Избранное - Павел Лукницкий

Гюльриз сразу все поняла. Из ее строгих, вдруг заблестевших глаз выбежали непрошеные слезинки. Она смахнула их и, когда Зуайда подошла и сказала: «Ночью мы разговаривали… Другие не хотят, мы идем», — сурово ответила: «Покровитель даст счастье вам, пожалевшим старуху!»

Овцы бежали за ней, подгоняемые идущими сзади женщинами, коровы шли медленно, погромыхивая посудой. Зуайда, обогнав всех, поравнялась с Гюльриз, взяла ее за руку и шла тихо, как дочь, ведущая свою мать…

Гюльриз смотрела прямо перед собой и, уронив руку Зуайды, вступила на выводящую из долины, штопором спускающуюся тропу. Овцы вытянулись гуськом за старухой, женщины побрели за овцами, долина с зеленой подмороженной травой ушла вверх, скалы скрыли ее от глаз обернувшейся Саух-Богор, и только синий дымок летовки вился над ущельем, догоняя женщин, нарушивших Установленное, поборовших тысячелетнюю боязнь.

Восемь женщин шли за Гюльриз в селение Сиатанг, где в этот день начался советский праздник. Восемь женщин впервые в истории Сиатанга шли с Верхнего Пастбища вниз без мужчин, наперекор Установленному, шли по велению своих иссушенных горем сердец, сами не понимая значения того, что они совершают в истории Сиатанга.

5

Ниссо с террасы видела все, что происходило внизу: люди бежали вдоль канала, крошечные их фигурки усеяли пустырь; потом взвился красный флаг там, где острое зрение Ниссо различало среди других фигурок — наверно, совсем не думавшего о ней в ту минуту — Шо-Пира. Кто-то, вероятно Бахтиор, стоял на камне под красным пятнышком флага и размахивал руками; ветер порой доносил гул голосов. Потом все кинулись к Шо-Пиру. Ниссо сначала даже испугалась, но, всматриваясь зорче, различила: ущельцы, тесно его обступив, поочередно протягивали руки к чему-то черному, что Шо-Пир держал перед собой. Толпа разомкнулась, и несколько человек разбежались по пустырю, вдоль канавок; толпа поредела, от нее отделились люди; размахивая руками, суетясь, снова собрались вокруг Шо-Пира…

Ниссо захотелось есть. Она пошла в кладовку, набрала из деревянной чашки полную горсть тутовых ягод. Снова стала смотреть. И почему-то теперь Ниссо не слишком тревожилась о себе, — то ли крошечные фигурки людей, наблюдаемые так издалека, сверху, казались ей безобидными, то ли просто ей надело тревожиться… Зрелище занимало, развлекало ее.

Но вот на тропинке показался человек в белом халате. Человек поднимался, приближался к Ниссо. Она узнала в нем Бахтиора.

Бахтиор, конечно, идет за ней, ей сейчас придется спуститься туда, к этим людям! Маленькие фигурки внизу сразу стали чужими, жестокими людьми, они будут говорить о ней, судить ее, как виноватую, желать ей зла!… А Шо-Пир станет кричать на них и бороться с ними, и вообще станет страшно, и уже сейчас страшно!… Бахтиор приближается, — что скажет ей Бахтиор? Скажет: беги, тебя решили отдать… Или скажет другое? Что будет?

Зябко передернув плечами, Ниссо беспокойно оглядела свое новое, полученное от Кендыри платье, медный браслет на левой руке, — на нем ослепительно сверкнул солнечный луч, — ждала, перебирая красную кисть косы дрожащими пальцами…

Бахтиор подошел к террасе.

Чувствуя, что щеки ее горят, Ниссо провела по ним ладонями, хотела улыбнуться Бахтиору, но улыбка не получилась.

— Ты пришел, Бахтиор?

— Пришел, Ниссо, — просто ответил Бахтиор, — идем вниз, о тебе разговор теперь. Скользнув по ее фигуре мгновенным, будто проверяющим взглядом, добавил: — В чужом платье пойдешь?

Разговор о платье уже был утром, Шо-Пир сказал: «Пусть в этом пойдет, не в рубашке же Гюльриз ей быть перед всеми?» — и Бахтиор согласился. А сейчас вот опять начинает, к чему это?

— Что было внизу? — спросила Ниссо, и Бахтиор торопливо заговорил.

— Понимаешь, глупые у нас люди! — Бахтиор засмеялся. — Участки делили. Шо-Пир тебе рассказывал, как будем делить? Вот так делили: он шапку держал, все по очереди из нее вынимали камни… Карашир участок Рыбы очень хотел, Исоф тоже очень хотел участок Рыбы. А камень, на котором мы рыбу нарисовали, достался Худододу. Он пошел смотреть свой участок, а Карашир и Исоф побежали за ним. Побили его, потом между собой подрались! Карашир дергал бороду Исофа, Исоф с Карашира овчину стянул. Шо-Пир закричал — знаешь, от такого крика деревья перестают расти, — побежал, разнял дерущихся, ругать их начал… Пойдем, разговаривать некогда. Ждут тебя…

Ниссо, однако, еще не собралась с силами, ей хотелось затянуть разговор.

— А скажи, Бахтиор, тебе дали участок?

— Дали! Ничего, тоже хороший участок. Весной пшеницу сеять поможешь мне? Скажи мне, Ниссо, поможешь? Вот хорошо мы стали бы вместе работать!

И Бахтиор так взглянул на Ниссо, что она впервые потупилась перед ним, но сразу вскинула голову и — скорей, только бы он не заметил смущения, заговорила:

— Что будешь сеять? Еще скажи, о зерне разговор был? Как решили?

— Спорили очень долго. Одни кричат: «Соскучились животы у нас! Год ждали хлеба!» Рыбья Кость кричит: «У меня восемь детей!» Еще кричат: «Не хотим каравана ждать! Есть хотим, лучше через год голод, чем сейчас голод!» А Шо-Пир, знаешь, что им сказал?

— Наверное, хорошо сказал им Шо-Пир!

— Шо-Пир сказал: «Сейчас не голод! Есть места, где траву едят, вы траву не едите еще! Лучше двадцать дней на одном туте сидеть, чем голодать всю зиму и еще целый год. Если начнете есть собранное зерно, на сколько дней его хватит? Что будете сеять на будущий год?» Вот так Шо-Пир сказал, и один факир ответил ему: «Это правильно, осел траву под собой ест, на навоз ложится; мы люди, а не ослы, не надо трогать зерно, не надо его молоть…» Так сказал, все спорить устали, Мирзо-Хур начал говорить, ему не дали…

— Значит, не будут трогать?

— Не будут. Сказали. Идем теперь, беспокоюсь я, нана не пришла…

Ниссо не хотелось идти.

— Идем, Ниссо, слышишь? — громко, но неуверенно повторил Бахтиор.

— Что будет со мной, Бахтиор? Скажи, Бахтиор?

В словах Ниссо он услышал мольбу и помрачнел.

— Идем… Сам не знаю…

Подавив вздох, Ниссо встала и молча сошла со ступенек террасы. Бахтиор, забыв об обычае, который требовал, чтоб женщина всегда шла позади мужчины, пропустил Ниссо и двинулся за ней следом. Ниссо шла по тропе, прикрывая рот и нос широким рукавом. Ее лицо было тревожным и бледным. Она не скрывала от Бахтиора своего страха, а он не научился еще находить слова, какими можно ободрить женщину. И тоже шел молча. «Вот, — думал он, — решат отдать Азиз-хону… Что будет тогда? Шо-Пир не отдаст. Шо-Пир скроет ее, уведет в Волость, так сказал он вчера. Что я буду делать? Я тоже пойду… Шо-Пир в Сиатанг вернется, я не вернусь. Там останусь. Рядом с ней буду жить!»

Красные привязанные косы Ниссо падали ей на грудь, красные кисти их при каждом шаге ударялись об ее колени и тяжело раскачивались; Бахтиор следил за пальцами босых ног Ниссо, — как осторожно касались они острых граней камней!

Ниссо шла по тропе покорно, как овечка, которую ведут на заклание. Мысли ее были о Шо-Пире: хватит ли у него могущества, чтоб не дать ее в обиду? Приближаясь к пустырю, всматриваясь в толпу сиатангцев, она выискивала в ней Шо-Пира. И, увидев его, глубоко вздохнула. Над каменной плитой трепетал флаг. Ниссо пристально вглядывалась в красную волну флага, подумала, что в неизбежной опасности он ей поможет, и пошла уверенней, а глаза ее стали дерзкими.

6

— Большинством решать будем? — спросил Мирзо-Хур, первым нарушив тишину, какой встретили ущельцы появление Ниссо.

Тишина эта была долгой и напряженной. Она началась, когда Бахтиор провел Ниссо к Шо-Пиру, Худододу и другим членам сельсовета. Она продолжалась, пока две сотни глаз, скрестив взгляды на лице Ниссо, на руках ее, на косах, на платье, изучали ту, о которой все эти дни было столько разговоров — открытых и тайных, громких и приглушенных, полных зла и добра, расчета и зависти. Вот она перед ними, как на суде, — неверная жена мужа, беглянка, рискнувшая обрушить на себя гнев могущественного человека Высоких Гор… А она красива, это видят все, Азиз-хон не был дураком, купив себе такую жену! Она, должно быть, смелая: стоит, прикрыв руками только подбородок да губы, а глаза смотря прямо, дерзко смотрят ее глаза!…

Шо-Пир хорошо понимает вопрос Мирзо-Хура — ехидный вопрос, но что ответишь купцу? Сколько было разговоров о том, что теперь все дела решаются большинством.

Шо-Пир думает об отсутствующей Гюльриз, о Женах Пастбищ, обводит взором сидящих вокруг мужчин и считает немногих, которые могут открыто выступить против Установленного. И, неприязненно взглянув на купца, Шо-Пир отвечает резко:

— Большинством!

Тишина продолжается. А купец, сам не замечая того, самодовольно потирает руки…

«Сейчас говорить или послушать сначала, что скажут? — думает Шо-Пир. пожалуй, пусть лучше выговорятся… Послушать надо сначала». Встает, обращается к выжидающим первого слова ущельцам: