Гипсовый трубач, или конец фильма - Юрий Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А похож-то как! Две капли! - воскликнула какаято из старушек, хотя, говоря по совести, схожести между дедом и правнуком было не больше, чем между облаткой и жевательной резинкой.
Ян Казимирович церемонно представил Иннокентия Жарынину и Кокотову. Их имена и профессиональные заслуги, перечисленные Болтянским, произвели на правнука примерно такое же впечатление, как залетевшая на экранчик мобильного телефона ненужная эсэмэска с рекламой меховой ярмарки в помещении московской мэрии. Правнук же, выяснилось, служил начальником юридического управления в российско-германской фирме «Дохман и Грохман».
– А чем занимается ваша фирма? - робко полюбопытствовал Кокотов.
– А почему тут телевидение? - не ответив, спросил правнук.
– Это Дмитрий Антонович вызвал! - с готовностью объяснил Ян Казимирович.
– Зачем?
– Кешенька, я же тебе рассказывал, - заволновался старичок, - у нас хотят отобрать «Ипокренино»!
– Кто?
– Ибрагимбыков! Ты забыл?
– Ах, да! Вспомнил… Но ведь это невозможно!
– К сожалению, возможно, Иннокентий! - возразил Жарынин.
– Но ведь это Дом ветеранов!
– Подумаешь, Дом ветеранов! Оборонные заводы захватывают, - наддал режиссер.
– Странно, что рейдеры еще до атомных станций не добрались! - вставил Кокотов, гордясь сказанным.
– А вы думаете, телевидение поможет? - усомнился Иннокентий.
– А вы думаете, нет? - недоверчивость юриста фирмы «Дохман и Грохман» явно раздражала Жарынина.
– Надо привлечь общественное мнение! - воскликнул Кокотов.
– Лучше привлечь к уголовной ответственности этого… Как ты сказал, дедушка?
– Ибрагимбыкова.
– Вот-вот… его! А телевидение - бесполезно.
– Матка боска! - всплеснул руками Ян Казимирович. - Вот времена! Раньше - печать была огромной силой! Помню, после моего фельетона в «Правде» «Нет ситца - возьмите ситечко!» Лаврентий Павлович посадил всю коллегию Министерства торговли. Всех до единого! А сейчас? Беззаконное время!
– Почему беззаконное? Будет суд… Наймите хорошего юриста!
– Вы что, Иннокентий, не знаете наших судов? - возмутился Жарынин. - Там, если проплатить, женщине дадут срок за мужеложество!
– Сказано, конечно, смешно, но вы сильно преувеличиваете! Все не так трагично, - возразил правнук.
Как раз в этот момент к зданию лихо подрулил большой серебристый джип. Первой из него выпорхнула юная длинноногая блондинка с мелкими и влажными, словно прямо из-под душа, светлыми кудряшками. Ее коротенькая юбка заканчивалась как раз там, откуда начинается вызов общественной морали. Старички ветхо крякнули, с грустью вспомнив каждый о своем. Старушки посмотрели на одноприютников с осуждением и закручинились о невозможном. Следом выгрузилась полная дама средних лет, вся затянутая в черный кожаный костюм, точно авиатор начала прошлого века. Это сходство дополняли похожий на шлем парик и большие темные очки, поднятые на лоб. Она осмотрелась и разрешающе кивнула: только после этого показался Имоверов - рослый, атлетически сложенный парень с движениями усталой балерины. Одет он был в бирюзовый пиджак и пеструю шелковую рубашку с распахнутым воротом. Телезнаменитость осмотрелась, шумно вдохнула ипокренинский воздух и произнесла, томно растягивая слова:
– И эту красоту хотят отнять! Ну, мы им сейчас покажем!
Между тем водитель джипа вынул из багажника складные стул и столик. Разложил их. На стул тут же уселся Имоверов, а на столик влажная блондинка определила гримерный чемоданчик. Ведущий откинулся, как в парикмахерской, а она, взяв кусочек губки, начала осторожно накладывать тон. Кожаная дама, видимо, редакторша, не теряя времени, достала из сумочки исписанные странички, присела на корточки и принялась читать заготовленный текст, почти вставив свои артикулирующие губы в ухо звезде.
Из-за колонны высунулся Огуревич и жалобно поманил Кокотова.
– Передайте Дмитрию Антоновичу! Пусть не рассказывает о том, как мы вкладывали деньги в «чемадурики»! - попросил он, держась за живот.
– Передам!
– И пусть обязательно скажет, что у нас живет двадцать народных артистов. Хорошо?
– Хорошо.
– Вы думаете, телевидение нам поможет?
– Конечно!
– Когда это все закончится?! - всхлипнул Огуревич, исчезая.
А Кокотов вдруг задумался о том, что же будут воровать друг у друга люди, когда преобразятся в корпускулярно-волновое состояние? Видимо, найдут - что…
Тем временем загримированный Имоверов встал со стула. Влажная блондинка, уложив его русые волосы, теперь поправляла ему пиджак и ворот рубашки, а кожаная дама дошептывала текст, но вдруг лицо знаменитости исказилось обидой, он замотал головой, что-то сердито буркнул гримерше, вытряхнул губы редакторши из своего уха и скрылся в джипе, хлопнув дверцей. Оператор в сердцах сплюнул и погладил камеру, словно пулеметчик, уговаривающий сам себя потерпеть, погодить со стрельбой, пока враг не подойдет поближе. Престарелая общественность заволновалась. Даже опытный Жарынин нехорошо нахмурился и достал из кармана мобильник.
Но кожаная дама, чтобы всех успокоить, подняла руку и громко объявила:
– Не волнуйтесь! Сейчас начнем съемку! Кто будет говорить?
– Я! - выступил вперед старый фельетонист.
– Не стоит, дедушка! - ласково упрекнул Кеша.
– Надо, внучек! Если не мы, то кто же?
– А вы у нас кто? - участливо спросила кожаная, приготовив блокнот и ручку.
– Иван Болт! - Ян Казимирович почему-то решил отрекомендоваться своим прославленным газетным псевдонимом.
– Тот самый?! - в восторге воскликнула дама.
– Конечно! - побагровел от удовольствия старик, а Кокотов подивился подкованности телевизионной братии.
– Замечательно! Кто еще?
– Ящик. Где Ящик?… - Ян Казимирович начал беспокойно озираться.
– Не волнуйтесь! Мы вас и так снимем, без ящика… - успокоила редакторша, видимо, решив, что ветеран тревожится из-за своего малого роста. - Кто еще?
– Я буду говорить! - объявил режиссер, выступив вперед.
– Вы? Кто вы?
– Жарынин.
– Господи, не узнала! Будете богатым… Отлично! Ой, ну как же я такого человека не узнала! - запереживала кожаная дама.
Дмитрий Антонович незаметно бросил на соавтора короткий взгляд, исполненный скромного торжества.
– Я буду говорить! Я! - Из-за спин вдруг раздался воспаленный голос Жукова-Хаита.
– Вы?! Да у нас сегодня просто созвездие какое-то! Только что помнила вашу фамилию… Забыла! Дурацкая работа!
– Жуков-Хаит!
– Ну конечно же - Жуков-Хаит… Ах ты, господи! И тут Кокотов, наконец, догадался, что кожаная дама никого на самом деле не знает, а просто валяет профессиональную дурочку, чтобы расположить к себе обитателей «Ипокренина», где, как ей объяснили, нашли последний приют немало состарившихся знаменитостей. Жарынин тоже сообразил это и отвел глаза в гневном смущении. Однако дама энергично увлекла выступающих в отдаленье, спрашивала их о чем-то и строчила в блокноте. Наконец из джипа появился на свет Имоверов. На нем теперь были ярко-синие джинсы, шелковый пиджак цвета взбесившейся канарейки и черная майка с меткой «Армани».
– Ну, вот я и готов! - Он встал перед камерой. - Как я вам теперь?
– Потрясающе! - воскликнула кожаная, насельники одобрительно закивали, а оператор, зверски прищурив левый глаз, взялся за камеру.
Паренек в бейсболке угодливо подал звезде микрофон, а тот принял его, точно скипетр. Черенок микрофона был вставлен в кубик, на гранях которого красовалась разноцветная аббревиатура «ТВ-Плюс».
– Ну, кто первый? - ласково спросил Имоверов.
– Он! - Кожаная показала на Болтянского.
– Я, - выступил вперед старичок.
Редакторша подскочила к ведущему, показала ему страничку в своем блокнотике и еще что-то дополнительно доложила в ухо.
– Ага! - радостно кивнул Имоверов. - Работаем!
Оператор посмотрел на него глазами пулеметчика, у которого в разгар боя кончились патроны, и перекошенным лицом приник к камере.
– Яков Казимирович, - игриво спросила телезвезда, - не отдадим ведь рейдерам «Ипокренино»? Москвуто врагам не отдали!
– Ян Казимирович, - обидчиво поправила легенда отечественной фельетонистики.
– Ну конечно, конечно же, Ян… - Ведущий метнул нехороший взгляд в кожаную даму, а та виновато уткнулась в свой блокнот. - Ян Казимирович, не отдадим «Ипокренина»? Москву-то врагам не отдали!
– Не отдадим! - затвердевшими от волнения губами ответил бравый дед.
– А говорят, когда-то вы писали в «Правду» фельетоны под псевдонимом «Иван Болт» и могли снять с работы любого министра. Все хапуги Советского Союза боялись вас, как огня!
– Писал… Мог… Боялись… - телеграфически подтвердил Болтянский.
– Так в чем же дело? Сразите врага штыком сатиры! Или силы теперь уж не те? Или нет пороха в пороховницах?