Встречный бой штрафников - Сергей Михеенков

– Ты толком говори, Чебак. Где немцы? Кто костер запалил?

– Я и говорю, немцы.

– А ну, ектыть, пойдем, вместе посмотрим.

– Нет, я больше туда не пойду, – вдруг заявил Чебак и отвернулся; он торопливо докуривал, тягая из рукава, словно вот-вот поступит команда строиться.

– Это ж почему?

– А потому, что они сказали больше не приходить.

– Кто?

– Кто… Я ж говорю, немцы.

И только тут Нелюбин понял, что несколько минут назад произошло в лесу северо-восточнее, где по-прежнему горел костер, и начал понимать, в какой переплет попали и его Седьмая, и соседняя Восьмая роты, а возможно, и весь батальон.

Блокирующий огонь немецких танков остановил не только атаку Второго и Третьего батальонов, но, как по команде, прекратили выход группы немцев, оставшихся во время стремительного продвижения полка вперед в их тылы. Связисты и разведчики докладывали, что в лесу позади них рыскают небольшие группы немцев, вооружены легким стрелковым оружием. Нелюбин по себе знал, что такое оказаться в окружении. Тут надо поскорее собирать остатки сил и пробиваться. И он ждал, что ночью немцы, объединившись в более многочисленные группы, попытаются выйти к своим. Предупредил взводных, чтобы держали под рукой дежурных пулеметчиков.

И вот окруженные не только не предпринимают никаких действий к выходу, но они еще и разожгли костры.

Костер теперь горел и левее, позади взвода лейтенанта Мороза, и в полосе обороны Восьмой роты. Чебак рассказал, что, когда он спросонья вышел к костру, оттуда его окликнули по-русски, но с акцентом. Он не придал значения, так как с акцентом в батальоне говорят многие. И действительно, в ротах были и узбеки, и латыши, и молдаване. Когда Чебак подошел к костру, то вдруг увидел, что возле него стояли немцы. Вначале он подумал, что – пленные. Потом увидел, что все они вооружены. Испугался. Но виду не подал. Тот, кто позвал его, стоял и улыбался. И тогда Чебак двумя пальцами похлопал по губам. И немец понял его жест и вытащил из кармана пачку сигарет. Чебак закурил от зажигалки, повернулся и пошел по своему следу назад. Никто его не окликнул, никто не выстерлил.

Переполох начался и во взводах. Гудилин и Пересвятов прислали связных, а лейтенант Мороз прибыл сам.

– Вот что, ребяты, – сказал Нелюбин, – запаливайте и вы костры. Будем и мы греться.

В полосе Восьмой роты стояла темень. Нелюбин позвал первого попавшегося на глаза связиста и приказал бегом бежать в Восьмую, к Воронцову.

Снег валил и валил, залепляя глаза и уши. Со стороны болота тянуло настылой сыростью. Чуть погодя оттуда поволокло туман. И костры в этой вязкой пелене тумана и усиливающегося снегопада вначале окутались, как в армейские шубы, в лохматые нимбы, а потом и вовсе стали угасать. Туман и снегопад отъединяли костры и людей, сгрудившихся вокруг них, от остального мира, от войны, от противника и соседей. В какой-то момент люди перестали ощущать время и реальность. Предоставленные сами себе, они думали свои думы, разговаривали тихо, стараясь при этом не греметь оружием, словно боясь разрушить то, что подарила им эта ночь и этот час. Они даже не оглядывались на соседние костры, откуда доносилась чужая речь, потому что и там на время позабыли о войне.

Капитан Солодовников наконец-то разыскал заплутавший обоз санитарной роты и старшего лейтенанта медицинской службы Игнатьеву. Он распорядился очистить лесную сторожку, натопить печь и разместить здесь часть санитаров. Но спустя некоторое время, когда он решил поинтересоваться, как те устроились и нуждается ли в чем передвижной пункт первой медицинской помощи, к разочарованию своему узнал, что старший лейтенант Игнатьева с тремя подводами уехала куда-то вперед, в сторону дороги, где днем шел бой и где, возможно, остались раненые.

Вот тебе и генеральская «наездница», подумал он об Игнатьевой. День и ночь летает по передовой, ничего не боится, ничего не требует. А ты, Дмитрий Вадимович, товарищ майор, из своей тыловой землянки о ней беспокоишься…

Он вышел из сторожки. Закурил с часовым. В стороне дороги было тихо.

– Старший лейтенант Игнатьева когда уехала? – спросил он часового.

– А как раз я заступал после Сверчкова. Полтора часа тому будет. Ну да, через полчаса мне сменяться.

– Не сказала, когда вернется?

– Начальство. Оно нам не докладывает, куда поехало, когда вернется. – Часовой обрадовался папиросе, которой его угостил комбат-3, затягивался глубоко, с наслаждением, пряча огонек в рукаве. – Что-то затихло на дороге. Неужто наши прорвались?

– Стоят перед Яровщиной, – сказал Солодовников.

– Стало быть, опять там остановили. Там у них, товарищ капитан, крепкая оборона. Окопы в полный профиль.

Полк уже не первый раз атаковал в этом направлении. И этот боец из санитарной роты, должно быть, уже бывал здесь, подумал Солодовников, торопливо докуривая свою папиросу и поглядывая на коня, которого держал в поводу адъютант.

Через минуту они уже скакали по хорошо утоптанному проселку в сторону большака.

Последние донесения из рот не обнадеживали: остановлены сильным пулеметным и минометным огнем; впереди противник имеет сплошную линию обороны в виде разветвленной траншеи в полный профиль; в стороне Яровщины слышен гул танковых моторов. Капитан Солодовников знал, что это такое. Утром начнется контратака. И его роты, оказавшиеся справа и слева от большака, будут сметены и раздавлены в первую очередь. Неужели в штабе полка не понимают, что наша атака уже провалилась, что перспектив развития ее в глубину нет. Что пауза, допущенная по причине того, что замешкалось усиление, на руку только противнику. Что первоначальная артподготовка совершенно не нарушила оборону противника в горловине между болотами, а именно эта линия, судя по всему, и является основной. Что было бы благоразумным отойти километра на полтора и окопаться фронтом на запад и на юго-запад, перехватив большак и удерживая его до подхода свежих сил.

Комбат заскочил на минуту в штаб батальона, разместившийся в одной из уцелевших хат на краю Дебриков. Начштаба не спал. Встал из-за стола, на котором была разложена карта, придавленная керосиновой лампой, и спросил:

– Ну что там, Андрей Ильич, в ротах?

– А что. Дело хуже некуда. Утром они, судя по всему, начнут контратаку. С танками. Как в прошлый раз. Если батальон до утра не отвести, Седьмая и Восьмая останутся возле дороги. Мы сможем отвести только Девятую. И то, если успеем и если на то будет разрешение. Ты сегодня не спи. А я поеду к Воронцову и Нелюбину. Какие новости оттуда?

– Немцы костры жгут.

– Какие костры?

– Те, которые не вышли, сгруппировались в тылу и жгут костры. Либо немцы их не выпускают, боясь, нашей инфильтрации. Либо что-то задумали. Скорее всего, все же первое. Вот они и палят костры. А Нелюбин с Воронцовым тоже костры запалили.

– Связь со штабом полка есть?

– Есть. И со штабом полка, и с батальонами.

– Это хорошо.

Солодовников налил полкружки водки и выпил. Крякнул, закусил тушенкой прямо из банки и сказал:

– Говорят, немцы какие-то таблетки жрут, чтобы не спать. Не слыхал?

– Есть у них такой препарат в виде таблеток, первитин называется. Что-то вроде наркотика. Человек ощущает прилив сил и энергии, может до трех суток выдерживать без сна.

– До трех суток? Хорошие таблетки. А на меня в этом смысле положительным образом, так сказать, действует вот это дело. – И капитан Солодовников щелкнул ногтем по бутылке.

Спустя некоторое время он скакал по лесному проселку на запад.

Когда Воронцов увидел капитана Солодовникова, в его короткополой телогрейке с автоматом за спиной, сразу понял, что и комбат прибыл к ним не с доброй вестью.

– Жгут? Греются? – спросил комбат, спрыгнув с седла в снег.

– Как видите, Андрей Ильич. Не прячутся. Как напоказ.

– Срочно пошли за Нелюбиным. И срочно доставить сюда солдата, который к ним ходил. И пусть он его предупредит, чтобы не боялся. Ничего ему не будет. Мне правда нужна. А не объяснения, как такое могло случиться.

Нелюбин с Чебаком и связными вскоре прибыли в расположение Восьмой роты.

Капитан Солодовников выслушал Чебака, отпустил его и сказал:

– У нас в батальоне если какой курьез случается, то непременно в Седьмой роте.

Нелюбин даже ухом не повел.

– Ну что, окопники мои? Чужие сигареты быстро кончаются. Что думаете? Давайте, выкладывайте.

Воронцов с Нелюбиным переглянулись.

– А вот то и думаем, Андрей Ильич, что в дождь сено не сушат. Мы с вами давно в одних окопах. Нам друг от друга вилять незачем. Выбираться нам надобно отсюда, пока они там чухаются. По своим они лупить не будут. Так что сняться можно тихо и без потерь отойти к сторожке. А там как прикажете. Там можно и окопаться. В лесу танки полезут по дороге. Вот наши ПТО там их и встретят. В узком месте. А тут что? Тут они нас обойдут и будут потом по лесу да болоту гонять, как гончие зайцев.