Веспасиан. Фальшивый бог Рима - Фаббри Роберт

— И что ответил мой внук?

Евтих жадно посмотрел на горку золотых монет, затем перевёл взгляд на Антонию.

— А как, по-твоему, он мог ответить, домина?

— Вижу, мы с тобой отлично поняли друг друга. Уверена, он сказал следующее: «Ирод, это измена. Пусть Тиберий живёт вечно. В следующий раз, когда я услышу такие речи, я донесу на тебя».

— Именно так он и сказал, клянусь тебе.

— У моего внука слишком мягкая душа.

— О, это благородный недостаток, домина, — печально согласился Гай.

— Будем надеяться, что он не пойдёт ему во вред, — добавил Веспасиан, глядя на дядю и кивнув в знак согласия.

— Спасибо тебе, Евтих. Как только мы уладим это дело, ты сможешь взять деньги. А пока ты останешься здесь. Палл, проводи его туда, где мы обычно содержим наших гостей.

Управляющий повёл ничего не подозревающего вольноотпущенника в подземную тюрьму. «Интересно, — подумал Веспасиан, — сколько он там просидит?»

Антония собрала монеты и положила их назад в кошелёк.

— Считаю своим долгом исправить ошибку моего внука и донести об этом. Макрон уехал к императору в Антий, на свадьбу юного Гая. Поэтому мы должны действовать, пока его нет. Сенатор Поллон, я прошу тебя это записать и буду весьма признательна, если ты зачитаешь записанное во время следующего заседания Сената.

— Разумеется, домина.

Их разговор прервал истерический крик, донёсшийся из атрия.

— Уйдите, я должна её увидеть. Я знаю, что она там!

Оттолкнув от себя Феликса, который пытался её удержать, в сад вбежала молодая, широкобёдрая женщина лет тридцати. Одежда на ней была порвана, волосы — всклокочены.

— Антония! — крикнула она. — Это твоих рук дело!

— Моя дорогая Поппея Сабина, успокойся, прошу тебя, — проворковала Антония, вставая.

— Успокоиться? Как я могу успокоиться, когда вижу перед собой убийцу моего отца?

— Я сама только что услышала о его смерти вот от этих сенаторов. Подумать только, какая трагедия!

— Трагедия? — выкрикнула Поппея, пристальным взглядом обводя присутствующих. — Ты убила его, а эти мужчины наверняка помогли тебе в этом. Я знаю, сенатор Поллон и его племянники всегда настраивали тебя против моего отца. Он сам мне об этом говорил. Это ты убила его, Антония, потому что он пытался отстранить твою семью от трона! Ты убила его, чтобы обезопасить себя. Я не знаю, как. Но если он умер естественной смертью, скажи, почему у него распухшая губа, которая к тому же рассечена? Утром, когда я его видела, я ничего подобного не заметила. У нашей семьи безукоризненная репутация, и люди прислушаются, когда я потребую правды.

Поппея сплюнула на землю, повернулась и, оттолкнув Феликса, с достоинством удалилась из сада.

— Извини, домина, но она...

— Всё в порядке, Феликс, ей очень хотелось меня видеть. Скажи лучше, как там наше другое дело?

— Оно сделано, домина. Тело и ларец в Тибре. Голова уничтожена.

— Отлично. Проводи её из дома, дабы она ничего не натворила, и пошли записку Азиатику, чтобы тот немедленно явился сюда.

С этими словами Антония повернулась к гостям за столом.

— Похоже, теперь нам нужно очернить две репутации, если мы не хотим, чтобы симпатии Сената переметнулись на сторону Поппеи. Гай, придержи донос на Ирода, пока Азиатик, Корбулон и Веспасиан не выполнят одну мою просьбу, — сказала Антония и достала четвёртый свиток, который ей отдал Прим, и вручила его Сабину. — Потом, когда твой дядя это сделает, прочти вслух вот это. Думаю, лучше всего это сделать сейчас, ибо Ирод больше не может тебя шантажировать. — Антония похлопала купчую и удостоверения права собственности на зерно, которые принёс Евтих. — Я собиралась сохранить это на будущее, но после визита Поппеи будет лучше обнародовать это сейчас. Думаю также, это поможет тебе на выборах в преторы.

Сабин пробежал свитки глазами и довольно осклабился.

— С удовольствием.

— Таким образом, Призванные Отцы, — завершил свою речь старший Консул Азиатик перед полным залом Сената. — Я предлагаю проголосовать за благодарность от лица Сената в адрес его верного члена, Гая Поппея Сабина, который долгие годы верой и правдой служил нам и императору. Я также предлагаю за общественный счёт отлить его изваяние в бронзе и поставить на Форуме.

Азиатик сел под хор одобрительных голосов с обеих сторон зала. Веспасиан последовал всеобщему примеру. Антония наверняка осталась бы довольна тем, подумал он, что консул провёл дебаты именно так, как она просила.

— Старший консул, могу я взять слово? — пророкотал Корбулон, заглушая гул голосов, и поднялся с места.

— Сенат выслушает тебя, сенатор Корбулон, — крикнул Азиатик, призывая зал к тишине. Веспасиан улыбнулся.

Корбулон вышел вперёд, пытаясь не выдать своего отвращения по поводу первой части того, что ему предстояло сказать по приказу Антонии.

— Призванные отцы. Я три года служил с Поппеем в Мёзии и Фракии. Я считаю для себя честью поддержать предложение консула. Я, как и вы все, был потрясён, когда Поппей был найден мёртвым на Форуме. Вместе с тем я считаю, что для человека, отдавшего свою жизнь на благо империи, нет лучшего места умереть, чем в самом её сердце.

Вместе с тем все мы знаем, что Поппей не возражал, когда солдаты величали его «император». Поэтому я считаю, что статуя на Форуме, установленная в непосредственной близости от статуи нашего блестящего императора и его предшественника, стала бы напоминанием об этой прискорбной ошибке, — знаю, некоторые назвали бы это даже «изменой», — допущенной человеком, которого мы превозносим сегодня.

Под одобрительный шепоток Корбулон вернулся на место. Слово снова взял Азиатик.

— Сенатор Корбулон совершенно прав, напомнив нам об этом прискорбном эпизоде. Мы бы не хотели, чтобы император решил, что верный ему Сенат так или иначе прощает ошибку Поппея, которую тот допустил, — я в том уверен, — охваченный ликованием по поводу победы над врагами Рима. То, что император в своём милосердии предпочёл столь долго закрывать на неё глаза, есть сигнал нам всем, что — в отличие от статуи, которая, возможно, не вполне уместна, — слова благодарности заслуженно причитаются тому, кто допустил в жизни всего одну ошибку.

Веспасиан нервно — ибо делал это впервые — поднялся с места.

— Старший консул, могу я взять слово?

— Сенат готов выслушать первую речь сенатора Тита Флавия Веспасиана, — торжественно объявил Азиатик.

Ощущая на себе взгляды пятисот сенаторов, Веспасиан прошёл на середину зала. Всеми силами стараясь не стушеваться, — как-никак, это было его первое публичное выступление в Сенате, — он прокашлялся и начал речь:

— Призванные отцы, многие из вас наверняка задаются вопросом, что могу я, один из самых юных членов этого уважаемого собрания, добавить к дебатам. Я тоже был во Фракии вместе с Поппеем, и верность Сенату Рима и нашему императору не позволяет мне молчать о том, чему я был свидетелем. Сенатор Корбулон был прав, когда привлёк ваше внимание к выкрикам «Император», однако он рассказал вам не всю историю.

Его не было во время празднования победы в решающей битве, ибо он, получив в своё распоряжение две когорты, отбыл с заданием взять укреплённую цитадель фракийцев и очистить её от остатков врага. Поэтому он не видел, как Поппей под крики «Император!» купался в лучах славы. Вместо того чтобы наказать или хотя бы одёрнуть крикунов, — а ведь именно так, движимый верностью императору, поступил бы любой из нас — он лично поощрял эти вероломные славословия.

Веспасиан выдержал паузу, глядя, как сенаторы устроили шумное соревнование в выражении своей преданности императору.

— Сколь позорным ни было это преступление против императора, оно ещё не самое худшее из совершённых Поппеем в тот день.

После этих слов воцарилась гнетущая тишина. Сенаторы тотчас умолкли, желая узнать, что же может быть хуже преступления против императора.