Георгий Владимов: бремя рыцарства - Светлана Шнитман-МакМиллин

всех стукачей. После этой встречи он внутренне знает, что они с Лилей – чужие. И когда, направляясь на банкет, она «не видит» его в толпе спасшихся моряков, Сеня сознает, что его влюбленность в «не похожую на других бабу» навсегда смыта океанским штормом.

Лиля Щетинина – продукт системы, стремившейся воспитывать нравственно недоразвитых, а потому безопасных для себя граждан, неспособных построить самостоятельную жизнь, сделать выбор, совершить поступок: отсюда – все Лилины «не». Если приходилось, они были готовы идти на компромиссы, не чувствуя границ порядочности и подлости. Эта девушка была не парой беспутному, живому и ищущему Сене Шалаю, и от того, что мезальянс не состоялся, выиграл именно он.

Клавка Перевощикова. Смесь Кармен и Василисы Прекрасной – жизнеспособная красавица с быстрыми реакциями и ярким природным умом. Клавкина бойкость и налет вульгарности отражают стиль ее профессии и окружения. Но в ней явно заложена потенция куда большая, чем предполагает роль официантки, ясное подтверждение чему – глубокий и осмысленный разговор с Сеней в ее каюте на базе.

В начале своих отношений они как будто существуют в двух параллельных измерениях. Сеня сразу определяет Клавку как знакомый женский тип: «Вся она была холеная, крепкая… Красуля, можно сказать. А лицо этакое ленивое, и глаза чуть подпухшие, будто со сна. Но я таких – знаю. Когда надо, так они не ленивые. И не сонные» (2/18). Но он совершенно неверно понимает ее: «Пришла наконец Клавка, стрельнула глазами и сразу, конечно, поняла, кто тут главный, кто платит. Передо мною и с чистой скатерки смела» (2/18). Клавкино воспоминание о том же эпизоде: «Я перед тобой и со скатерки чистой смела, и уж так, и так… А сказал бы ты мне тогда: “Поедем со мной, Клавка”, – тут же бы и поехала, куда хочешь. Скинула б только передник» (2/355). Она кажется Сене необычайно привлекательной: «…губы у ней обкусанные и яркие, как маков цвет. Наверно, никогда она их не красила», – но он подчеркнуто грубоват с ней: «Неси, чего там у тебя есть получше» (2/18). В «Арктике» Сеня сразу отмечает ее яркую красоту: «А Клавка – та королевой сидела…» (2/29) Но он убежден, что она пришла с «пропащим» бичом Аскольдом. Клавка же пришла именно к Сене: «Пригласил, за ушком поцеловал… Я-то – разоделась, марафет навела, в большом порядке пришла девочка!» (2/355) Сама Клавка с первой встречи, с улыбкой говоря: «Не торопись, все будет. Дай хоть наглядеться на тебя, залетного…» (2/18) – уже знает, что Сеня – тот, кто ей нужен. Она называет его «рыженьким» – в России к рыжим относились, как к другой расе, и в школах ужасно дразнили. Так как роман написан от первого лица, мы только к концу узнаем, что Сеня – «светленький». Но для Клавки он был другой, и, чувствуя это своим женским инстинктом, она готова его защищать от недружественного мира.

Попав пьяным в ее комнатку в Росте, Сеня ведет себя инстинктивно, еще не понимая, что эта женщина – его судьба: «Клавка мне поднесла стопку и чего-то закусить, хотела со мной чокнуться. А я ее ноги увидел – красивые, с круглыми коленками, и чокнулся об ее коленку. Я ее так любил, Клавку, никого в жизни так не любил» (2/60). Но когда в тот вечер его избивают и грабят бичи, он совершенно уверен, что Клавка была в сговоре с ними. И, уйдя в море, лелеет злую мечту рассчитаться с ней. Убеждение, что Клавка расчетливая «девка» (2/22), остается в нем очень долго:

Она тебя встретит, такая Клавка, на причале, повиляет бедрами, и ты пойдешь за ней, как бык с кольцом в ноздре. И – не прогадаешь, если не будешь особенно жаться, пошвыряешься заработанными, как душа просит. Она тебе на все береговые, на пятнадцать там или семнадцать дней, лучшую жизнь обеспечит – тепло и уют, и питье с наилучшей закусью, и телевизор, и верную любовь… За Нордкапом очухаешься – ни гроша в кармане, да они и не нужны в море, зато ведь вспомнить дорого! И светлый образ ее маячит над водами. Месяца три маячит, я по опыту говорю, а в это время она себя другому выкладывает до донышка. Вернешься – можешь ее снова встретить, а можешь – другую, она ничем не хуже (2/140–141).

При неожиданной встрече с ней на базе Сеню захлестывают эмоции. Уже живущая в нем любовь и страшная обида на ее, как ему кажется, предательство, недовольство собой и опустошение, которое он испытывает от конца отношений с Лилей, – все выливается в холодный, жесткий, ненавистный разговор. Для Клавки, совершенно невиновной в краже его денег, его слова – как ледяная океанская вода. Она даже не скрывает, как глубоко он ее ранил:

– Вот этот злодей, в курточке, зверем на меня смотрит. Убить меня хочет.

– Кто, Сеня?! – Дрифтер взревел: – Да какой же он злодей? Да он у нас – душа парохода! Весь экипаж в нем силы черпает в трудные минуты жизни!

– Вот вы его и заездили. Может, и была у него душа когда-то, да вы из него вынули…

– Сень! – Дрифтер ко мне стал приглядываться. – А у тебя и правда взгляд какой-то неродной. Сень, смягчись. Ведь на такую королеву смотришь!

– Правда, – сказала Клавка, – что ты против меня имеешь?

– Ты не кошка, я подумал, ты змея (2/243).

Но перед близкой смертью Сеня испытывает острое раскаяние за причиненную ей боль:

Мне вдруг стыдно стало, так горячо стыдно, когда вспомнил, как она стояла передо мной на холоде с голыми локтями, грудью. Что, если она и вправду не виновата ни в чем? А если и виновата – никакие деньги не стоили, что бы я так с нею говорил. Что же она про меня запомнит? (2/287)

Когда они еще раз встречаются на базе, Клавкина реакция на слова дрифтера: «По волнам его курточка плавает», – полностью контрастирует с Лилиной «близорукостью»:

Клавка взглянула испуганно – и меня как по сердцу резануло: так она быстро побледнела, вскинула руки к груди.

– Да не сообщали же… Типун тебе на язык!

Дрифтер уже не рад был, что так сказал.

– Погоди, груди-то не сминай, никто у нас не утоп. Сень, ты где? Ну-ка, выходи там. Выходи, когда баба требует! (2/349)

И хотя она явно помнит оскорбление, Клавка сразу оживает, и все вокруг меняется от ее присутствия.