1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

Серьезность юного белокурого студента вызвала улыбку вьетнамского дипломата. «Эта война будет очень долгой, — сказал он. — Для нас она длится уже более двадцати лет. Мы можем продержаться еще дольше. В конечном счете американский народ устанет от войны и обратится против нее. Тогда войне придет конец».

Радд осознал правоту посла. Один из дипломатов сказал, что боролся в Южном Вьетнаме семь лет, живя в подземельях и покидая их по ночам для совершения нападений на американцев. Во все уголки Кубы стекались новости из Вьетнама. На больших неоновых табло на главной улице Гаваны, ла Рампе, высвечивались сведения о количестве сбитых американских самолетов на данный момент. Прибывшие в сельскую местность студенты увидели, как местные жители сидят у радиоприемников и слушают новости о «Тет Оффенсив». Кто-то дал Радду кольцо, которое, как ему говорили, сделано из металла со сбитого американского самолета.

Студенты встретили многих кубинцев — своих сверстников, в том числе и Сильвио Родригеса, которые распевали баллады в стиле Джоан Баез. Они проводили время под сенью листвы тропического парка рядом с известной «Коппелией». Радд позднее вспоминал: «Мы болтались в «Коппелии», поедая гаспачо, и ходили на отличные вечера афрокубинской музыки, которую я прежде никогда не слышал и просто не понимал. Я увидел на Кубе то, что мечтал увидеть: предприятия, фермы и институты, которые были переданы в собственность государства, социализированы. Я хотел увидеть другой способ организации общества. Я не замечал очевидного: не должно быть однопартийного государства, должен быть выбор».

Фидель Кастро, бородач и в военной форме, ставший неожиданной и немного необычной сенсацией 1959 года, в 1968 году сделался героем «новых левых».

Он не был ни бородачом, ни революционером в 1955 году, когда прибыл в США искать финансовой помощи для свержения диктатуры Фульхенсио Батисты, который захватил власть три года назад и запретил все политические партии. Батиста был человеком продажным и антипатичным, а Кастро, доктор Фидель Кастро, как его называли в США из уважения к его степени в области юриспруденции, — рассудительным, серьезным, убежденным, ярко выраженным представителем среднего класса.

В декабре 1956 года Кастро высадился с яхты в провинции Ориенте с отрядом из восьмидесяти двух человек. Кубинское правительство сообщило, что почти все повстанцы, включая самого Кастро, убиты. Это было преувеличением лишь в малой степени: пострадали все, но дюжина выжила и ушла в горы, и среди них — доктор Кастро. Наверняка об этом не было известно до тех пор, пока корреспондент «Нью-Йорк тайме» Герберт Л. Мэтьюз не опубликовал один из самых знаменитых и полемических газетных материалов двадцатого столетия, после того как обнаружил живого доктора Кастро, бородатого, словоохотливого, в убежище в горах среди восемнадцати колоритного вида бородатых повстанцев, один из которых был игроком бейсбольной команды США.

«Таймс» напечатала интервью, взятое Мэтьюзом, в трех номерах — 24,25 и 26 февраля 1957 года. Оно было встречено в штыки многими противниками Кастро, поскольку тот изображался как заслуживающий сочувствия борец за свободу наподобие партизан эпохи Второй мировой войны. Американцы в массе своей забыли, что многие партизаны времен Второй мировой были также коммунистами. Самая памятная из нападок на материал Мэтьюза — карикатура, появившаяся в 1960 году в консервативном «Нэшнл ревью», где изображен Кастро, с жадными глазами сгорбившийся над островом с надписью «Кубинское полицейское государство». Подпись под карикатурой гласит: «Я получил работу благодаря “Нью-Йорк тайме”».

Однако «Таймс» была не единственным средством массовой информации, сочувственно освещавшим деятельность доктора Кастро в то время. Ярый антикоммунист, венгерский эмигрант Эндрю Сент-Джордж благосклонно отзывался о кубинских повстанцах на страницах «Лук». С симпатией писал о них Жюль Дюбуа в отнюдь не прогрессивной, придерживавшейся правых позиций газете «Чикаго трибюн». Фотожурналист Дикки Чапелл провел три недели с Кастро по заданию крайне консервативного журнала «Ридерс дайджест». «Тайм», еще одно издание с правым уклоном, поместил тридцать две статьи о кубинских повстанцах в течение двух лет, предшествовавших их победе. Большинство из них носили сочувственный характер. В декабре 1956 года «Тайм» назвал Фиделя «адвокат Кастро» и писал, что он «двадцатидевятилетний смельчак из хорошей преуспевающей семьи».

Американские журналисты всегда подчеркивали принадлежность Кастро к среднему классу, происхождение, воспитание и неизменно указывали на чисто испанскую кровь в его жилах. Никогда не говорилось напрямую, но подразумевалось, что восстание на Кубе не угрожает «бунтом негров». Для американской прессы это был хороший сюжет, колоритный и воодушевляющий рассказ о борьбе за свободу. Но особую важность приобретало то, что Кастро сделал для телевидения. Он лихо смотрелся в форме, а благодаря нетвердому английскому выглядел трогательно-ранимым и не слишком уверенным в себе, каким на самом деле не являлся. Он чувствовал себя неуютно, когда говорил по-английски. Три месяца спустя после публикации материалов Мэтьюза группа сотрудников «Новостей» Си-би-эс совершила поездку в зеленые, покрытые густой тропической растительностью горы кубинской провинции Ориенте и сняла специальный репортаж, появлявшийся на экранах в мае под названием «Повстанцы Сьерра-Маэстры: история кубинских борцов в джунглях».

Для Мексиканской революции телевидение появилось слишком поздно и упустило романтическую историю очаровательного Эмилиано Сапаты, знаменитого своим искусством наездника, и дикого Панчо Вильи, посадившего на коней северных разбойников, хотя в пятидесятых годах Голливуд и снял о них фильм, где роли романтических бунтарей играли такие звезды, как Марлон Брандо (Сапата). Но теперь перед телевизионщиками была живая революция с широкоплечим косматым доктором Фиделем Кастро и его единомышленником и соратником аргентинцем Че. Это были барбудос* — отряд бородатых повстанцев, с сигарами в зубах, одетые в зеленое, с огромными ружьями, больше годившимися для того, чтобы позировать с ними для фотографий, чем воевать. Спустившись с зеленых склонов, чтобы нанести удар по ненавистной диктатуре и ее плохо оплачиваемым и не уверенным в себе сторонникам, Фидель мог сидеть на корточках в джунглях, что прямо к югу от Майами, с корреспондентом Си-би-эс Робертом Тэй-бером и говорить в микрофон.

Студенты стремились приехать на Кубу и сражаться за Фиделя, но самих повстанцев это не слишком вдохновляло. Французу Режи Дебре удалось принять участие в борьбе вместе с Че лишь позднее, в Латинской Америке. Бернарду Коучнеру, которому исполнилось двадцать лет в год триумфа Фиделя, не удалось присоединиться к Фиделю. Коучнер возвратился во Францию, где поступил в медицинскую школу и создал организацию «Врачи без границ». Это стало ответом медиков на идеалы сторонников теории о мессианской роли «третьего мира». «Нью-Йорк тайме» сообщала, что двадцать пять американцев ведут борьбу вместе с Фиделем (хотя, возможно, их и больше: просто мы знаем имена лишь некоторых из них). Трое сыновей американских моряков, служивших в Гуантанамо, присоединились к отрядам партизан; американцы (грингос), чьи личности не установлены, упоминались в повстанческих сводках. В марте 1957 года студент из Беркли, Ханк ди Суверо, писал Герберту Мэтьюзу, что по окончании весеннего семестра может прибыть с группой друзей и двумя джипами в провинцию Ориенте, для помощи Фиделю. Мэтьюз, однако, был не столь благоприятного мнения о Кастро, чтобы думать, что революция продлится до конца весеннего семестра. Ди Суверо в результате остался в том году в Беркли и стал основателем студенческой политической партии СЛЭЙТ (SLATE), которая положила начало студенческой активности на территории этого университета.

Казалось, все любили Фиделя. Даже Эйзенхауэр вел в 1958 году секретные переговоры с Батистой, пытаясь убедить его уступить власть коалиционному правительству, в состав которого вошел бы и Кастро. Американцы и множество людей в других странах мира трепетали от возбуждения, когда смотрели телерепортаж о том, как бородатые революционеры во главе с Фиделем и Че, столь фотогеничные, что могли с успехом пройти отбор в Голливуде, с триумфом вступили в Гавану в первый день 1959 года. Все хотели видеть Фиделя на телеэкране. Эд Салливан и Джек Парр прилетели, чтобы снимать выступления Фиделя. Однако эйфория, когда и телевидение, и журналисты, и левые студенты, и политический истеблишмент были влюблены в Кастро, продолжалась недолго.

Придя к власти, Фидель начал чинить расправу над сотнями сторонников Батисты. Неожиданно политический истеблишмент, те самые люди, выступавшие за смертный приговор в деле Чессмена в предыдущем году, пришли в ужас от этих репрессий. А левые, Эбби Хоффман и Марлон Брандо, активисты и знаменитости, устраивавшие пикеты у калифорнийской тюрьмы в знак протеста против казни Чессмена, ни слова не сказали в защиту жертв Фиделя. Но даже на самой Кубе многие ставили под вопрос действия революционного правосудия. В марте 1959 года сорок четыре летчика из армии Батисты были отданы под суд за военные преступления. Свидетельские показания о том, что они отказались бомбить мирное население и сбросили бомбы в поле, привели к их оправданию, после чего председатель суда был заменен более лояльным революционером. Дело стали рассматривать заново, и все сорок четыре обвиняемых были приговорены к тюремному заключению. Министр здравоохранения Элена Медерос подала в отставку, сказав: «Я из другого поколения, чем вы и ваши друзья. Мы совершенно разные по духу люди. Я должна уйти». Однако Кастро сумел уговорить ее остаться.