…

Рука барона на талии, подчеркнутой широким мужским ремнем. Дразнящий смех…

Я ревную, понял я, и это открытие было как удар розги.

Еще два дня назад самовлюбленная госпожа Шанталья была мне совершенно безразлична! Почти безразлична, скажем так. С какой стати я должен менять свое к ней отношение? Только потому, что однажды ей вздумалось поиграть со мной?!

Баронесса маленькими глотками цедила вино — белое и прозрачное, как она сама. Я понял, что испытываю к этой женщине отвращение. Ил…

Ил!

Дело не в Шанталье, сказало мое чувство справедливости, и его ровный голос на секунду перекрыл внутренний рев возмущения. Дело не в женщине. Дело в том, что Ил — мой друг. Пусть не такой уж близкий, пусть приятель… Но он друг моего детства! Ради него, ради его просьбы, я навлек на себя неприятности! И теперь он, этот друг, на моих глазах соблазняет мою женщину!

Не важно, что на самом деле она вовсе не моя. Не важно, что Ора, скорее всего, «играет». А важно то, что меня, Хорта зи Табора, здесь собираются держать за дурака!

Я огляделся. Во всем огромном зале не было никого, кроме нас с баронессой да двух лакеев.

— Пошли вон, — сказал я, добавив в свои слова толику магической убедительности.

Привычно согнувшись в поклоне, слуги удалились. Баронесса, удивленная и напуганная, воззрилась на меня своими прозрачными рыбьими глазками:

— Господин зи Табор…

Она была податлива, как мокрый снег. У нее давно уже не было собственной воли.

— Дорогая, — пробормотал я, глядя в водянистые глаза. — Вы пылаете страстью. Вы горите. Вы моя. Я ваш. Я вас люблю. Давно. Сейчас. Вы томитесь. Вы хотите ласки — я дам вам ласку… Скорее!

Глаза ее почти сразу потеряли осмысленное выражение. Черты лица оплыли, как оплывает свечка. В моих руках оказалась обмякшая кукла; забросив ее на плечо, я безошибочно отыскал потайную дверь.

…Вероятно, это был запасной альков — тот самый, где Ил де Ятер предавался незаконным утехам. Я сгрузил баронессу на широкое ложе; стояла полная темнота, моя жертва была слепа, в то время как я ее прекрасно видел. В коричневатых тонах ночного зрения моя добыча представлялась немногим симпатичнее, чем при свете.

Жертва была опутана моей волей и помыслить не желала о сопротивлении. Более того, вряд ли барон подозревал, какая пропасть темперамента кроется в забитой душе его верной женушки; баронесса звала меня в объятия, одновременно пытаясь избавиться от одежды — что было нелегко, учитывая отсутствие горничной.

Она была не просто худа — костлява. И впадинка между ее ключицами была походила на продавленный след от утиной лапы.

От нее пахло книжной пылью.

Она кое-как справилась с платьем, а сорочку, судя по звуку, просто разорвала. Расширенными в темноте зрачками она смотрела куда-то через мое плечо и протягивала перед собой дрожащие тощие руки:

— Придите… друг мой… О-о-о…

Не дождавшись меня, она раскинувшись на кровати и приняла позу, которую, вероятно, считала неимоверно соблазнительной:

— Ну где же вы… где вы…

Я обнаружил в углу козетку и сел, закинув ногу на ногу.

— Где же… мой желанный… мой голубь…

Пауза затягивалась. Баронесса сминала постель тощими ребристыми боками. Я ждал.

— Приди… любимый…

Я тяжело вздохнул; ответом на мой вздох было дуновение сквозняка, принесшего с собой запах горячего воска.

Моя воля понемногу отпускала баронессу; издав еще несколько сладострастных стонов, она вдруг замолчала. Села на кровати; выражение неги на ее лице мало-помалу сменялось удивлением:

— Ох… Где вы?

В следующую секунду на потолок опочивальни лег желтоватый отблеск.

— Зачем это я?.. — прошептала баронесса, а спустя мгновение тяжелая портьера, закрывавшая вход, отдернулась, и в комнате сразу стало светло, потому что и барон де Ятер, и моя прелестница Ора принесли с собой каждый по свечке.